Кирилл Викторович был трезв, сидел, насупившись, на низком табурете в позе Леонова из "Джентельменов…" - ноги врозь, сгорблен, правая рука кистью на колене. На туловище Кирилла Викторовича была надета явно не по размеру кроваво-красная майка со штампованным изображением Че Гевары. Лицо товарища Че оказалось натянутым прямо на пивное пузо Кирилла Викторовича, и потому сам командармэ походил на какого-то несуразного довольного монгола - круглый лик, суженные глаза и идиотская, растянутая на весь телевизор лыба. Неизменным атрибутом одежды Кирилла Викторовича оставались лишь семейные трусы, пропитанные жопным пОтом еще с того памятного дня, когда беззубое хуйло Шайба заставил всю дружину натурально измерять площадь микрорайона. Весь вид Кирилла Викторовича, выражавший явный социальный протест, был подстать его теперешнему революционному настроению (следствию головной боли, отсутствия денег и общей неустроенности). Наш герой склонился над книгой, как делали вне всякого сомнения абсолютно все повстанческие умы тысячелетия, включая, видимо, и Че Гевару. Книжка, правда, несколько не вписывалась в общий, так сказать, план. Это было практическое издание для изучающих психологию автора Власовой под названием "Психические отклонения у детей". Кирилл Викторович, не зная наверняка о точном происхождении объекта, предположил, что сей труд была им спижжен из студенческого общежития, куда сам Кирилл Викторович был накануне затянут Панкратом на строго научный семинар, окончившийся сегодняшним утренним похмельем. Кирилл Викторович задумчиво листал страницы, большинство из которых было желтого цвета и заляпано жирными пятнами, два раза попадались листы с четкой коричневой полосой посередине, что могло означать только одно - кто-то умело подтирался, не выдирая страниц (такой же след был, кстати, обнаружен и на внутренней стороне твердой обложки, что привело Кирилла Викторовича в восторг). Ни капли не смущенный увиденным, тянущийся к знаниям Кирилл Викторович открыл книгу, пожалуй, в единственном более или менее читабельном месте: глава называлась "Дети-олигофрены".
"…у Маши до двух лет были выявлены все симптомы ретардативного комплекса, - на слове "ретардативного" Кирилл Викторович запнулся несколько раз, но тем не менее его преодолел и продолжил читать, - Сейчас Маша обучается в третьем классе спецшколы. Нами ей была предложена задача… - далее шло описание задачи, по словам автора, специально для детей-олигофренов, - Было куплено 12 ложек и 16 вилок, каждая ложка стоит 40 копеек, 16 вилок стоят столько же, сколько и дюжина ложек. Сколько стоит одна вилка?" После получасового напряженного раздумья к Кириллу Викторовичу пришло удручающее осознание того, что дела его обстоят намного хуже, чем у Маши-олигофрена, поскольку девочка в итоге задачку все же решила. Привычное байроновское уныние начало сменяться урбанистической депрессией, и книга была брошена в окно, ударилась об стекло и сползла за батарею.
Пришел Панкрат. За пару дней до этого ему удалось каким-то невероятным образом отловить своего кота по кличке Деньги, но, к великому сожалению последователя древних культов Панкрата, с того самого дня, когда кот от него сбежал, чудо притягивания животным настоящих денег упорно не хотело повторяться. Гений-аспирант, все также одержимый жаждой финансов, придумал-таки выход. Он по какой-то одному ему понятной причине был уверен в том, что если повторить всю процедуру, то бишь все утро того дня детально, то деньги непременно появятся на том же месте. В доказательство своего бреда он яро приводил выдержки из еще одного шизофреничного курсового проекта, обнаруженного, кстати, накануне во время строго научного семинара. В общем, как утверждал Панкрат, для полноты картины не хватало третьего элемента - Шайбы. Выслушав все это из уст маленького Гитлера, как теперь за глаза называл его Кирилл Викторович, последний решил, что все-таки слишком сильно чертарезнул в прошлый раз Панкрата кирпичом, и теперь у парня окончательно снесло кукуху. Но поскольку отказ означал лишь тупое сидение дома, Кирилл Викторович, из боязни дополнить свой диагноз олигофрена еще каким-нибудь неприятным открытием, все-таки решил выйти на улицу, подышать воздухом.
Шайба в своем унынии был охвачен новым филологическим бзиком. Он лежал на кровати в комнате родного общежития, мысленно плевал в потолок и переделывал названия по возможности всех ему известных фильмов и художественных произведений. Возможности его пока были ограничены двумя свежепридуманными версиями: это фильм "Рожденные при поллюции" (вместо "Рожденные революцией"), а также труд Александра С. Пушкина "Песнь о вещи калеки", или другой вариант "Песнь о вещи-калеке". Последние два названия наводили Шайбу на массу окололингвистических предположений: в первом случае, например, речь могла идти о, скажем, костыле; во втором же случае было совершенно неясно, о чем могла бы идти речь - поиском решения этой проблемы и занимался сейчас Шайба. Ответ пришел к нему неожиданно - когда на пороге появился Кирилл Викторович; Шайба вдруг понял, что "вещь-калека" это скорее всего он сам через пару минут. Шайба не верил, что Викторыч забыл недавний инцидент со спринтом. Появившийся в проходе Панкрат несколько рассеял шайбовские опасения. Гости уселись рядом с кроватью. Лицо Шайбы приняло виноватое выражение "опять двойка", и на этом инцидент был исчерпан, как и содержимое предусмотрительно захваченного Панкратом пузыря.
Легкое опьянение, несомненно, помогло сгладить для Шайбы шок от тутже ему изложенной панкратовской теории. Второй пузырь помог Шайбе окончательно утвердиться в мысли помочь дорогому товарищу.
"Так,.. ага…угу… все на месте…" - заплетающимся языком пробурчал Панкрат, вот уже в течение минут двадцати колдовавший над журнальным столиком в квартире Кирилла Викторовича. По настоятельной просьбе аспиранта-теоретика всем пришлось разоблачиться до трусов и вспотеть, дабы с точностью воссоздать обстановку памятного чудесного утра. Кирилл Викторович верх снимать отказался, потому как чувствовал, что маечка не по размеру при этом обязательно порвется. Из такой вот жалости к высокой моде, он носил ее не снимая уже недели две - видно ждал, пока сама рассосется.
Уже в жопу пьяный, Панкрат вызывал у своих куда более трезвых друзей чувство жалости. Кирилл Викторович и Шайба многозначительно переглянулись. "Твою мать, - тихо сказал Шайба, - пора парня на дурку сдавать". Вдруг опешив от того, что нежданно-негаданно заговорил рифмами, Шайба крепко призадумался, по причине чего и начал было входить в привычное состояние ступора, когда Кирилл Викторович, толкнув его в бок, прошептал: "Тихо ты. Не обижай друга. Пусть херней помается". "Друга, друга, - с явным недовольством ответил Шайба, - у него ж, нах, белуга…" - недосказав последнего слога, Шайба заткнулся, твердо решив ничего больше не говорить. Было ясно, что его хрупкий разум отказывался адекватно воспринимать неожиданные стихотворные наклонности своего хозяина; хотя не думать об этом филологическом феномене было просто невозможно; по сему Шайба признал, что ступор все-таки неизбежен, и начал плавно фокусировать томный взгляд на бесконечности. Преградой на пути к бесконечности оказался надутый живот Кирилла Викторовича, с которого Шайбе загадочно улыбался Че Гевара. Это добило и без того пошатнувшийся шайбинский рассудок, и он, мысленно попрощавшись с окружающими, отправился по лабиринтам сознания (хотя в отношении Шайбы лучше было бы сказать "по узкому прямому корридору бессознания").
Трио в полном составе собралось, как некогда, вокруг низкого столика. На коленях Панкрата, зажатый мертвой хваткой, мирно охуевал кот Деньги. По сценарию, когда кота отпустят, он должен был незамедлительно броситься к окну в попытке сбежать, ебануться о стекло и сползти за батарею, где и произойдет чудо материализации воображаемых денег. "Ну фсе…, пролепетал в торжественной тишине Панкрат, - п-паехали…" Панкрат ослабил хватку, но кот и не думал сбегать. Панкрат убрал руку совсем, ситуация не изменилась… - умное животное, прообщавшись с психопатичным аспирантом уже столько времени, усвоило, что резкие движения ни к чему хорошему не приводят - сливаться надо медленно и незаметно, по-английски. Панкрат, видимо, не ожидал такого развития и задумался. Затем, подняв кошачью морду до уровня своей, он заглянул животному в глаза - Деньги апатичным взглядом небуйного умалишенного смотрел сквозь хозяина. Таким своим видом кот неумолимо походил на каматозного Шайбу, причем сходство это было практически внешним. У Панкрата в голове даже мелькнула мысль, что если кошака побрить налысо и выбить два передних зуба, то получится такой миниатюрный вариант вышеозначенного товарища.
Задумчивость продлилась недолго, и Панкрат без колебаний решил сам помочь чуду произойти - с размаху он швыранул кота в сторону окна. Тот, неудачно ударившись хребтом о деревянную раму, за батарею не сполз, а плюхнулся на подоконник, где и остался, беззвучно дыша. Кирилл Викторович понял, что Панкрат сошел с ума. Вся эта картина до боли напоминала ему классическое полотно "Избиение младенцев", причем все младенцы в совокупности сосредоточились в образе измученного жизнью кота Деньги. Панкрат, тем не менее, не растерялся. Подскочив к окну, он нежно подтолкнул кошачью тушку, и она все-таки свалилась за радиатор. Панкрат пулей вернулся на исходную позицию, посидел там несколько секунд, затем уже степенно снова подошел к батарее, присел на корточки, и, не глядя, сунул под нее руку. Пауза. И как только пальцы Панкрата нащупали что-то бумажное, их обладатель тут же схватил находку, наподобие капкана, и резко выдернул руку из под батареи. Желтовато-белесый цвет скомканного в его ладони листа, несколько отрезвил Панкрата, ожидавшего на этот раз получить купюру достоинством не менее пятисот рублей. Развернув этот непонятный листок и улицезрев на нем какие-то печатные слова, поверх которых в духе пост-модернизма была изображена вертикальная жирная полоса коричневого цвета, Панкрат окончательно пришел в себя, поморщился и, выкинув бумажку-подтирашку, заглянул под батарею. Рядом со смирившимся, судя по виду, со своей участью котом там еще находилась какая-то книжка (из которой и была только что вырвана вышеописанная страница), а деньгами вроде как и не пахло.
Панкрат медленно обернулся к Кириллу Викторовичу, посмотрел на него грустным, но теперь совершенно вменяемым и, похоже, трезвым взглядом и произнес: "Наверное, кот не тот. Этот книжки притягивает". "Наверное…",- улыбнулся Кирилл Викторович. "Наверное…" - радостно подумал кот Деньги и, выскользнув из-под батареи, по-шпионски просочился в прихожую, откуда и скрылся через незапертую дверь.
Шайба был приведен в чувства, а вечер уверенно превращался в пьянку. Окинув своих друзей подобревшим взором, Кирилл Викторович поднял налитый стакан и, как бы подводя итог увиденному, произнес тост: "За детей-олигофренов, друзья…".