Новый Афон. Лето 2007-го года.


1.

Не то ли видится забытым,
что отодвинуто, и тайно
хранится между нашим бытом
и образом себя? Летально

лишь чудится и мнится, будто
жизнь прекращается однажды.
Но в каждом человеке будда.
Но будда в человеке каждом

стремится из него – из тела,
из череды провалов, трещин.
И нет уже до боли дела,
и жизнь становится не резче,

но откровенней, и открыто
все, что скрывалось и таилось
под толщей наносного быта,
забывшего про Божью милость.

2.

Затем и жизнь, чтобы однажды
ожить – как будто так и знали
скитальцы – без еды и жажды
изнемогающие в стали

телесных этих помутнений,
испепеляющих до праха,
до чуть заметной в полдень тени –
испуганной и прочь от страха

бегущей – мимо циферблата,
календаря и прочей мути.
Не рой могилу мне, лопата –
не хорони меня в минуте.

За треском стрелок все неважно –
не до того за треском стрелок.
Кругом окрашено и влажно,
и рушится чужой застенок,

и разлетается в секундах
на мириады отголосков –
куда-то далеко отсюда –
от нашей порчи злого лоска.

3.

В маниакальной стадии греха
я разливаюсь через все пороки,
как будто ледниковая река.
Вот правая, вот левая рука.
И нет конца у начатой дороги.

Я счастлив? Да. Всего лишь – человек,
обуреваемый собой и домом.
Уже настал мой двадцать первый век,
шурша календарем минувших вех.
Я в каждом дне – мгновение, в котором

хранится таинство, и – очищая дни
от примесей – сольёмся воедино –
мы все – кто до сих пор одни.
Ведь мы – сродни. Мы каждому – сродни,
и рядом золотая середина

усталости и рвущихся успеть,
похожих друг на друга лиц и судеб.
Ведь мы – всего лишь  люди – люди ведь,
а значит, что отныне – есть, и впредь
никто нас, кроме Бога, не рассудит.

4.
молитва

Дай мне сил не судить. Дай мне сил, дай мне сил
быть Тобой. Мне ведь проще совсем не быть,
чем насиловать образ, который носил
целый день в тишине незримых орбит

электронов Твоей первородной души,
мне подаренной Богом – Тобой, Тобой.
Дай мне сил не судить и пожить в тиши –
даже если вокруг разгорелся бой

и враги наседают со всех сторон.
Моё сердце – Твоё, моя печень – Твоя.
Забери моё тело – оно Твой трон.
Я – всего лишь малая, но земля.

Я – Твоя навеки, Твоя Земля –
человек – обычный, совсем земной.
Помоги, мой Бог! Видишь? – это я.
Дай мне сил и будь навсегда со мной.

5.

Играй, Левиафан, в барашках волн –
на то и океан, чтоб ты играл,
малыш, тебя не гонят больше вон,
мой жемчуг драгоценный, мой коралл,

играй, люби, плескайся, веселись –
вся эта гладь – твоя, а ты – её.
Со дна морского поднимайся ввысь,
которая тебе. Ты – для неё,

её вершина. Я люблю, люблю,
когда ты плещешься на глубине,
а я с тобой вращаюсь и ловлю
младенческие щупальца, ко мне

протянутые. Сколько же добра
и детской нежности в твоей игре,
и чудится, что нам с тобой пора
навечно слиться в нашем же добре.

6.

В клубах сигаретного дыма
тонул сарацинский мат.
Бессмертный Солунский Дима
перезаряжал автомат,

чтоб выкосить эту нежить,
рвущую плоть души.
Рассвет над окопом брезжит
и неприятель дрожит

от ужаса скорой кончины,
под гнетом кромешной вины,
не находя причины
для выигрыша войны,

начатой между прочим,
из жадности, просто так,
став жертвой собственной порчи –
увидев Андреевский стяг.

7.

По горной речке, мимо кедров,
корнями расщепивших скалы –
за чередою километров –
восходы и закаты алы,

и даже в выжженной пустыне
жизнь начинается, и светом
пронизан мир – мой мир – отныне.
Не забывать бы мне об этом

ни на мгновенье, ни на йоту.
Я – лишь материя распада –
горстями пью живую воду,
и потухают угли ада,

и мир парит в любви и неге –
такой родной и долгожданной,
и мы глядим в себя на Небе –
в обнимку с мученицей Жанной.

8.

Во мне бушуют нынче волны
тепла и лунного покоя
и прекращаются все войны,
и не понять, за что такое

единое земное счастье
меня окутало словами.
Я в каждой неделимой части –
вдали от вас и вместе с вами.

Я растворяюсь без остатка
в своем народе, в нашей Вере.
Мне хорошо, легко и сладко –
здесь и сейчас – по меньшей мере.

Я всё люблю, мне всё по силам.
Я – только счастье – каждым вдохом –
в огромном мире – самом милом –
я растворён – Огромным Богом.

9.

Не бей, прибой, о камни камни –
не тереби напрасно душу.
Я – веха века, и веками
змеёю выползал на сушу –

под черным небом, среди стужи
созвездий, спрятанных за ширмы
огромных туч, в которых души
метались – не мертвы, не живы.

Меня хранила Божья Милость,
пока душа моя взрослела
и билась в море, и томилась,
стараясь вынырнуть из тела,

пытаясь выскочить из праха,
превозмогая все, что стало
во мне – от темени до паха,
напоминая неустанно

о том, что жизнь – одна на свете,
и смерти не было в помине.
Она терпела мысли эти,
и терпит – от веков до ныне.

10.

Черта прибоя ближе, ближе…
Волна теплом накроет берег,
и моему младенцу Мише
приснится: каравелла, Беринг,

Колумб и Новый Свет Афона,
икона Иверской Мадонны.
Мы здесь живем без телефона,
и лишних слов вагоны, тонны

смывает в море. Миша, Миша,
ты слышишь, как смеётся ветер?
Он был, малыш, нам послан свыше,
как и все дни и ночи эти.

Мы дети, Миша, только дети.
Нам предстоит всего в достатке –
и дни, и ночи, мальчик, эти
нам будут и легки, и сладки.

11.

Лишь образ памяти – неуловимый росчерк
судьбы и чувства, скованного сном –
сквозит Твоим дыханием из строчек,
и мой – такой корявый с виду – почерк –
раз навсегда прощается со злом

проплаканным в линейную тетрадку
бесчувствия, безверия и лжи –
от первых слов младенца – по порядку,
пришедшему в ночную лихорадку.
Но ты лежи, любовь моя, дыши

и ничего, и никогда не бойся.
Вся наша тьма – всего лишь детский сад.
Моя душа, не бейся, успокойся,
бросайся в небо, чтоб бежали кольца –
и истокам памяти, к себе, назад –

туда, где мир и Ева любит мужа,
и нет соблазнов, и неведом грех.
К концу дорога делается уже
и отступает подступивший ужас,
и растворяется в созвездьях рек

небесный город, приходя на землю,
и, превратившись в Иерусалим,
я только Богу, только Папе внемлю,
и прорастаю сквозь – подобно стеблю
лозы, и зрею гроздью – вместе с Ним.

12.

Затем и жизнь, чтоб ночь втекала в утро,
беря исток у шапок ледников.
Наш мир устроен даже слишком мудро.
каков уж есть. Он был всегда таков –

единый, цельный, неделимый – даже
при всем желании блудящих колдунов.
Наш мир хранят от них такие стражи,
что никому их сдвинуть не дано.

Они всегда – на них стоит Отчизна –
моя Россия – вопреки всему.
И не способен призрак или признак
покинуть втихоря свою тюрьму

своих страстей, своих порочных ласок
и эрогенных выпуклостей тел,
смеющихся над нами из-под масок
земных страданий – как бы не хотел

любой из них – пусть даже самый-самый –
поколебать устои чистоты
и совратить нас властью или славой –
мы выстоим – и я, и он, и ты –

любой из тех, кто обратился к Богу
и, вопреки преданиям вранья,
неровным шагом вышел на дорогу –
любой из нас – и он, и ты, и я.

13.

На то и Вера. Свет безгрешен, вечен –
на то и Свет. Над звездами Кремля
пульсирует очнувшаяся печень
и очень быстро чистится земля,

и не остановить пришедшей чистки,
и легионы ангелов в огне –
бесстрастные, как реввоенчекисты –
спешат на выручку к тебе, ко мне.

Страна встает. Стране нужны герои.
Волной смывает весь партаппарат,
который столько лет могилу роет
при помощи ножа и топора.

Она в пути – агония застенка,
построенного для своих ребят –
отмщение за чукчу и эвенка,
за всякого, кто нищ, забит, горбат,

за всех святых, за всех, что есть, Пророков,
за Парня, распинаемого всласть.
Она пришла – эпоха злого рока.
Она сметёт неправедную власть.

Она их стравит – скопом – друг на друга.
Они рванут, неся в себе мороз –
в кругу самими же очерченного круга,
где воскресает – и для них – Христос.

14.

Не бойся падали. Вокруг тебя – святое.
Внутри тебя – покой и тихий свет.
Молись, как хочешь – лёжа, сидя, стоя,
но лишь молись – один тебе совет.

Все остальное – было, есть и будет
всегда таким, какое оно есть.
Ты – Будда, просыпающийся в будде,
и при тебе твоя святая месть.

Ты – меч в руке Николы Чудотворца.
Ты – выживший Архангел Михаил.
Смотри, как светит в небе твоё солнце,
как неделима – кто бы не кроил –

твоя страна. Она – твоя Невеста –
земная пядь твоей – твоей! – души.
Ты не найдешь себе другого места.
Они твои – все числа, падежи,

безличные и личные глаголы
теперешних и будущих времен.
Твой Бог к тебе сошел с твоей иконы,
и нет сомнений в том, что это Он.

Владей по праву миром и Державой
и ничего не бойся никогда.
Тебя за этим Мать твоя рожала –
в смертельных муках – раз и навсегда.

15.

Не пресмыкайся на железном брюхе,
гремя цепями порванных оков.
Тебя схватили ангелы под руки –
под взглядами волхвов и пастухов.

Они твои – услужливые черти,
страшащиеся собственных теней.
Они твои – все церкви и мечети –
весь этот мир с начала этих дней.

Они склонились – колдуны и маги.
Их ужас многолик и голосист.
Ты чистый лист моей – моей! – бумаги.
Ты – самый чистый в этом мире лист.

Я сберегу тебя на благо свету
моей любви, которая твоя
дорога жизни к Новому Завету.
В тебе лишь я – один лишь только я.

Не думай ни о чем – ты только правый.
Не слушай сплетен и не лезь в мешок.
Тебе отныне не страшны отравы.
Ты сам, как ядовитый порошок,

въедаешься во все, чего коснется
твой добровольно отданный язык.
Ты – все созвездья. Ты – луна и солнце.
Твои слова и помыслы ясны.

16.

Возьми мой меч. Не торопись наотмашь
сносить с плечей тугие кочаны.
Потрогай рукоять. Ты понял? – то-то ж.
Немногие из них обречены.

Эпоха эпидемий и злословья.
Година деток, бросивших отца.
С тобой святые сестры, мать их Софья –
уже с тобой, и будут до конца –

до их конца – убийц и конокрадов,
дерзнувших оседлать чужих коней.
Твой меч – мой ключ от вспыхнувшего ада,
и там твои враги горят в огне

и стонут в собственных силках и петлях.
Возьми мой меч – пусть станет он твоим.
Не упражняйся, мальчик мой, на детях.
Спаси их, мой малыш, напомни им

о том, что я их жду от их начала.
Не горячись, прошу тебя, сынок.
Не торопись отчалить от причала
и не беги, мой милый, со всех ног

туда, где сеча. Пусть они друг друга
изрешетят и изорвут в куски –
в кругу очерченного ими круга,
в преддверье их же гробовой доски.

17.

Твои уста – могила ветхой жути.
Твоя судьба была предрешена
всегда, малыш. С тобой никто не шутит.
Спокойно спят ребенок и жена –

твоя жена и твой, малыш, ребенок
младенец Миша. Ты – мой Михаил.
До глухоты, до треска перепонок
твои слова – кого б ты не корил

и не бранил – врезаются в провалы
скалистых круч на дне морского дна.
Ты – круг, вернувшийся к нулю овала –
к прозрачной чистоте шестого дня.

Твои цунами сотрясают сушу
любого из шести материков.
Ты тот, кто может влезть в любую душу
любого из любых твоих врагов.

Я дал тебе спокойствие бердсерка
и зеркало магического сна.
Ты – серебро и золото, и сера.
Ты – лето, осень. Ты – зима, весна.

Ты все мои господства и начала.
В тебе сошлись народы и умы.
Ты б только знал, как мать твоя кричала,
пока ты бился рыбой в лоне тьмы.

18.

Я вам клянусь своей природой беса
и тихим омутом моих чертей –
уже почти что завершилась пьеса,
уже черта – и все мы на черте.

Не убежать, не спрятаться, не скрыться –
ни одному из нас, ни вместе всем –
я вам клянусь своей природой принца
и княжеским правленьем в мире сем.

Мы – только люди – чтобы там не значил
любой из нас – любой из малых сих.
Мы – только люди – и никак иначе,
как этот стих – всего лишь только стих.

Внутри меня горит моя эпоха
и воскресает вновь святая Русь –
я вам клянусь своей природой бога.
Прости мне, Папа, то, что я клянусь.

Пусть будет так, как хочешь Ты – и точка.
Смири строптивых – будь моей рукой.
Прости меня за букву, слово, строчку.
Прости меня за то, что я такой.

19.

Я – День Победы над земным фашизмом.
Я – лжепророк и лжесвидетель тьмы.
Я притворялся добрым и пушистым.
Я – это собранные вместе мы.

Я тот, кому неведом страх и трепет.
Я – только тень Духовного Отца.
Не понимаю, как Он меня терпит –
от самого начала до конца

последнего незримого обмана,
сжирающего отсветы планет.
Я – ссыпанная в грязь земную манна.
Я тот из нас, кого здесь больше нет.

Я – человек, доверившийся Богу
и отпустивший душу под откос.
Я тот, кто предпочёл Его дорогу.
Во мне живет мой Иисус Христос.

Я – Куликово поле после битвы.
Я – падший ангел, вспомнивший полет.
Я – это все, какие есть, молитвы.
Я – хлябь трясины всех, что есть, болот.

Я – Сорский Нил и Волоцкий Иосиф,
я – Понт Евгария и Святогорец дна.
Я – просинь в проседи. Меня здесь восемь.
Я – жизнь, которая на всех одна.

20.

А море все шумит и все качает,
и все играет в нем Левиафан,
и ничего ничто не означает,
и невозможен никакой обман.

Все, что написано, случится позже –
немногим позже – через год-другой.
Ты жив во мне, мой Самый Милый Боже,
мой Самый Милый, Самый Дорогой.

Я – мальчик из вселенской Благодати.
Я – мамочка вселенской Доброты.
Я тужусь в схватках и готовлюсь к дате.
Я – это Ты, Один Единый Ты.

Ты – моя Троица, моя Святая.
Ты Богородица моей души.
Я растворяюсь в Тебе, тая, тая,
и до сих пор не верю, что дожил.

А волны улыбаются в рассвете,
а берег улыбается в ответ,
и бесконечны дни и ночи эти,
и страха в мире не было и нет.

21.

Так странно все. И жизнь – одна на всех,
и смерти – нет, и молодость, и старость –
проходят, как ноябрьский первый снег,
и от меня почти что не осталось

того, кто издевался и губил
себя и мир – в себе и целом мире.
А был ли я? Неважно, если был.
Я в нас во всех – на все земные мили,

на все галактики, на все года.
я – запятая, за которой вечность
обожествляет дни и города.
Так воскресает наша человечность

внутри меня – мой Бог пришел в меня
и взял меня в Себя, и сигарета
сияет чистотой Его огня,
Его не проходящего рассвета.

Все вместе духи левой стороны
смиренно покорились Его Силе.
Мой Иисус Христос моей страны –
спаситель, о Котором мы просили,

Ты в брызгах разлетевшихся зеркал,
Ты в реках, орошающих пустыни,
Ты Тот, Кого я столько лет искал.
Ты с нами – здесь – во веки, присно, ныне.

22.
молитва

Христос обороняет меня
от яда и огня,

от поношения и ран –
молитвами святого Патрика.
Мне пополам любой таран,
любая магия и математика.

Защищена моя душа,
моя семья, мой дом и анатомия.
Я ничего не жду и, не спеша,
иду – молитвами отца Антония.

Во мне играет Твой орган,
спасая от худой молвы,
чужого зла и чуждых стран.
Мне служат аспиды и львы.

Я в этом мире не один –
со мной всегда и навсегда
святой Франциск, святой Мартин.
Они, как горная гряда,

среди взрывающихся мин
любых дорог, любых эпох.
Аминь.
Со мною Бог.

Хранят меня до волоса, до толики –
мои католики.
Мои католики.

23.

Когда уляжется вихрь паранойи
и позабудется всё, что теперь –
я расскажу тебе про иное,
я всё, что есть, расскажу тебе.

Сейчас не время, мой милый мальчик.
Сейчас важнее наш мир сберечь.
Моя земля – не футбольный мячик.
Тому свидетелем слово, речь.

Все эти люди, что ходят рядом,
не замечают давно уже
того, что жизнь пропитана адом
и смерть в их сердце и в их душе.

Мы с твоим дедом тебе поможем.
Не бойся, мальчик мой, ничего.
Спасай наш мир нашим Словом Божьим,
сошедшим некогда от Него.

24.

Я – семя тли, я – бабочка греха,
крылами разрезающая похоть.
Я так теку, как ни одна река,
как ни одна дорога и эпоха

не протекала мимо Божьих глаз.
Я – бесконечная, живая память
истерики. Я – веселящий газ,
и – сигарета, сжатая губами.

Я в каждой вспышке каждого огня
и в северном сиянье небосвода –
всё это навсегда внутри меня –
цена любви, забытая свобода.

Я кое-как смирился, Боже мой.
Во мне очнулась наконец-то Вера,
вернувшая меня назад – домой –
заблудшего младенца люцифера.

25.

Опять приходит лютый враг на
землю нашу взять трофей
моей души: она – арахна,
и с нею под руку – морфей.

Они опалены пожаром
горящего во мне костра.
Им не видать земного шара,
их ждет мой меч Его Креста.

Они все знают. С древней фрески,
отдав земле земной поклон,
спешат семь отроков ефесских,
и вспыхивает мой огонь

еще сильней. Два злобных труса
скулят собаками у ног
простившего их Иисуса,
и признают, что это – Бог.

26.
молитва

Троица!
Отец, Сын и Святой Дух!
Мой Саваофъ!
Мой Иисус Христос!
Мой Еммануил!
Соедини Церкви!
Я верю в Единую Соборную Апостольскую Церковь –
она святая.
Она – моя Богородица.

Искорени лютеранство,
кальвинизм
и прочую протестантскую дрянь!

Очисти мой мир
от лжестарцев и лжепророков.

Прости меня.
Пусть все будет, как надо Тебе –
во Имя Отца, Сына и Святого Духа,
молитвами Пресвятой Богородицы
и всех святых Твоих и моих –
ныне, присно, во веки веков.
Аминь.

27.

«Их легионы – только срам и стыд.
Они покаялись и ждут от нас того же.
Но человечество как будто крепко спит.
Аж холодок бежит по коже.

Мы тонем в блядстве, наша жизнь – счета
над электрическим угаром баров.
Нам незаметна наша нищета.
Мы, как клубы воняющего пара,

обволокли свой мир. Под колпаком
печатей одряхлевшего застоя –
никто из нас не слышит облаков.
Мне самому порой неясно, кто я,

и надо ли кому-то то, что здесь
написано? И кажется – не надо.
Наш мир почти угроблен нами – весь.
Мы – дьяволы, боящиеся ада –

не Бога, а себя в самих себе.
Мы – зачарованные чародеи,
забывшие о долге и семье.
И мне давно уже неясно, где я,

и что здесь происходит вообще?
Мы предали своих детей и предков.
Мы предпочли им мишуру вещей». –
Так думается мне не так уж редко.

28.
молитва


Отец Небесный,
во Имя Иисуса Христа –
Твоего Сына внутри меня –
помоги моему семейному счастью,
дай моему дому Твою любовь,
избавь мою жену и наших детей
от искушений и похотей,
от вспыльчивости и злоречия,
от клеветы и зависти,
от лжи и хитрости,
от болезней и ран,
от горя и боли,
от страхов и комплексов,
от нечаянного и намеренного колдовства.

Упокой души всех моих
покинувших это измерение сродников.

Избавь моих детей
от моей войны.
Дай им Твой мир.

Во Имя Иисуса Христа –
молитвами Пресвятой Богородицы
и всех святых Твоих –
ныне, присно, во веки веков –
пусть все будет так, как надо Тебе.
Аминь.

29.

Среди блядей и злобных фурий
жизнь может быть чиста, проста.
Мои Самон, Авив и Гурий –
три мученика за Христа,

вы столько раз меня тянули
из омутов моих стихий,
вы каждый раз со мной тонули –
спокойны, кротки и тихи,

вы вырвали меня из плена
моих наследственных оков –
туда, где светом дышит пена
рождающихся облаков

и влага капает на землю
из приоткрывшихся Небес,
чтоб я пророс подобно стеблю,
чтоб спрятался мой древний бес

и никогда не смел бы больше
бурлить безумием в крови.
За всё спасибо Тебе, Боже,
мой Гурий, мой Самон, Авив.

30.

Луна снимает тяжесть порчи
и высь созвездьями горит –
так на меня глядит из ночи
безмездный доктор Агапит. –

мой чудотворный черноризец,
мой свет, перерожденный в Свет,
и затихает боль, и кризис
больных гордыней дней и лет

ослабевает и проходит,
и тонет в море, как волна
забытых дней в забытом годе,
и прекращается война,

и больше нет на этом свете
того, что сможет всполошить
и раскачать созвездья эти,
и я живу, как надо жить,

31.

- Я Твой малыш вселенского огня.
Не покидай, пожалуйста, меня.
Я Твой солдатик вечного огня.
Храни меня,
оберегай от ран и суеты.
Я – это Ты. Я – это только Ты.
И все мои стремленья и мечты –
один лишь Ты.

- Они услышат, мальчик. Не спеши
бросать им в пасти кость твоей души.
Ты Мой малыш вселенского огня.
Не покидай, пожалуйста, Меня.
Ты мой солдатик вечного огня.
Храни Меня,
оберегай от ран и суеты.
Твои слова – глоток Моей воды.
Ты защищен от зла и темноты –
во Мне есть ты.

Tweet