На следующее же утро после моего дебюта ф качестве аццково пиротехнега тётко, скрипя зубаме на всю абщагу, всё же переброла в себе мощное желание фтихушу сбросить меня с балкона четырнадцатого этажа и просто отвезла меня на автовокзал, где посадила на прямой автобус до бапкиной деревни, даже не забыв покормить перед отправкой. Хуле, добрейшей души чилавек… на её месте я бы за такие приколы меня под колесо автобуса в связанном виде подсунул и съебался па-быстрому, пака не видит никто…


Я же, до ахуения щастливый от того, что вапреки всем законам естественного атбора до сих пор жыв, пару раз смачно наебнувшись через пассажирские баулы, всё же пробралсо на свое место ф центре автобуса и приступил к процедуре фтыкания в заоконный пейзаж, в который органично вплелась и тётко, в глазах которой явственно читалсо ужос перед тем фактом, што «аццкий сотонёнок» всё ещо может передумать и никуда не поехать. Когда автобус всё же тронулсо, тётко неверяще перекрестилась и чуть ли не вприпрыжку ломанулась к ближайшей аптеке за валерьянкой, но, замерев на пару секунд, развернулась и исчезла в дверях ближайшей рюмочной, где вавсю продавале успокоительное беспезды более мощного уровня.


Повтыкав в окно паложенное время (то исть пака не заибалсо), я отвернул бестолковку от окна и обнаружил странную картину: несмотря на то, что свободных мест в автобусе было с гулькин хуй, ближайшие пару рядов кресел вокруг меня перманентно пустовале, а пассажиры сидели на оставшихся местах чуть ли не на головах друг у друга и старательно ат меня отворачивалесь. Подключив к делу дремавшие до этово момента скрытые резервы мозга, я всё же понял, что во всём винват этот йобаный запах голубей, к которому сам я уже принюхалсо и перестал замечать (а хуле, без падключения резервов мой моск в те времена был способен на генерацию только основных команд: спать, жрать, срать. Не то что теперь, когда во главе списка появилась валшэбная команда «дрочить»…).


В общем, все четыре часа путешествия до деревни прошли без приключений, если конечно не считать нескольких остановок, во время которых весь автобус дружно выбегал блевануть, и открытых всю дорогу, несмотря на нихуя не жаркую погоду, окон. В итоге, когда я наконец-то сошёл на своей остановке, старенький «Икарус» ебанул от меня с таким ускорением, что «Формула-1» по сравнению с ним выглядит жалкиме черепашьими бегами, и только периодическое его подпрыгивание от дружного «А-апчхи» не давало ему разогнаццо ещё больше (А нехуй с открытыми окнами осенью ездить).


Проводив дымящий болид взглядом, я поднял с земли свой рюкзак, вздохнул, и посвистывая двинулся в сторону бапкиново дома, предвкушая радостную встречу. А хуле, целых полтора месяца с каникул прошло, па-любому соскучились наверно уже… Когда до дома оставалось каких-то жалких двадцать метров, на крыльцо вдрук вышла сама бапка с целой гроздью пустых трехлитровых банок в руках. Увидев крадущийся кустаме силуэт, бапка неверяще замерла и близоруко прищурилась, после чево со словаме «Ох ты батюшки…» развернулась в прыжке и шустро скрылась внутри дома, откуда через пару секунд раздалесь стеклянный грохот и громкие матюки.


«Блять, спалилсо…» - пронеслось в маей галаве - «теперь точно ружьё успеет спрятать…». Обломавшысь таким попадосом, я отработанным жестом заебошил ставший вдруг тяжёлым рюкзак в сторону садовой беседки, откуда сразу же раздалось ахуевшее кудахтанье, и, сунув руки в карманы, двинулся в сторону дома уже не скрываясь.


В доме царил хаос… В сенях по всему полу валялись осколки банок, а бабка с дедом метались по дому, собирая в тюки все хрупкие и более-менее ценные вещи, не забывая при этом причитать и материццо. Сидевший до этого на окне и с интересом наблюдавший за суетой кот, увидев меня, выпучил глаза, и, мяукнув што-то типа «Бля-я-я-у…», упал с подоконнега на пол и на всякий случай притворилсо мёртвым. Полежав так с полминуты и поняв, что мимикрия дала сбой и он всё же успел обратить на себя моё внимание, кот подорвалсо и заранее отработанным маршрутом всё же успел съебаццо в свою любимую нычку за русской печью. Я кстате, до сих пор подозреваю, што там у него каг слецтвие общения со мной на самый крайний случай па-любому были заныканы нибальшая такая табуреточка и верёвочка с мылом, но до этого, слава кошачьим богам, дело так никогда и не дошло.


Вопреки ожиданиям, первая неделя моего пребывания в деревне не принесла никаких тотальных разрушений, и даже дед стал потихоньку оттаивать, простил мне своё старое ружьё и даже пару раз заикнулсо о совместном со мной походе на охоту. Может быть, мы даже на неё и сходили бы, если бы в один прекрасный момент мой пытливый не по годам (читай: йобнутый) моск не сгенерировал аццкий вопрос: почему бапка до сих пор доит корову вручную, если, блять, весь цивилизованный мир уже давно перешол на машинную дойку?


После инвентаризации имеющихся в наличии производственных мощностей, в мои аццкие ручонки путём несложных манипуляций перекочевале: ручная помпа для откачки весенней воды из подпола, какой-то шланг, выдранный из дедовского «УАЗика», два мотка изоленты и пластиковый пакет. И вот, дождавшись, когда бабка с дедом немного ослабили бдительность и отвлеклись, я достал из кустов приготовленные девайсы и пробрался в хлев, где и приступил к сооружению мегамашыны.


Когда шланг с помощью изоленты был одним концом прихуячен к помпе, наступила самая сложная часть плана: второй конец шланга следовало подключить к бурёнке, и только тогда уже приступать к высокотехнологической дойке. Но едва я сделал первый виток вокруг шланга и пакета на вымени, как тут же получил нехуйовую подачу копытом в тушку и отправился в валшебный полёт по хлеву, растеряв по пути и все запчасти, и весь свой боевой пыл рационализатора.


К сожалению, полет оказалсо савсем недолгим, и закончилсо банальным ударом маей многострадальной бестолковки об заныканное с неизвестной целью в копне сена здоровенное эмалированное ведро. Правда, вместо ожидаемого «Бумс» раздался какой-то стеклянный звон, после чего я поднялся, сделал несколько нетвердых шагов и позорно вырубился на несколько секунд.


Когда я пришёл в себя, первым, что я увидел, был дед, который держал в руках то самое ведро, из которого медленно доставал горлышко заначенной там бутыли самогона. Уже на десятом сантиметре горлышка становилось видно, что ниже бутылка отсутствует, да и разливавшийся по хлеву запах говорил сам за себя… Дед переводил взгляд с горлышка на вмятину на ведре, с вмятины - на корову, которая всё ещё пыталась по лестнице съебаццо от меня на сеновал, с коровы на меня, а с меня - опять на горлышко… Где-то на пятом цикле он всё-таке отлип, отпустил горлышко назад в ведро и принялсо шарить освободившейся рукой по стене, всё ближе подбираясь к стоящим там вилам.


… Съёбывая огородаме, я вдруг осознал, что теперь прекрасно понимаю фашистов, которые когда-то давно в своё время точно таг же съёбывале от моего деда, и совершенно не к месту вдруг испытал за него ахуенную гордость, но потом вдруг краем глаза заметил, что дед нихуя не отстаёт, и все мысли из головы тут же куда-то испарилесь. Вернуццо домой я смог только к вечеру, когда дежуривший в кустах дед всё же успокоилсо, крикнул мне, што не тронет и демонстративно выкинул вилы. Мы с ним даже помирились, но хватило нашей дружбы апять же всего лишь на неделю. Тока это, каг вы уже дагадалесь, апять же савсем другая история.


Кагвсигдаваш Бушш Средний, 13 августа 2007 года.

Tweet