…Система запустилась как по маслу. По крайней мере, мне так сказали. Мы с Жоренговым позировали перед камерами, когда носитель на лезвии пламени уносил «Зевс» ввысь. Работающий в штатном режиме, без единственной помехи или сбоя. Смысловский сиял, как начищенный чайник, и принимал поздравлений не меньше профессора.

Жоренгов давал бесконечные интервью, жал руки членам правительств, а я стоял на опустевшей смотровой площадке и смотрел вверх, где легкий степной ветер размывал в небе дымный ракетный след. Личность Гроева никак не проявила себя, как и говорил Второй. Оставался лишь долгий полет до Плутона.

За последующие годы я совсем закрутился с новым космическим заказом и история, произошедшая в ночь перед стартом «Зевса», изрядно позабылась.

Мотаясь по длинному треугольнику Москва – Красноярск – Пекин, я держал в голове лишь новые обязательства, данные моей фирмой китайскому правительству. Поэтому, когда с экрана «Боинга», где передавали московские новости, глянуло лицо Смыслосвкого, меня словно приморозило к креслу. Я судорожно зашарил по складкам ночного пледа в поисках как всегда завалившихся наушников. «…Одним из самых успешных программистов, сделавших свое состояние на новых технологиях, взятых на вооружение почти всеми мировыми гигантами компьютерной индустрии. Виртуальный интеллект Смысловского дал новый скачок технологическом прогрессу Его смерть, произошедшая…» Наушник вывалился из руки, которой я прижимал мягкий шнурок к уху. Задрожала пола пиджака, я дернулся, но вовремя вспомнил, что это просто мобильник.

«Он на связи. Срочно приезжай. Жоренгов», – гласило сообщение, украшенное фотографией профессора. Я посмотрел на часы, до ближайшей встречи с заказчиками оставалось полчаса. Никак не успеть. «Буду как смогу», – отстучал я в ответ.
Насколько я знал, «Зевс» весь полет успешно выполнял программу работ, ни разу не запоров ни одного из многочисленных заданий. Он удачно прошел все крупные гиганты Солнечной и должен был в рекордно короткие сроки подлетать к орбите Плутона. Там ему предстоит стать искусственным спутником и скинуть вниз несколько исследовательских буев. Жоренгов должен быть на седьмом небе от счастья. Если бы не это сообщение по ящику, я бы и не подумал ехать к нему. Разглядывать мутные фотки и обсуждать разные гипотезы – это не для меня. Тут нужна жилка ученого, а я всего лишь производственник.

Но смерть Смысловского неожиданно воскресила в памяти воспоминания той ночи. Поэтому к заполночи закончив дела, я выехал на Ленинградское шоссе и понесся по пустеющей автостраде в сторону дачи профессора, которая за эти годы окончательно превратилась в его личный исследовательский центр. В наступившей темноте я свернул на бывшую проселочную дорогу, теперь тщательно заасфальтированную и ухоженную. Маленькие дорожные маячки привели меня к воротам Жоренгова, несмотря на поздний час, широко распахнутым. Может, меня заметили и ждут?

Выйдя из машины, я прошел знакомой дорогой внутрь. Тут действительно многое изменилось, внутри коттедж был полностью перестроен, забит техникой под завязку и напоминал собой картинку из научного журнала «образцовая лаборатория». Везде стояли опустевшие кресла, видно, днем в них работали специалисты Жоренгова. Я замешкался, не зная, куда идти дальше, спросить дорогу было не у кого.
Внезапно откуда-то сверху послышались голоса, и я свернул к лестнице на второй этаж. Пройдя по застекленной галерее, я вошел в бывший флигель, теперь кабинет профессора и его главное логово.
– Кто там? – послышался смутно знакомый голос.

Открыв раздвижную дверь, я вошел в полутемное помещение, где горели лишь ряды бесконечных мониторов. В кресле лежал развалясь бывший министр внутренних дел, а теперь преуспевающий хозяин трех крупных международных холдингов. Он приподнял голову, мутно посмотрев на меня.

– Ого, какие люди подтягиваются… – бывший министр был в стельку пьян, но еще уверенно держал удар.
– Доброй ночи, Петр Иванович, давно не виделись, – я огляделся, привыкнув к полумраку, – а где профессор?
– Тут, я, – Жоренгов вышел из простенка, вытирая руки белым полотенцем, – уже третью ночь не сплю, вот, пришлось голову под душ сунуть, глаза слипаются. – Ты угадал со временем, скоро сеанс.
– Что случилось? Я получил ваше сообщение на подлете к Москве.
– «Зевс» на связи, – проговорил Жоренгов, – уже два дня не затыкается.
– И что? А до этого он разве молчал? Я читал в газетах, что ваша программа полностью удалась.
– Просто блестяще, – хрюкнул в стакан с водкой хозяин холдингов.
– «Зевс» как программа зонда снова замолчал. Зато теперь с нами говорит Гроев, – Жоренгов пригладил мокрые волосы. – Зонд перешел на орбиту Плутона и был готов сбросить исследовательский буй, но Гроев не хочет этого.
– В смысле, он что, управляет зондом?
– Ну, управлять в полном смысле слова не может, зато он может мешать нашим командам, и вполне успешно.
– И чего он хочет?
– В этом вся проблема, – профессор уселся перед монитором, нервно поглядывая на него, – в ту ночь, когда Гроев вышел в эфир впервые, в центре был Смысловский. Он же у нас стал большим человеком, заехал в тот день меня проведать. Конечно, не смог удержаться от того, чтоб не протестировать свое детище, которое принесло ему мировую славу. И вот тогда Гроев заговорил. – Жоренгов помассировал набрякшие веки. – Смысловский выгнал всех из комнаты и упросил меня не мешать и дать пообщаться с Гроевым наедине. Я не смог отказать ему… – Жоренгов тяжело вздохнул.
– А что было потом?
– Смысловский вышел оттуда через час, с мраморно застывшим лицом, никого не узнавая на пути. Медленно дошел до ванной на первом этаже, улыбнулся, зашел в нее и через пять минут располосовал себе горло в куски.
– А как же… – я совершенно оторопел от услышанного.
– Разломал станок для бритья и вытащил полоски лезвий, – подал голос бывший министр, – откуда у тихого программиста такие навыки, интересно знать. Надо сказать, рука у него не дрогнула, расчленил себя без шансов на реанимацию.
– Так он умер здесь, а я думал…
– Петр Иванович помог, по старой памяти, – медленно сказал Жоренгов, – чтобы избежать шумихи и журналистов.
– И что Гроев сказал ему, осталось неизвестным?
– Да какая разница! – профессор уже не отрывал глаз от монитора, – сеанс связи сейчас начнется. Важно то, что он сказал потом нам! То, что «Зевс» не подчиняется командам с Земли.
– И что…
– Он проповедовал. – Бывший министр пьяно улыбнулся. – Он думает, что лежит в тюремной больнице, обколотый наркотиками, и его исследуют медэксперты. – Я думаю, Смысловский услышал то же, что и мы. А может, Гроев для него что-то особенное придумал…

– Пошел сигнал!

Я глянул на монитор. Тонкая линия, бегущая по нему, задергалась пиками и волнами, регистрируя прием сообщения. Низкий голос завибрировал в динамиках:

– …И сказано было мне, иди! – Голос замолк, потом заговорил снова, уже изменившимся тоном: – А-а… мне пришла в голову мысль, что меня уже слышат. Что, подключились к моей голове, ищейки? Посмотрим, что вы тут найдете, а тут есть много полезного, поверьте мне… Ибо сказал мне Сатана, иди, твое время пришло, и вышел я и пошел сквозь людей. И шел я сквозь них пастырем карающим, но слепы они были к виду моему. Блудницы предлагали мне тело свое, не замечая печати на лбу моем, воры стремились владеть имуществом моим, не видя меча в моей руке… – Бывший министр и Жоренгов сидели неподвижно, загипнотизированные голосом Гроева. – Что с того, что держите вы меня в оковах своих, ведь неподвластен я суду мирскому. Судите меня и приговорите, спадут обвинения как прах с моих плеч, сколько голосов во мне, ох, сколько голосов… – Голос Гроева внезапно сорвался на низкое курлыканье.

– Система базируется на его сознании, но он ее не ощущает, как часть себя, – проговорил Жоренгов.
– Конечно, с такими-то тараканами…– проговорил бывший. – Пошлите еще раз сигнал на дублирование команды сброса буя, может, проскочит. – Жоренгов покачал головой.
– Сигнал пойдет до Плутона больше четырех часов, не забывайте. Что там будет твориться тогда, кто знает?
– А как с ним общался Смысловский? – удивился я.
– Непонятно, может, и никак. Мы только слушаем его бесконечные монологи, иногда что-то можно интерпретировать как часть ответов на наши ранние запросы. Он вещает на официальных частотах «Зевса», при желании его может принимать половина Земли. Если мы не найдем с ним контакта, он такое устроит в эфире…
– Это вряд ли.

Голос, раздавшийся позади меня, заставил сердце сжаться и панически забиться, словно я с размаху нырнул в ледяную полынью. Все замерли, боясь повернуться и посмотреть на его источник, хотя я был уверен, что голос узнали все, здесь присутствующие.

Второй.

Он вышел из темноты, одетый в такой же наряд, в каком я видел его в последний раз. Те же белые латексные перчатки плотно сидели у него на руках. Голубые глаза светились безумно-бурной топкой.
– Коля, ты меня слышишь? – спросил Второй пустое пространство.
– Кто это? – услышал я вдруг голос Гроева. – Я прихожу в себя, наконец? Или ты пытаешься просто подделаться …

Я и Жоренгов застыли, разинув рты. Гроев отвечал так, словно между нами не было безумной бездны расстояний, а он сидел у трубки телефона в соседней комнате.
– Ну, ты же знаешь меня… – тихо промурлыкал сталью Второй.
– Я не уверен… – протянул жалко Гроев, – во мне кричат столько голосов, они все чего-то хотят от меня, чего, я не знаю… Но ты… ты…
– Я, это именно я, – подтвердил Второй.

– Как вы очутились здесь? – проговорил Жоренгов. – Здесь же никого…
– Вы знаете, – проговорил Второй, – конечно, знаете. Я пришел сюда окончательно забрать свое.
– Что свое? – шатаясь, приподнялся бывший министр. – А тебе я же сказал больше не появляться у меня на глазах.
– Своего сына.
– Сына!? – Жоренгов вытаращил глаза.

Второй подошел ближе и, взяв за руку, легко сдернул бывшего министра с кресла. Тот безвольной куклой грянулся о стену и скорчился, нелепо заломив шею. Жоренгов замер, судорожно дергая кадыком, я стоял совершенно ватный.
– Коля, ты меня слышишь? – Второй уселся в кресло. – Я уже здесь, маленький, скоро ты будешь со мной.
– Кто ты? Ты не можешь быть им… – Гроев неуверенно задумался. – Я же еще жив…
– Конечно, жив, – усмехнулся Второй, – зачем ты мне нужен мертвый. Ты мне живой нужен…
– Но… Голоса… Что со мной? – внезапно спросил Гроев почти нормальным голосом.
– Ты почти у меня дома, как ты всегда и хотел, – ответил Второй, – а твое тело осталось здесь, на Земле, в целости и сохранности… Хотя нет, уже не совсем! – Он глубоко откинулся назад, скрипнуло кресло.

Заунывно замурлыкал телефон. Жоренгов скосил на него глаза, но не двинулся с места. Второй, соединив руки перед собой, задумавшись, смотрел на монитор. Профессор осторожно протянул руку и схватил трубку. Возбужденный голос, который что-то орал из динамика был слышен даже мне. Жоренгов, выслушав, выронил аппарат, ему стало совсем плохо.
– Горит морг Савеловской больницы, – проговорил он, – пожарные говорят, поджог, к очагу возгорания не подойти на двадцать метров. Там, рядом с морозильниками, в спецкомнате поддерживали тело Гроева…
– Слышишь Коленька? – Ты уже не совсем жив… Хотя это вопрос, бесспорно, интересный.

Треск на канале связи прервал возбужденный голос Гроева.

– Зачем… Зачем вам все это надо? – тихо спросил я.
– Времена меняются, – беспечно проговорил Второй, – люди сами творят то, что многие века было сугубо моей заботой. Теперь за вами и не поспеешь.
– Виртуальный мозг Смысловского…
– А как же, это только из самого последнего, а остальное и перечислять устанешь.
– Но Гроев, зачем было его… На Плутон.
– А я там живу. В том районе. – Второй снова неуловимо оказался рядом со мной, причем сейчас смотрел на меня сверху вниз. – Вместе с большей частью человечества, кстати.
– Мой «Зевс», – прохрипел Жоренгов, прижимая руку к сердцу, – зачем мой «Зевс»…
– Вы же первооткрыватель, профессор. Первый, кому удалось то, чего не мог даже я. Вернее, мы сделали это вместе. А Коленька мне нужен живой, как я уже говорил, по крайней мере, пока не доберется ближе…

Треск связи резко оборвался. Жоренгов невидяще смотрел в потолок.

– Мне плохо, – жаловался Гроев из динамиков, – никак не проснуться. Я же должен идти, вершить суд… Где я? Почему вдруг так тоскливо на сердце… Никак не проснуться…
– Давно было сказано одно древнее предсказание, еще позднешумерское… У вас сейчас наверное ни одного текста не сохранилось… А я очень давно хотел посмотреть на его свершение… – Второй чуть дернул головой. – Только вот живые ко мне попасть не могут, как того хотел древний предсказатель. Теперь посмотрим… Посмотрим. Сейчас он перепишет себя на носитель буя и отстрелит в сторону Плутона. Я его буду там ждать. – Он с ужасающей скоростью простучал на клавиатуре какую-то команду.
– Таких, как он, личностей рождается один-два в тысячелетие, и всех мы умудряемся прохлопать, как последние…
– Он, действительно… сын? – я с трудом выдавил вопрос из себя, но молчать стало слишком страшно.

Второй долгим взглядом проводил очередной пробегающий пик на спектрографе. Потом повернулся ко мне, и я увидел на его лице робкую неуверенность. Его синие глаза полыхнули и пригасили свое пламя.
– Вот сейчас и поглядим...

Его палец  четко нажал  прямоугольно-серую кнопку…

Tweet