О самоубийстве, как универсальном способе решения нерешающихся проблем, я задумывался за последние пять лет уже три раза. Два первых раунда выиграла жизнь, сегодня был назначен третий.

Сначала-то я надеялся, что Лариса вернется, и эта надежда поддерживала во мне слабое желание жить дальше. В течение последней недели я занимался единственным делом, на которое у меня хватало сил, а именно - лежал на диване и прислушивался к звуку лифта. Ждал, что она придет и скажет: я вернулась. Я ловил движения лифта буквально каждой клеточкой своего тела, и все надеялся, что вот сейчас услышу за дверью ее каблучки, что вот-вот дзынькнет звонок. И сердце мое подпрыгнет, взлетит к потолку и помчится навстречу Ларисе.

Увы, чуда не произошло. Лариса позвонила и сказала, что выходит замуж. Все правильно, нашла себе мужика старше, солиднее, умнее, а главное – богаче, чем я.
Эх, серый камень, серый камень, серый камень шесть пудов…

Моя квартира была пропитана сладким карамельным запахом ее духов, и если раньше я обожал его, как неотъемлемую часть Ларисы, то теперь меня от него буквально тошнило. Как Наполеона от запаха фиалок. Я не хотел больше чувствовать это запах, не хотел жить раздираемым желанием быть с Ларисой. Нет, одно желание все же было – избавиться от надоевшего серого камня, который сдавил грудь и мешал дышать. Эх, серый камень так не давит, как проклятая любовь…

Поскольку квартира находилась на девятом этаже, я подумал, что смерть моя будет мгновенной, и калекой я не останусь. Я уже сделал шаг по направлению к балкону, как вдруг услышал звуки, доносившиеся с кухни. Теоретически это могла быть Лариса, хотя странно, что я не заметил, как она вошла в квартиру. Я помчался на кухню с дурацкой улыбкой на лице.

«Бриллиантовую руку» все смотрели? Уверен, что да. Поэтому можете представить, как улыбка сползла с моего лица, когда вместо Ларисы я увидел незнакомого мужика. Мужик сидел за столом и нахально пил чай.
- А ну, поставь любимый мой стакан, - заорал я.

Мужик, не прореагировав на мой ор, спросил:
- Предсмертную записку написал?
- Нет, - растерялся я, потому что не ожидал подобного вопроса. – А надо?
- Обязательно, - серьезно ответил мужик, - зачем нам лишний мусор? Понаедет милиция, всю квартиру истопчут, нагадят, следы преступления начнут искать. А убирать кто потом будет?
- Кто? – отупело спросил я.
- Да уж не ты! – возмущенно крикнул мужик. – Ты с балкона прыг, и все тебе по барабану. И то, что маме твоей придется бросать семью и тащиться за семь верст компоту хлебать на твоих поминках. И то, что ее заставят опознавать твое молодое и красивое тело, обезображенное многочисленными переломами. Но тебе ведь это по барабану. Правильно?

Неправильно. О маме я просто не подумал. И от этого мне стало так тошно, как будто  я дерьма наглотался.
- Ты чего, воспитывать меня сюда пришел? – спросил я, не зная на кого еще можно вылить хотя бы часть этого дерьма. – А ну, быстро выкатывайся из квартиры.
- Выкачусь, конечно. Последний вопрос. А почему ты избрал именно этот способ? Неоригинально как-то. Повторяешься. С моста ведь уже пытался.

Точно. С моста я уже пытался.

Пять лет назад это было. Завалил я тогда сессию. Крепко завалил. Речь шла о моем отчислении, и мне почему-то стало так стыдно, что я решился на эту глупость.

Взял я, значит, камень. Самый тяжелый, какой мог на шее удержать. И пошли мы с камнем на мост. Не знаю, действительно ли я собирался тогда с моста прыгнуть. Или это был своеобразной знак протеста против несправедливости университетских преподавателей, которые угнетали бедных студентов и ни за какие красивые глазки не хотели ставить им пятерки, мотивируя свой отказ многочисленными прогулами. Но на мост приперся. Привязал камень к шее и глянул вниз. Страшно. Высоко. Страшно высоко. А там, внизу, в холодной мокрой воде, в которую мне предстояло шагнуть, виднелось отражение крошки енота, у которого морда лица была дюже испуганная. Мне стало так ее жалко, что я чуть было не заплакал. Я помахал ей рукой и улыбнулся. Она, как ни странно, помахала рукой и тоже улыбнулась.
- Нарушаем, гражданин?
Я оглянулся. Сзади стоял милиционер.
- Лейтенант Кожедуб, - представился он.
- Родственник летчика? – машинально спросил я.
- Родственник. Дальний. Так почему нарушаем?
- Не совсем вас понимаю, товарищ дальний родственник летчика. Что именно мы нарушаем?

Кожедуб показал пальцем куда-то в сторону. Я мысленно удлинил его палец метров на десять и заметил, что он упирается в табличку с надписью: «Топиться запрещено. Штраф 500 руб.» Логика автора таблички уложила меня наповал. Я представил, как дальний родственник летчика Кожедуба требует штраф у моего свежевыловленного трупа, и действительно чуть не улетел в воду. Сознание подсказало мне еще одно толкование слова «топиться», но я его решительно отверг за отсутствием в окрестностях реки какой-либо печки или топки.
- Вообще-то это мое личное дело, топиться или нет, - с вызовом сказал я.
- Правильно, -  миролюбиво согласился лейтенант, - платите штраф и топитесь на здоровье. Либо пройдемте в отделение для составления протокола.
У меня не было с собой пятисот рублей. Поэтому я решил обождать с самоубийством.
- Товарищ дальний лейтенант родственника! Не собирался я топиться, чесс слово!
- А камень на шее зачем? – язвительно спросил Кожедуб.
- В Му-му решил проиграть, - понес я околесицу и быстренько кинул камень в воду, дабы сокрыть улику. -  От скуки. А то так тоскливо, что хоть волком вой. У-у-у-у…
- Выть на Волгу – плохая примета, - назидательно произнес лейтенант. – К потере денег.

И он показал мне другую табличку, на которой было написано: «Бросать предметы с моста запрещено. Штраф 100 руб.». Напрасно я пытался доказать, что камень вернулся, можно сказать, к себе на родину, поскольку был подобран мною здесь же, на берегу реки.
Таким образом, лишившись ста рублей и возвратившись в лоно университета, я долго и мучительно пересдавал экзамены. Пересдача была приравнена мною к особо изощренным пыткам (особенно у доцента Орехова, коего я посетил пятнадцать раз), но сэкономила мне четыреста рублей.

Мужик глядел в окно, видимо, наслаждаясь осенним пейзажем.
- Глянь, погоды-то какие стоят. Теплые, ясные. Не могу понять, как в такую пору кому-то охота заниматься прыжками с высоты без парашюта.
- Слышь, мужик, - вдруг разозлился я. - Ты все больше вызываешь мое подозрение. Откуда взялся? Откуда про мост знаешь? И вообще – ты кто такой?
- Ну, наконец-то, - облегченно сказал мужик, поворачиваясь ко мне. – А я думал, что из-за Лариски у тебя все мозги закостенели.
При упоминании Ларисы на меня снова навалился серый камень, который было исчез, когда я вспоминал подробности неудачного покушения на собственную жизнь. И мне вдруг стало совершенно безразлично, кто такой этот мужик, и как он оказался на кухне, и откуда он так много обо мне знает. Наверняка какой-нибудь кегебист. Или фебееровец. Несмотря на это, мне почему-то вдруг захотелось пожаловаться этому незваному гостю на жизнь. Что называется, излить душу.
- А, может, вызвать тебе психолога? – заботливо предложил мужик.
- НЕТ! – заорал я. – Ненавижу всех психологов вместе взятых и каждого поодиночке!

Ненависть моя к представителям этой, в общем-то, нужной обществу профессии возникла после второй неудачной попытки покончить со своим существованием. Вспоминать, как я резал себе вены, не хочу. И как был доставлен в психушку – тоже. И как надо мной потом психолог  измывался. Все, забыли.

- Ну, нет, так нет, - миролюбиво сказал мужик, откашлялся, встал с табуретки и протянул мне руку. – Я прошу прощения, что сразу не представился. Илья.
- Пророк? – брякнул я, проигнорировав протянутую руку. Почему-то вспомнилась фраза «Илья-пророк в воду написал».
- Не пророк.
- Слушай, не пророк. Топал бы ты отсюда. А то милицию вызову.
- Лейтенанта Кожедуба, например? – усмехнулся мужик.
- Блин. Так это ты мне Кожедуба дал?! – возмутился я. Точно кегебешник.
- А что прикажешь с тобой делать? То топиться собираешься, то еще что-нибудь придумываешь. Ты давай, того, не волнуйся. Я ведь тебе помочь хочу.

Пообещав не волноваться и очень сомневаясь, что незнакомый мужик ни с того, ни с сего хочет мне помочь, я вдруг услышал, что в комнате хлопнула балконная дверь. На улице резко потемнело. Еще пять минут назад день был солнечным и ясным, а сейчас небо затянулось черными тучами. Ветер поднимал столбы пыли и листьев прямо до девятого этажа.
- Балкон надо закрыть, - сказал я, покидая кухню. Илья прошел за мной. Я закрыл балкон и сел в кресло. Илья устроился на диване, напротив меня. Как у себя дома, подумал я, глядя на мужика, и даже разозлился.
- Я не пророк, конечно, - продолжил он начатую на кухне тему. – Я – это ты. Только в другой системе.

Ага, в двоичной. И чего только не придумают эти службы. Если у меня полквартиры фантастикой завалено, то это еще не значит, что я поведусь на такую бредовую легенду.
- Не веришь? – спросил он.
Ха. Конечно, я ему не верил.
- А зачем пришел?
- Давай так. Я знаю, что тебе сейчас плохо. Попробую помочь. Глядишь, и ты мне когда-нибудь поможешь. Закрой глаза и постарайся расслабиться.
- А ты тем временем тюкнешь меня по голове тяжелым предметом и вынесешь все из квартиры. Очень смешно.
- Как хочешь, - вдруг обиделся Илья. – Я к нему с чистыми намерениями, а он…
Похоже, от него так просто не отделаться. Хорошо, глаза я прикрою. Но буду подглядывать! Интересно, что он хочет – жучки поставить?  Хотя, о чем это я? Раз он здесь, то жучок уже где-нибудь стоит. А, хочет его убрать? Ну, правильно. Испугался, что после моей смерти жучок будет найден. О’кей, сделаю вид, что играю по его правилам.
- Ладно, ладно. Все, закрыл глаза и расслабился.
- Постарайся сосредоточиться на своих ощущениях.
Гипноз, значит. Ох, не люблю я этих гипнотизеров…

И тут мой скептический настрой пропал. Потому что перед моим внутренним взором появился цветок. Золотисто-желтый, он вырастал из центра моей груди, оттуда, где еще недавно бессовестно располагался серый камень. Цветок раскрылся и увеличился в размерах, закрыв своими мягкими бархатными лепестками всего меня. Потом он начал медленно вращаться, наполняя меня легкостью и кайфом. И запах у него был удивительно приятный, сладковато-карамельный.
- Лариса – донеслось до меня.
Что – Лариса? Почему - Лариса? Ах, да. Что-то было, тоже очень приятное и нежное, как этот цветок. К этому чему-то, что было в прошлом, я относился сейчас немного с сожалением, немного с грустью, немного с нежностью. Была когда-то боль, но она ушла, потому что рядом с цветком ей не было места. Рядом с такими цветами живут только радость и счастье.
Потом цветок отделился от меня и, став невесомым, улетел куда-то вверх. А я открыл глаза и обалдело посмотрел на Илью.
- Что это было? Гипноз?
- Тебе лучше? – заботливо спросил Илья.
Я прислушался к себе. Да. Мне было лучше. Мне было почти хорошо.
- Если будет плохо, вспоминай этот цветок, - посоветовал Илья.
Я кивнул.

На улице шел дождь. Капли ударялись о стекло, выбивая дробь. Этот звук был очень уютным. Я смотрел на следы, оставляемые каплями на стекле, на небо, затянутое тучами, и, несмотря на непогоду, вид из окна мне очень нравился. Мысль о том, что сейчас я мог бы этого не видеть, а лежал бы под балконом, показалась мне чудовищной. Сегодняшнее утро с переживаниями и страданиями было далеко-далеко, как будто в какой-то прошлой жизни.
Ах, да. Надо бы отблагодарить Илью. Я повернулся в сторону кресла. Оно было пустым. Странно, что я не заметил, когда Илья вышел. Опять на кухне чай пьет, наверное.

На кухне никого не было. В ванной и туалете – тоже. Входная дверь была заперта. В квартире я был один. А в шкафу? Никакого признака человека.. Под диваном – тоже. За креслом? Это был уже бред – за креслом он никак не мог уместиться.

Дождь почти закончился. Я распахнул балконную дверь, впустил в квартиру свежий воздух и вышел на балкон. И, естественно, посмотрел вниз.
Он лежал там, под моим балконом. Раскинув в стороны руки и поджав одну ногу. Когда и как он успел выйти на балкон? Почему я этого не видел? Илья не пророк, вытащивший меня, что же ты наделал?

Скорая приехала быстро, но помочь уже ничем не могла. Документов у Ильи не было, дело квалифицировали как несчастный случай. Видимо, он все-таки не был кегебешником.
Я долго думал, почему так случилось. Сам ничего не придумал и решил походить по экстрасенсам. Слышал много всякой ерунды, но одно объяснение мне показалось правдоподобным. Нет, скорее так – я хотел в него поверить.

Видимо, где-то там, наверху, моя смерть была делом решенным. И в то утро я должен был умереть. Каким-то образом Илья смог изменить ход дела, отдав свою жизнь, чтобы я остался на этом свете. Остается вопрос – зачем? И мог ли я что-то сделать, чтобы этого не случилось? К сожалению, вопрос этот задать было уже некому – Илья был мертв.

Поэтому я чуть не сошел с ума, когда однажды утром увидел на кухне Илью. Он опять пил чай из моего стакана.
- Мужик, ты доведешь меня до инфаркта! – заорал я. – Стакан поставь!
Илья улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ. И задал идиотский вопрос:
- Ты не умер?
- Я же говорил, что я из другой системы, - ответил Илья.
- А это больно? – задал я следующий идиотский  вопрос.
- Да уж, ничего приятного, - поморщился Илья. – А с цветком работал? – спросил он строго.
- С каким цветком? – не понял я и посмотрел на кактус, стоящий на подоконнике.
- Вот и обучай их, - проворчал Илья. – Вспоминай и работай!
- Да, вспомнил. Поработаю, если надо. Но все равно - ничего не понимаю, - признался я.
- Потом поймешь. Когда понадобится – поймешь обязательно, - уверенно сказал Илья. – Я пришел, чтобы ты не волновался, что я… что со мной что-то случилось. Пришел бы раньше, но не мог, извини. А теперь мне пора.
Илья встал и хотел было выйти из кухни, но я его остановил:
- Только не так, как в прошлый раз.
Он рассмеялся:
- Договорились.

Я открыл ему входную дверь, смотрел, как он спускается, и думал, почему же я не спросил, что это за система, из которой Илья, и почему, если он – это я, то я про него не знаю, а он по меня – да. Но потом решил, что все это не так уж важно. Главное, что есть человек, который придет ко мне на помощь, если надо. И этот человек – я сам.