Мои глаза слезятся. В воздухе слишком много пыли. Я плохо вижу. Это потому что я продал свои роговицы два дня назад, чтобы купить себе туфли. То на что их заменили - тот дешёвый протез, сидит не по месту, и обезболивающие перестали действовать минут через пятнадцать. Поэтому вместо того чтобы купить туфли, мне пришлось истратить все вырученные деньги на кодеин.
Я запасся на неделю, но было так больно, что я принял весь мой кодеин прямо у выхода. Я лёг на тротуар в ожидании того, когда препарат наконец достигнет моих глаз и начнёт действовать. Для того чтобы ускорить этот процесс, я свесил голову с бордюра.
До того как она от меня сбежала, моя жена предупреждала меня, что этим кончится. Что я доиграюсь. Она даже правильно назвала дату когда это случится. Я пытался вспомнить, как именно она это сказала, и выражение её лица, как вдруг я увидел пару туфель рядом со своей головой, которые выглядели очень знакомо.
Они выглядели знакомо, потому что это были мои туфли. Я проиграл их владельцу картинной галереи Петру Брякину. "Превосходно, - сказал он, разглядывая меня, - это твоя новая скульптура или эскиз? Или репетиция? Это немая сцена?" "Я продал свои глаза, - ответил я, - Я ничерта не вижу. Я слепну" Он расхаживал вокруг меня, потирал руки и даже несколько раз подпрыгнул. "Это просто потрясающе. Я в восхищении. Мы должны это обсудить. Что ты делаешь сегодня вечером? У меня в галерее новая выставка, я бы очень хотел чтоб ты зашёл".
Я не мог сказать "нет". Я ничего не мог сказать. Я не мог ничего сказать, потому что не хотел ничего сказать, а когда это со мной случается, то слова просто не формируются у меня в голове. Он поймал такси и затолкал меня на заднее сидение. Пока мы ехали, он беспрерывно говорил об искусстве. Почему-то меня начало тошнить. Когда я попросил его вернуть мне туфли, он ответил "Ты будешь потрясающим экспонатом. Кто пишет тебе сценарии?".
В галерее было полно людей. Ещё там было полно воды, потому что зал на самом деле представлял собой бассейн, на стенах которого были развешены картины. Гости плавали и болтали между собой. Брякин познакомил меня с тучной женщиной, которую звали Глафира. Она помогла мне залезть в бассейн и дала мне в руки стакан с коктейлем. Мужчина по имени Егоже Брелок ущипнул меня за плечо и спросил меня, что я думаю по поводу Южно - Русской школы. В тот момент, когда я попытался сказать ему "помогите мне", Елена Жмуркина подплыла ко мне, положила мне в рот вишенку, поцеловала в лоб, спросила как поживает моя жена, и, не дожидаясь моего ответа, уплыла.
Появилась Глафира с подносом варённых карликовых овощей и сально мне подмигнула. Именно в этот момент уровень кодеина в моей крови стал критическим, и всё содержимое моего желудка вылетело из моего рта поразительно жёлтой струёй, которая, в тот момент как моя голова погрузилась под воду, как турбина реактивной силой пронесла меня метров десять назад сквозь воду. Последнее, что я помню, был вопрос Глафиры: "Так было задумано?"

Сейчас мне хочется музыки. Мне хочется услышать Реквием Легатти в исполнении Лондонского Симфонического оркестра, который должен быть проигран на магнитофоне с садящимися батарейками. Нажмите Play.
Спасибо. Слияние ритмов, которое Легатти удаётся достичь, создаёт непередаваемое ощущение от одной из самых сложных для восприятия композиций, которые когда-либо были написаны. Никакая другая музыка настолько точно не передаёт ощущение смерти. Ни один человек не испытывал ничего настолько близкого к смерти при жизни. Один мой знакомый был на премьере, подошёл к дирижёру и спросил, правильная ли музыка находится перед ним.
Это было ещё до инфляции. До недели из трёх дней. При свечах.

XZ
© XZ 2001