сцыла на начало - http://www.udaff.com/creo/62734.html
сцыла на вторую часть - http://www.udaff.com/creo/62765.html
сцыла на третью часть - http://www.udaff.com/creo/62805.html

Глава 12. Правосудие. (Zoo York. Paul Oakenfold)


«Тринадцать… четырнадцать… вон еще двое, значит их уже шестнадцать… И это не все… Черт! Много…» - Твинс внимательно следил, за этими странными людьми. Они не были похожи на банду. Слишком организованны и молчаливы. Их странные одежды напоминали «форму» Ку-Клукс-Клана, с тем лишь отличием, что балахоны были выкрашены в цвет крови и огня, а не в цвет кожи «Расы Хозяев». Их лошади тоже были укутаны в красные тряпки, и в тумане казалось, что всадники едут верхом на сказочных саламандрах. Маски скрывали их лица, и Билл поразился тому, что на них не было прорезей для глаз. Только для рта и носа. Ориентировались эти люди не иначе как по запаху, хотя вели всхрапывающих лошадей очень уверенно. Камни, беспорядочно раскиданные по поляне, действительно стали для слуг Кзулчибары серьезной преградой, и Твинс похвалил себя за находчивость, когда разглядел из своего укрытия, как некоторые из наездников стали спешиваться. Большая часть ряженных осталась в безопасных для коней пределах леса, и, видимо, они должны были схватить Билла или Гудбоя, если бы те вздумали сбежать со своих огневых позиций и прорываться с боем. «Шериф говорил, что они на конях и вооружены… Лошадей я вижу, но где же, черт побери, их оружие? Ни одного ружья, ни одного пистолета. Неужели эти звери воюют как в средние века?» - словно подтверждая догадку Твинса, спешившиеся по знаку одного из своих синхронно достали кривые, остро отточенные лезвия. Те же, что остались караулить в лесу, отсоединили от седел длинные копья и угрожающе подняли их остриями вверх. «Они совсем рехнулись? Это называется «вооружены»? Да я расстреляю их хоть сейчас!» - Твинс решил было, что столь странное оружие ряженых и есть добрый знак, знак Удачи. «Но их сейчас только около камней семеро. Еще человек десять, а скорее всего в два раза больше ждут в Лесу. Что ты сделаешь, если у тебя закончатся патроны раньше, чем ты положишь их всех?» - Уильям был настроен серьезней и бил как всегда в самые уязвимые места рассуждений Билла. «Если у меня закончатся патроны, раньше чем эти «Слуги» переведутся, то и после этого я заберу с собой как можно больше этих сукиных детей!» - Билл не обращал внимания на напряженность в голосе брата. Его снова начинал захлестывать азарт. И уж на этот раз бой обещал быть честным, без вмешательства потусторонних сил.
Переступая по сухой земле поляны, огибая каждый камень стороной, эти странные, вооруженные лишь кривыми кинжалами люди держались тесно, плотно, совсем не отходили друг от друга, и представляли собой отличную мишень. В принципе можно было положить их всех и сразу, им бы просто не хватило времени, чтобы разбежаться в стороны. Твинс не очень то надеялся на Капитана, и исходил из того, что он выступает вообще один против двух дюжин. Он не торопился стрелять. Все ждал, что не выдаст себя, ждал, что ряженные уйдут отсюда, что не заметят, пропустят (немудрено, то с завязанными глазами!) Они вертели головами и шли на запах. Этот отвратительный звук, когда их носоглотки с шумом буквально ПОЖИРАЛИ воздух. Совершенно нельзя было различить ни их одежд, ни даже роста и комплекции. Красные балахоны и маски словно уравнивали их, как прокрустово ложе, стирали их личности, оставляя взамен лишь способность ЖРАТЬ ароматы болот. И людей… И страха… Билл покрепче сжал револьвер. «Уйдут… Уйдут… Должны уйти… Просто проверят это место, как и все прочие в округе и уйдут…» Но они не уходили. Только бесшумно перемещались от одного камня к другому, все ближе и ближе к тому месту, где засел Капитан Гудбой. Липкая капелька холодного пота выступила у Твинса на лбу. Спешившиеся разом оглянулись и резко рассыпавшись на ходу, кинулись в его направлении.
- Мать твою! – закричал Билл. Скрываться смысла уже не было, его УЧУЯЛИ, в самом прямом смысле этого слова. Поднявшись из-за камня, он одну за другой выпустил в нападающих все семь пуль и тут же скрылся, не успев даже разглядеть смертельными ли были попадания. Над головой пронеслось сразу три метко пущенных из чащи копья, два из которых сломались о спасительный камень, а третье пронеслось так близко к голове, что Билл почуял дуновение неприятного ветерка около левой щеки. Оставшиеся при своих лошадях бандиты не теряли времени зря, и выходило так, что вышедшие на линию огня спешившееся не более чем пушечное мясо, застрельщики, обреченные умереть, но выманить его из укрытия. Бах! Бах! С другой стороны «сада камней» раздались два выстрела Гудбоя. Лошади громко ржали, пугаясь шума и запаха дыма. Некоторые из них понесли, и одна по-видимому, сбросив всадника, выбежала на усеянную острыми камнями поляну, где в один момент стерла копыта и переломала себе все ноги. Нападающие не кричали, но их тела тяжело падали на камни, шурша безразмерными одеждами и гремя лезвиями ножей.
Твинс перезаряжал кольт… Он делал все как можно быстрее и наделся выскочить и пристрелить хотя бы пару-тройку всадников, перед тем, как Гудбоя захлестнет лавина выпущенных копий. Наклонившись, он быстро высунулся с правой стороны булыжника и стрельнул еще три раза, метя в скрывающихся за деревьями коней. Чем быстрей все без исключения лошадки ударятся в панику, тем будет лучше. Стреляя, Билл отметил, что на камнях лежат без движения уже пятеро ряженых, и еще трое сильно прихрамывая и истекая кровью, несутся во весь опор в его сторону, размахивая на бегу ножами. Собственная кровь не останавливала их, а лишь предавала сил, словно это были не люди, а разъяренные хищные животные. В ночном прохладном воздухе раздавался частый свист пущенных копий, Капитан Гудбой выстрелил еще несколько раз, а топот людских ног раздавался все ближе и ближе. В барабане было три патрона, на подготовку времени не было, и Твинс решил пойти на риск. Он кувырком перекатился за другой валун и, встав на ноги и не заботясь о глупой Чести, расстрелял в спину троих раненых, которые уже почти настигли его. Пальцы Билла не тряслись, когда он вкладывал в барабан очередную семерку пуль. Он не мог позволит себе такую роскошь как нервная дрожь.
«Дьявол! Последняя обойма, и еще один патрон, а потом, пиши пропало! Дьявол! Мы должны продержаться!» - в суматохе боя, глотая пороховой дым, Твинс проклинал себя, за то, что так и не удосужился раздобыть в том чертовом Городе еще хотя бы патронов двадцать. Проклинал себя за то, что не все его выстрелы попадали в цель, ведь ряженные передвигались с нечеловеческой скоростью. «Как шериф Редлоу, при нашей первой встрече. Они двигаются так быстро, что их даже не различишь, только смазанные очертания рук и ног в Тума… Что?» - Капитан Гудбой перебил своим криком мысли Билла. Он кричал очень громко, но это был крик ликования, а не отчаяния. Гудбой – убийца, Гудбой, сжигавший города, Гудбой – сын полка, вот кто сейчас кричал, а вовсе не сумасшедший из тихого Холма. Он уже не прятался, и поднявшись во весь рост палил, палил, палил… Твинс не знал, сколько у него патронов, но вероятно их было больше 22.
Вдруг прямо из леса на Твинса кинулся очередной красный «Слуга», в руках у которого было нечто вроде крестьянского цепа, с покрытым шипами шариком на конце. Он тоже не кричал, поэтому его нападение чуть не застало Билла врасплох. Он едва успел увернуться, от нацеленного на него удара. Даже крепкий камень не перенес этого мощного натиска и пошел трещинами. Билл не церемонясь прострелил этому молодцу череп и уходя от летящих со всех сторон копий зигзагами двинулся к Капитану. Вся поляна уже была пропитана кровью. Около булыжника, за которым прятался Гудбой высился целый холмик трупов и ряженые не спешили бросаться на штурм снова. Твинс бежал туда, почти не глядя на ходу стреляя в сторону леса, скорее пугая лошадей, чем надеясь достать атакующих. Копья летели отовсюду, с боку, с верху, сзади. Одно из них все-таки задело Твинса и пробило плечо. Но Билл не мог позволить себе сейчас сбавить темп и только продолжал бежать, выжимая из тела все на что оно было способно. Копье было остро зазубрено, и его шершавые неровности (как пальцы Железного Великана… Это же материализовавшиеся пальцы ТОГО САМОГО Великана!) больно впивались в плоть, терзая ее, как уличный кот воробья. Вынуть такое острие будет невозможно, придется отрезать целый клок мяса. Но сейчас Твинсу было все равно. А Гудбой кричал и смеялся, он делал по одному точному выстрелу в три секнуды и не подпускал к себе красных бойцов ни на шаг. До его камня оставалось всего несколько футов. Глаза выедал жгучий пот, от потери крови и напряжения перед глазами поползли тягучие красные пятна, и их уже нельзя было отличить от залившей землю крови и тел павших «слуг». Твинс стрелял в чащу, стрелял на поляну, и ему показалось, что за время бега он снял еще троих. БЕЖАТЬ! Десять футов… Еще выстрел в сторону выбегающих из леса! Девять футов…Патроны, кончились! Остался лишь один, двадцать второй «Это для Шатерхенда! Они уже и так поели достаточно свинцового гороха» - бросил Уильям. Восемь… Конское ржание. Свист копий. Семь… Под ногами зазвенел брошенный клинок… Шесть…. Из леса выбегают все новые и новые ряженые. Господи, да когда же они закончатся! Пять… Почти! Капитан поднялся, чтобы прикрыть Билла. Достаточно только рассчитать силы и прыгнуть…
И тут один из «убитых» не поднимаясь с земли, схватил Билла за ногу! Твинс не удержал равновесия и упал, а этот паскудный, хитрый красный притворщик уже тянулся к его горлу своим кривым лезвием. Билл ударил его по лицу. Раз, другой, третий… Что-то за маской хрустнуло, «слуга» заскулил и схватился за лицо. По его подбородку стекала темно-вишневая кровь смешанная с его же соплями или вытекшим глазом. Перехватив нож, Твинс перерезал ему глотку и стал отплевываться от забившей ему прямо в лицо крови. Подтянув к себе тело, Билл поднял его как щит и успел, успел, УСПЕЛ закрыться от еще нескольких метко пущенных копий. Они в четырех местах пробили спину еще пока живого человека и тот, не став больше сдерживаться, громко, как только мог, захрипел. Твинс перекатился за спасительный камень, крепко прижимая к груди нож. НО ГУДБОЯ ТАМ УЖЕ НЕ БЫЛО!
Громко выматерившись, Твинс огляделся вокруг и заметил в стороне, уже почти у самой границы леса, как Капитан сражается один против сразу троих противников, вооруженных топорами и какой-то странной леской. Он размахивал во все стороны винтовкой и его штык не позволял нападающим подойти ближе, но шансы его все равно были чертовски малы. В глазах Капитана сиял огонь ярости, точно такой же с каким Бернс поджигал библиотеку Винсента. Билл приподнялся и поспешил на помощь, превознемогая боль от застрявшего в плече острия и напомнивших о себе, натертых о землю ожогах. Метнув на ходу нож в одного «слуг» с топором, он сбил с ног еще одного «топороносца», полагая, что парень с рыболовной леской является самым неопасным из троицы. Катясь по земле, они несколько раз поменялись местами, и Твинс все-таки сумел выхватить у красного из рук топор и без замаха всадил его ему в грудь. Тем временем Гудбой без особо труда насадил на штык последнего из них, но на его место из чащи и со стороны поляны пришло еще шестеро. Все новоприбывшие сжимали в руках эти непонятные железные нити. Билл кинулся было к ближайшему, размахивая ржавым, измазанным липкой кровью топором, но атакованный им «слуга», словно не принимая боя лишь быстро, быстро отскакивал из стороны в сторону. В глазах начинала откуда-то снизу подниматься давящая тень… «Нет! Я не потеряю сознания! Только не сейчас, после боя, сколько угодно, но не сейчас! У меня еще остался один патрон для Шатерхенда!!!» - мысли о Мести, были единственным, что еще держало Твинса на ногах. Он все гонялся за одним из нападающих, и тот уводил его все дальше от Капитана. Гудбой сражался как лев, позабыв про возраст и свою обычную неловкость. Но ИХ было слишком много. Окружив со всех сторон, они навалились на старика всем скопом, перекинули друг другу концы нитей, даже не подходя на расстояние штыкового удара. Не прошло и двух секунд, как герой Войны за Независимость и Гроза всех роялистов был крепко связан, впивающимися в плоть железными путами. Щелкнули какие-то рычажки и из лесок высунулись маленькие бритвы, и только тогда Капитан позволил себе крик отчаяния. Он не мог стоять на ногах, они сами собой подкосились, и каждое движение стало доставлять невыносимую боль от множества порезов. Винтовка, выпавшая из обессиливших рук, была презрительно отброшена чьей-то красной ногой далеко в сторону. Гудбой выл и молил Твинса о помощи. Билл видел все происходящее, но никак не мог пробиться к Капитану, также окруженный несколькими ловкими, проворными «слугами». Когда он попытался рвануться к связанному, они, разбившись на пары, натянули те самые лески и выпустили бритвы. Твинс не мог бежать голой грудью на верную смерть, и он снова и снова оббегал кругом Капитна, не в силах найти хоть одну брешь в этой незамысловатой, извращенной обороне. «Билли! Билли! БАНДИТ! НЕ БРОСАЙ МЕНЯ! Не отдавай меня им, СЛЫШИШЬ?!» - надрывался Гудбой. Его парадная форма была изрезанна на лоскуты, вся перепачканная землей, своей и чужой кровью. Подоспел один из нападающих, верхом на коне. Он быстро привязал поданный ему конец лески к стремени и галопом умчался вглубь леса, потащив упирающегося и верещащего Гудбоя за собой. В темноту. В Туман. Из последних сил Билл бросил вдогонку всаднику топор и попал точно в шею, перебив тому несколько позвонков. Всадник покачнулся и стал медленно падать в сторону, но на лошадь, которая даже не успела остановиться, тут же взобрался другой «слуга» и только сильней хлестнул ее плеткой. Тело Гудбоя волочилось по грязной земле, и стариковские кости ощущали со всей силой каждый мелкий камешек, каждую ямку, и чем больше гнал лошадь ряженный, тем сильней впивались в тело Капитана острые лезвия. Очень скоро его крик утонул в глубине болот.
И Твинс остался наедине с пятью слугами Кзулчибары. Они были настроены очень решительно, их лица по-прежнему были закрыты, а у Билла не было в руках НИЧЕГО, ровным счетом никакого оружия, чтобы дать им отпор. Теперь видимо подошла его очередь ощутить на своей шкуре все прелести колючей проволоки…
«Если умирать, то достойно! » - слегка помутненный от усталости и напряжения рассудок Твинса всерьез задумался о ПОСЛЕДНЕЙ пуле. «Черта с два! Пока жив – бейся и не смей сдаваться! Эта пуля предназначена для Бенджамина Ресуректера и больше ни для кого» - даже перед лицом скорой смерти Уильям был неумолим. Он очень хотел быть отмщенным... И Билл просто зарычал, на наступающих людей в красных балахонах. Стал искать глазами ближайший булыжник, чтобы проломить череп еще хотя бы парочке. А они приближались. Бесстрастные и безликие как сама смерть. В воздухе раздался свист. «Все таки копье, а не леска… И на том спасибо, это легкая смерть» - в одно мгновение пронеслось в голове у Твинса. Но это было не копье, а стрела с зеленым оперением, угодившая в шею одному из наступающих. За нею последовали две, также ударившие точно в цель и еще двое «слуг» тяжело рухнули на землю. Двое оставшихся попытались сбежать, но и их настигли эти неумолимые стрелы, одного ранив в затылок, другого только в голень. Не раздумывая над происхождением стрел, Билл на негнущихся ногах двинулся к этому раненому и дойдя сорвал с его лица маску. Он узнал это бледное, забитое измученное лицо. Совсем еще молодой человек, почти желторотый юнец, один из тех, кто громил вместе с преподобным Бернсом дом библиотекаря. Его губы тряслись, а взгляд светились страхом и обреченной решимостью.
- Куда? – прошипел, глядя прямо ему в глаза Билл. – Куда его увезли, черт тебя дери, мелкий поганец!!!
- М-моя с-смерть ничего не р-решает. Твоя ж-жизнь н-ничего не решает. М-мать вс-се р-авно придет в этот-т Мир, - заикаясь пробормотал он, а затем его лицо исказилось и он сильно сжав зубы ОТКУСИЛ СЕБЕ ПОЛОВИНУ ЯЗЫКА. Раздавшийся треск рвущейся плоти был оглушителен в этой внезапно опустившейся на поляну тишине. Не было уже ни лошадей, ни парящих в воздухе копий не выстрелов. Только Билл и спятивший фанатик, избравший такой страшный способ самоубийства. Дернувшись от боли несколько раз, он наконец затих и его тело расслабленно распласталось по земле. Твинс закричал и в бессильной злобе сильно пнул труп ногой, так что тот откатился в сторону. Оглянулся…
Из тумана вышел слепой индеец неопределенного возраста. Его правое колено было туго перевязано, а в руках он сжимал длинный лук. Слегка прихрамывая, он подошел к Биллу.
- Не кори себя… - медленно проговорил он. – Все что случилось, было актом высшего правосудия и справедливости… Твой спутник провел лучшие годы на Войне. Он и должен был идти путем Воина до конца и умереть в одном из последних боев. Но он не умер и вернувшись в мирную жизнь сам того не желая оказался на пути Убийцы. Теперь он все-таки обрел покой. Как и желал. В Бою.
- Не говори так, словно он уже умер! Они только увезли его куда-то, может быть Капитан все еще жив! – Билл не мог думать о том, КАК слепой человек мог так точно стрелять из лука… Не было сил. Было только желание помочь тому, с кем он сражался плечом к плечу. Индеец покачал головой.
- Нет… Поверь мне, надежды уже нет… У меня есть кое-что общее со слугами Кзулчибары… Я тоже очень хорошо слышу и чувствую запахи. Раньше от твоего спутника пахло Злом… Теперь – индеец втянул носом воздух. - Теперь только Смертью…
- Как? – Твинс только сейчас кивнул на его лук.
- А как они метали в тебя копья с закрытыми глазами? В мире есть много вещей, которые вовсе не такие, какими они кажутся… - индеец не сводил с Твинса своих белых безжизненных глаз. - Что же до меня, то мое имя Экзальчибуте – что на вашем языке значит «Слепой, что видит больше зрячих». И я помог тебе, ведь если бы не мое предупреждение ты бы не смог спастись.
Билл чувствовал себя гадко. И дело было даже не в ранах, не в усталости и не в постепенно заполняющей мир черноте обморока. Нет… Ему было жаль Капитана. Он презирал себя, за то, что не смог помочь. Пожалел одну… ПОСЛЕДНЮЮ пулю, которой при желании мог перебить эту железную веревку…
Он медленно прошел мимо слепца и вышел в центр залитого кровью и усыпанного телами «сада камней»… Последний раз бросив взгляд на затянутое туманом небо, он ожидал увидеть там чистый свет звезд… Но его не было… Только тьма… Тьма на небе и расползающаяся все сильней тьма в глазах.

Упав на землю, Твинс потерял сознание…

Глава 13. Повешенный (Люди на Холме. Наутилиус Помпилиус)

Когда Билл открыл глаза, он был ослеплен ярким светом и словно контужен СВЕЖЕСТЬЮ окутавшего его воздуха. Несколько раз моргнув, он разглядел в склонившимся над ним расплывчатом пятне лицо Анжелики. Та же жуткая «корона» из стальных прутьев на голове, тоже опрятное, белоснежное платье, а самое главное эта та же Боль, которой, как показалось Твинсу, стало в ее прекрасных глазах даже больше.
- Пойдем… - она протянула ему тонкую, нежную руку и цепи на ее теле громко зазвенели от этого легкого движения. Билл приподнялся с земли, слегка морщась от уже привычной боли ожогов и ран. Встав во весь рост, Твинс отметил, что девочка едва ли достает ему ростом до груди. Он еще раз поразился красоте ее хрупкой, совсем еще детской фигуры
- Не бойся, - сказала Анжелика, сжав горячей ладошкой его запястье. – Его сейчас нет. Он не обидит тебя… И… И я очень рада что ты вернулся! – она улыбнулась, так не по- детски устало… И так искренне… Даже захлестывающая лавина Боли на мгновение отступила от ее глаз.
Вокруг мужчины и девушки шумели на ветру ветви деревьев. То место, где он оказался после обморока, тоже было лесом. Поначалу можно было бы подумать, что это осенний лес, но причудливой формы листья здешних растений были окрашены не только в красно-желтые цвета, но и еще в тысячи других до боли в глазах ярких и пестрых оттенков, от небесно голубого, до сочно фиолетового. Это было совершенно непохоже на уродливые, мрачные, затхлые чащи вокруг Тихого Холма. В этом лесу было слишком много красок и света. В этом лесу не было Тумана, а поляна не никогда стала бы последним пристанищем для дюжины с лишним человек. Тут было хорошо и тихо.
«Наконец, хоть один сон принесет мне чуть, чуть… самую капельку… покоя… Господи, как же мне это сейчас нужно» - у Твинса странно защемило в груди, в горле застрял комок, а щеки почему-то стали мокрыми и горячими. Билли Твинс плакал как маленький ребенок и держал юную пленницу Боли за руку.
- Не надо… - очень серьезно и строго проговорила она. – Не надо, Билл. Ты уже не ребенок… Не нужно этих слез, мне сейчас куда хуже чем тебе, но я ведь не плачу… Мне так надоели слезы. От них никогда не бывает спокойней и лучше. Перестань, - она требовательно посмотрела на него, затем развернулась и пошла куда-то в сторону одного из деревьев. Твинс устыдился этого постыдного проявления чувств. Быстро проведя ладонью по лицу, он смахнул непрошеные слезы и вдохнул свежий, полный приятных запахов воздух полной грудью. «Ой-ей, братец! Так бездарно опозорится перед ребенком. Ты стал серьезно сдавать. Так мы с тобою долго не протянем» - язвил где-то очень, очень далеко и почти не слышно Уильям. Сейчас, здесь у него было власти над Биллом. Он шел за закованной в цепи девчонкой, куда-то вперед и с каждым новым шагом его старые раны будто зарастали, стягивались. Измученные нервы, которым нужно было все время быть прочнее стали, начали не спеша расслабляться.
- Где мы, Анжелика? – спросил Твинс у девочки, вкладывая, как и при первой встрече, в свои слова как можно больше теплоты и уверенности.
- НЕ здесь и НЕ сейчас. Это самое главное… Это все обман, пустышка. Пустышка может быть страшной, а может и красивой, но она все равно останется НЕ настоящей, - не оборачиваясь, отвечала ему девочка, плавно шагая по ковру опавшей листвы. Звон цепей периодически перебивался каким-то урчанием трубчатого механизма на ее голове, от которого Анжелика замирала и, чуть сгибаясь, начинала мелко дрожать. Билл был рад тому, что не видел в эти моменты ее лица.
- А где ты ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС?
- Ответь сначала где ты…
- Я… Лежу на поляне, где-то посреди болот, далеко от Города. Вокруг меня еще очень много людей… Но они уже не смогут подняться… - Твинс вспомнил о бое, о Капитане Гудбое, о странном индейце и Шатерхенде и сильно пожалел, что ему придется рано или поздно уйти из этой сказки.
- Да… - она также, не оборачиваясь кивнула. – Я вижу… Их убил ты. Это плохо. Но я, наверное, не могу тебя строго судить, я ведь и сама порою убиваю… - эти слова, произнесенные тихим детским голосом, ранили сердце Твинса, как осколок стекла. А еще он вспомнил историю десятилетнего снайпера Гудбоя… Ребенок-убийца, это даже страшнее чем ребенок, закованный в ржавые цепи.
- Не думай сейчас об этом. Не нужно этого холода. Его и так всегда слишком много. Лучше смотри на меня, тебе это нравится – Анжелика обернулась к Биллу и попыталась улыбнуться еще раз. У нее не очень то получилось… - Я… Здесь и Сейчас, я в темном подвале. Не знаю где он. Не помню. Он похож на сырой, душный колодец. Там очень много ржавых труб и откуда-то постоянно капает вода. Там бегают крысы и какие-то сороконожки… Белые как гной черви с лапками… Здесь и Сейчас я не могу двигаться, потому что мои руки и ноги стянуты крепкими ремнями. Я привязана к койке уже… уже очень долго… Платье мое там почти истлело в прах… И никаких цепей, это все я уже выдумала сама, - девушка приподняла руки, указывая на постоянно лязгающие металлические кольца. - Я не люблю бывать Там, но я понимаю, что только то, что находится в этом проклятом подвале НАСТОЯЩЕЕ. А еще меня там иногда навещает Мать, – произнеся это слово самым бесцветным и лишенным эмоций голосом, Анжелика подошла к дуплу одного из огромных, необъятных дубов и вытащила оттуда кукольный домик. Затем принялась расставлять фигурки людей по комнатам.
- Мать… Те странные люди, они тоже говорили что-то о Матери… Ты не знаешь связано ли как-то это все?
- В этом мире вообще ВСЕ связанно… Но я не знаю ничего ни об ИХ Матери, ни о Кзулчибаре, которого ты так боишься… Если бы кто-то из них попал сюда, я может быть смогла бы ответить на твои вопросы. Но в этих кошмарах ты мой единственный гость.
- Но ведь тебе в твоих снах бывает не только плохо, верно? И потом тебя защищает этот Голем… Почему бы тебе не уйти в них навсегда? – Билл подошел ближе и стал внимательно рассматривать игру девочки.
- Сны всегда прекращаются… Рано или поздно… - глухо отвечала она, не отрывая рук от тряпичных кукол. – И потом, ты думаешь, что то что вокруг нас с тобой сейчас это счастье? Я бы предложила тебе оглядеться повнимательней… И даже, если то, что ты увидишь будет и вправду лучше Пламени или Тьмы, то это все равно ничего не меняет. – Она взглянула на него огромными, как у олененка, темными как беззвездное небо глазами. – Знаешь, я слышала, что даже грешникам в Геене огненной на Рождество Христово дают отдохнуть от мук. Так попросила у своего Сына Богоматерь, следуя зову человеческой Жалости. Но ее Сын согласился с ней, лишь из чувства божественной Справедливости. Грешникам надо иногда отдыхать от мучений, чтобы они не привыкли… Это истинно Божья жестокость…
«Я больше нигде не встречу таких мудрых детей… никогда… Господи, сколько же в ней юной Наивности и взрослого Понимания… Господи…» - Твинс подошел к девочке ближе и сел рядом, взяв в руки одну из кукол. Грязная потрепанная кукла с коряво намалеванной бородкой на лице и губной гармошкой в правой руке. Она казалась Биллу смутно знакомой. «Ты что, братец! Да это же Шатерхенд! Как можно его не узнать? Этому подонку даже в образе куклы приходится быть мерзким и отвратительным!» - заголосил откуда-то Уильям. В тот же момент, мини-Шатерхенд вдруг сильно ДЕРНУЛСЯ!
Твинс в испуге разжал пальцы, а маленький уродец попытался убежать обратно, в спасительную темноту дупла. Билл хотел было схватить удирающий кусок грубой ткани, но Анжелика остановила его мягким прикосновением. «Не надо… Еще придет время» - говорили ее глаза. В своей руке она, крепко сжав пальцы, держала куклу-Капитана Гудбоя. Фигурка была испещрена мелкими порезами, и в нарисованных выпученных глазах застыл страх. Рот маленького человечка в старой форме был распахнут в беззвучном крике. Из куклы, просачиваясь сквозь пальцы девушки, текла кровь, и на платьице Анжелики образовалось еще одно большое красное пятно.
- Брось его! Не сжимай… Ты что не видишь, как он мучается? – Твинс уже собирался вырвать фигурку у нее из руки. Но она сама разжала пальцы, и вояка исчез в яркой вспышке огня, как только коснулся земли.
- Я могу их убивать… Но только тогда, когда они сами захотят смерти… Только когда сами захотят… Я понимаю, как часто случается нечто такое, отчего может избавить только вечный сон… Он хотел уйти… - Анжелика снова опустилась к своим игрушкам, а Твинс же стоял как в воду опущенный. Его не покидала мысль о том, что где-то среди этих фигурок лежит и кукла с ЕГО лицом… «Я убиваю их только когда они сами захотят… А не захочу лия этого, после того как настигну Шатерхенда?» - Биллу опять сделалось не по себе.
- А у тебе есть еще игрушки? Ну кроме этого домика и… этих людей? – с надеждой спросил он.
- Есть… Хотя не думаю, что они тебе понравятся…- она подошла к дереву и вытащила из глубины дупла большую деревянную коробку. – Здесь я храню своих братьев и сестер…- Анжелика открыла крышку, и Твинс увидел несколько сжавшихся, покрытых слизью комочков плоти. Девочка взяла один из них в руки, и поднесла его к лицу. Поначалу Биллу почудилось, что это дохлые рыбки, его смутили маленьких хвосты существ. Но после он разглядел маленькие ручки и ножки с совсем крошечными ноготками. И еще он увидел маленькие лица, бусинки глаз, ротики размером с игольное ушко… Кусочек мяса в руках у девушки зашевелился, а она принялась его убаюкивать. Твинс с содроганием смотрел на то, как девочка в цепях пела колыбельную ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ ЭМБРИОНУ. – Они все старше меня, но этот самый старший даже среди них… Он очень много знает… - рот недоношенного…. Черт, даже не младенца, просто существа, стал быстро открываться и закрываться. Эмбрион будто отвечал своей сестре. – Сейчас он хочет кушать. Ну потерпи, маленький, потерпи мой хороший, урожай уже почти дозрел – сюсюкала она.
Твинс больше не мог этого видеть. Он отвернулся от Анжелики, которая, запустив руки в коробку, собирала оставшихся «братьев». Билл устоял на ногах, хотя немного покачнулся. И тогда он невольно взглянул внимательней на верхушки деревьев. «Ты думаешь это счастье? Присмотрись вокруг повнимательней!» Он присмотрелся…
Ближе к верхушкам этих, словно раскрашенных спятившим художником дубов и кленов, он разглядел человеческие тела. Много, много тел. Там были тела взрослых и детей, мужчин и женщин, молодых и стариков. Несколько десятков тел, спрятанных среди ветвей и яркой листвы. Они не были повешены на деревьях, даже не были насажаны на острые, толстые ветки, это бы хоть как-то укладывалось в сознании. Они зрели на ветвях, словно плоды. Как яблоки или апельсины, люди наливались каким-то соком и были прирощены к веткам неизвестной силой. Некоторые из людей были еще совсем зелеными, другие же успели перезреть и кое-где подгнивали. В их телах копошились жирные белесые червяки с маленькими лапками. Твинс не смог сдержать легкого вскрика. Эти кошмары не переставали удивлять Билла, своей извращенной НЕПРАВИЛЬНОСТЬЮ. Эдемский сад обернулся очередным кругом Ада. А Анжелика тихо пела у него за спиной песенку своему братику: «Красные листья падают вниз, и их засыпает снег… Красные листья падают вниз, и их засыпает снег… Красные листья падают вниз, и их засыпает снег…»
А потом налитые древесными соками люди-плоды посыпались на землю, расшибаясь об опавшую листву и заливая все вокруг красным соком из лопнувших голов. Билл понял, что уже нет смысла сдерживать крик и так сильно, как только мог, вогнал ногти в изувеченное плечо.
Он вскочил от резкой боли, все еще крича. Вокруг по прежнему была туманная ночь…Болта… На трупы «слуг Кзулчибары» еще даже не успели прилететь мухи. Где-то на поляне можно было различить даже не свернувшиеся лужи крови, которые жадно впитывала в себя рыхлая земля. Экзальчибуте сидел рядом на камне и курил трубку. Подойдя к нему, Твинс насторожился, как будет теперь настораживаться до конца жизни, увидев курящего человека, но это был всего лишь табак… Обычный табак, родное зелье индейцев.
- Ты плакал и кричал, после того, как обессилев упал в обморок… - заговорил индеец выпуская в воздух клубы дыма. - Но я не стал приводить тебя в чувство, только перевязал и промыл раны. Это были важные сны и видения, я не был вправе в них вмешиваться.
- Долго я лежал? – спросил Билл, ощупывая руками чем-то пропитанные бинты, пропитанные чем-то пряным, которые теперь укутывали обе его руки и плечо.
- Не очень… Хотя за одну секунду, может присниться вечность… В любом случае мне хватило этого времени, чтобы перевязать тебя. Это хорошо, иначе раны могли начать гноится.
- Что ж… спасибо, ученая макака! А теперь извини, меня ждет одно очень важное дело, - Твинс не был расположен сейчас к вежливости. Он хотел поскорее добраться до французского поселения, найти Шатерхенда и убраться как можно подальше от этих болот, этих людей и этого Тумана. Нащупав руками кольт и проверив последний патрон, Билл стал искать среди тел погибших ранец Гудбоя с едой, водой и самое главное с картой.
- Ты даже не хочешь со мной поговорить? Позадавать вопросов? – в голосе индейца была слышна легкая, беззлобная усмешка.
- Хватит с меня этих гребанных вопросов! Мне не нравятся ответы, которые я получаю. Мне, вообще, все здесь не нравится! И ты в том числе. И если думаешь, что своим предупреждением и вмешательством в бой ты купил мое доверие, макака, то ты сильно ошибаешься. Я на своей шкуре испытал коварство и жестокость вашего народа…У меня есть дела, – бросая хлесткие фразы, Твинс переходил от одного трупа к другому. «Молодец! Так его! Пусть знает свое место» - подбадривал брата Уильям. - Где же этот чертов ранец?
- Если бы ты, бледнолицый, хоть ненадолго отбросил бы свою глупую спесь превосходства, ты бы, наверное, не стал тратить времени, которого у тебя так мало, на поиск сумки твоего друга. Они забрали ее, вместе с ним. Я Видел… - индеец говорил также спокойно, видимо решив еще и поиздеваться над Биллом.
- Какого черта ты пудришь мне мозги? Ты же слепой! – прикрикнул наконец Твинс, оторвавшись на мгновение от осмотра трупов.
- Смотреть и видеть – это две большие разницы… Я не вру, его действительно тут нет.
Порывшись еще немного, Билл наконец вынужден был смирится с правотой краснокожего. «И что мне теперь делать? Как я доберусь до домов этих гребанных лягушатников? Я же не знаю этих троп! Буду петлять здесь, пока не встречусь с менее дружелюбными родственничками Экзальчибуте или того лучше с парнями Кзулчибары?»
- Куда ты идешь? Неужели, то место, в которое ты стремишься попасть, настолько важно для тебя? – Индеец приподнялся и, положив трубку в карман, стал разминать затекшие ноги.
- Я иду в одно место, где когда-то жили люди…
- Люди жили везде. Даже здесь, на этой самой поляне – слепец притопнул ногой. – Ты не мог бы выразится точнее?
- Они тоже были бледнолицыми. Но не такими как мы… Они говорили на другом языке и были родом из иных краев – как можно доходчивей объяснил дикарю Твинс.
- Ты говоришь о старой французской колонии? Не нужно так путано изъяснятся. То что я слепой, не значит, что я идиот, - индеец улыбнулся. Странное это дело, улыбка слепого. Она направлена словно не вовне, а вовнутрь самого улыбающегося. Может быть для слепых, живущих в мире своих образов, так оно и есть.
- Ты знаешь, как туда добраться? Покажи мне в какую сторону идти, это очень важно. У меня немного времени. Там сейчас человек, которому я должен отомстить, вы ведь уважаете Месть, а макаки?
- Ты идешь путем Мести… а у меня сейчас нет вовсе никаких путей. Я чужд как вашему миру, так и своему. Хм… Если я помог тебе уже целых три раза почему бы не помочь в четвертый? Да я знаю, как туда добраться, я помню наизусть все здешние тропы и мы попадем в их старый городок еще до рассвета.
- Мы? Погоди, я не прошу тебя идти со мной, просто укажи направление! И потом, что еще за ТРИ раза?
- Вы, бледнолицые, очень торопливы, эгоистичны и у вас короткая память на добро. Я предупредил тебя перед нападением, затем я спас тебя в бою. И, наконец, я защитил тебя от Злых-Духов-Болезней-Которые-Селятся-В-Свежих-Ранах, или проще говоря от инфекции и сепсиса. А хочешь ты идти со мной или нет – это не имеет значение. Мне скучно и одиноко, бледнолицый и я готов отправится в любой поход, лишь у него была цель. Пусть даже трижды чуждая мне цель, но хоть какая-то причина двигаться дальше. Плюс ко всему, я очень любопытен. Ну пойдем, пожалуй – и Экзальчибуте поднял с земли длинный деревянный посох, и прихрамывая на прострелянную ногу, двинулся куда-то вглубь леса. Твинс выбрал из рассыпанного по поляне холодного оружия подходящий по руке нож и двинулся следом, сменив проводника-психа, на проводника-слепого. Хорош обмен, нечего сказать!
- А как ты тогда сбежал от меня? Тогда, при первой встрече? – спросил Билл у краснокожего. Этот вопрос интересовал его даже сильнее, чем способность слепого без промаха бить цель из лука.
- Когда я был в Европе, я встретил очень много разных вещей… Они навсегда останутся для меня непонятными. Например, Биржа, Фабрика или Университет. Я осознавал, что такое в мире есть, но объяснить, понять КАК и ЗАЧЕМ это все я не мог. И никогда не смогу. Потому что это не нужно. Так стоит ли тебе, бледнолицый, пытаться понять те вещи нашего мира, которые уже ты будешь неспособен осознать? Радуйся своим богатствам.
- Ладно… Допустим… - Твинс продолжал шагать за индейцем след в след. Он уже успел стать профессиональным поСЛЕДователем! – А что насчет этого Кзулчибары? Может быть объяснишь, кто он такой?
- Кзулчибара… Кзулчибара - это тоже что Лобсель Вис, только наоборот…
- Кзулчибара, Лосбель Вис, я не понимаю, о чем ты говоришь! Может быть хоть кто-то в этой местности будет для разнообразия выражаться прямо? Объясни, кто они?
- Прежде всего это имена… Не вздыхай так тяжко, придет время - я все объясню. Сейчас я хочу, чтобы ты только усвоил только три вещи. Во-первых, многие вещи не такие, какими они кажутся, во-вторых, смотреть и видеть – это две большие разницы и в-третьих – еще раз назовешь меня макакой, бледнолицый и я тебя брошу тут, посреди зябких топей, - голос у него был все-таки очень молодой. Навряд ли ему было больше тридцати. Твинс решил выяснить наверняка.
- Сколько тебе лет?
- А какое это имеет значение…
И они продолжили свой путь. Наконец, когда утренний свет еще даже не успел пробиться сквозь клубы тумана они вышли к деревянному частоколу, окружавшему французское поселение. На воротах висел выпотрошенный и перевернутый вниз головой труп одного из шестерок Шатерхенда.

«Не уйдешь… Как никто из твоих не ушел… Еще совсем чуть-чуть, старина Бен… Я пришел по твою душу» - Твинс и Экзальчибуте вошли в заброшенный город.

Глава 14. Смерть (Мертвые матросы не спят. БГ)

Экзальчибуте подошел к еще теплому, висевшему над воротами трупу. Он прикоснулся к бледному лбу несчастного и быстро одернул руку, будто его обожгло огнем. Сильно нахмурившись, он промолвил:
- Им давали выбор… Повесить, четвертовать или посадить на кол… Тела не придавали святому Огню… Тела либо оставляли так, но чаще скармливали Земле или Озеру… Это неправильно… нехорошо… А чтобы выбрал ты? – неожиданно обратился он к Твинсу.
- Повешение, – ни секунды не раздумывая, бросил на ходу Билл. Он уже мог позволить себе не ждать медлительного, хромающего слепого и уходил все дальше по улице, все надписи на которой были лишь на незнакомом ему французском языке. Отовсюду веяло Смертью… Мертвый Город зрелище странное. С одной стороны, это не такая трагедия, как смерть одного единственного человека, ведь люди чаще всего оставляют города умирать, просто покидая их, и ни одна новая душа не отправляется в бесконечное безвозвратное странствие. Но чуть слышный шепот ветра, обилие битого стекла, прогнившие насквозь деревянные стены домов, остатки старых клумб, где когда-то были цветы, истлевшие, уже никому не нужные вещи в грязных витринах, распахнутые настежь скрипучие двери, манящие черными зевами входов, вездесущая ржавчина и разросшийся до невообразимых размеров сорный плющ – все это было одним большим надгробным камнем. Одной колоссальной по своим масштабам эпитафией, которой мог удостоится только мертвый Город, но ни один из людей, каким бы влиятельным и властным в мире живых он не был. В Тумане, который не оставил без своих объятий и этот уголок Великих Озер, то тут то там виднелись раскиданные тела… Части тел… Свешивающиеся со столбов… Насаженные на колья… И просто брошенные на пыльной дороге без всяких изысков. Некоторые еще свежие, другие уже успели распухнуть и позеленеть. Краем глаза Твинс замечал в этом царстве Аида то одно, то другое знакомое и ненавистное ему лицо очередного приспешника Бена. Один раз ему почудилось будто из-за угла выглядывает краешек парадной формы времен Первой Войны. Он не стал ничего проверять… Зачем лишний раз портить себе настроение и раскисать, когда дело всей жизни близится к концу? Прежде чем совсем оторваться от докучливого, бесполезного теперь краснокожего, Твинс все-таки не удержался и обернувшись задал ему еще один, как он считал последний вопрос:
- Как они настигли их? Как? Эти слуги не признают ружей, а банда Шатерхенда была ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вооружена и опасна? Как они перебили их с такой легкостью, если я один положил больше дюжины этих «красных»?
- Я просто не стал предупреждать… - индеец последовал за голосом Билла и его посох мерно отсчитывал коротенькие шаги. – Наверное должен был бы… Но я просто испугался. Их и вправду было слишком много и они были слишком хорошо вооружены. Если с тобой я отделялся всего лишь прострелянным коленом, то эти лихие люди не оставили бы мне ни малейшего шанса. Так что их попросту застали врасплох… Наверное ночью подкрались тихо и сняв часовых завернули всю банду в мешки… А затем снесли сюда. И стали давать Выбор… - отвечая, Экзальчибуте незаметно успел подойти вплотную к Твинсу и, задрав вверх голову, принюхался. – В такие моменты, в таких местах я даже рад своему увечью. Запахи и звуки просто кричат мне о Смерти. Новый Город, тот самый Тихий Холм еще хотя бы трепыхается, агонизирует. Там все же еще есть дети… И люди хоть механически и безрадостно, но выполняют какую-то работу, совершают ДВИЖЕНИЯ… Если долго не колыхать воздух – он умирает, как неизбежно зацветает стоячая вода в озере… Даже неживая на первый взгляд вещь умирает без движения. – затем он «посмотрел» на Билла. Белые, без малейшего намека на цвет глаза не шевелились. Руки ощупывали лицо и карманы Твинса. Он не возражал, хотя и держал нож наготове. Наконец по лицу индейца прошла легкая дрожь, его скулы свело, так словно он съел лимон. Отведя в сторону правую ладонь и сжав ее в кулак, левой он извлек на свет золото кольцо Дженифер. – Прежде чем отправишься дальше… Прежде чем пойдешь бродить по этому умершему Городу… Выбрось ЭТО – Экзальчибуте держал кольцо только кончиками подрагивающих пальцев, будто оно было опасной ядовитой гадиной. – Не стоит входить в такие места, с грузом чужих, не самых чистых и лучших путей… Оставь свою память на этой улице.
Билл вырвал у него из рук кольцо. Дело было вовсе не в том, что оно золотое. Уже давно Твинс заметил за собой, что бережет драгоценный металл скорее по намертво въевшийся в душу с раннего детства привычке. Но сейчас причина была иная. Он просто не хотел выбрасывать свою память. В конце концов это было все, что у него осталось от первой (и последней) в его жизни жены.
- Нет, - Билл не собирался ничего объяснять болтливому краснокожему, и хотел было уже идти дальше, к виднеющийся вдали пустой главной площади, но индеец остановил его уверенным движением.
- Можешь губить себя как захочешь. Но помни мои слова – эта вещь наверняка принесет тебе вред… Скорее всего приманит неких духов, встреча с которыми будет тебе неприятна… Может быть уже… - он понизил голос. - Оружие всегда помнит Войну, чаша – Пиры, а в вещах любящих матерей, часто остается отпечаток памяти их детенышей, - Твинс вздрогнул от мыслей об Анжелике. «Они ведь так похожи… И эти кошмары с ее участием начались только тогда, когда…» - он все понял. Экзальчибуте снова был непостижимым образом прав. Он понимал, что к чему во всем этом бардаке куда лучше Билла. Но мужчина с Местью в сердце не нашел в себе сил разжать ладонь и уронить кольцо на землю. Он слишком сильно привязался к поселившемуся у него в снах маленькому беззащитному существу. И перспектива кошмаров не страшила его. Скоро уже его миссия закончится и тогда он лишится Страха совсем.
- Ладно, глупый, упертый бледнолицый… Поступай как знаешь, мое дело только дать совет, - слепец выглядел немного обиженным, оттого, что Твинс столь наплевательски отнесся к его словам. Но никакого страха или решимости все изменить в его голосе не было. – Я полагал, что ты так и поступишь. Тогда тебе нужно вот это, - он засунул правую руку в какую-то небольшую сумку, висевшую у него за спиной, рядом с колчаном стрел. Когда он ее вытащил, с кончиков пальцев сыпался какой-то черный, напоминающий пепел порошок. Он плюнул на ладонь, растер получившуюся жижу, а затем очень быстро провел на шее у Билла несколько черточек. Твинсу было бы глубоко на это начхать, если б не легкий зуд и покалывание, которые он ощутил в местах прикосновений индейца. Ощущения были даже немного приятными, словно маленький комар посасывал через кожу кровь, параллельно вводя в организм легкое обезболивающее.
- И что теперь? Я стал «сиу»?
- Не злорадствуй. Это охранный знак… Теперь у тебя на шее живет маленький паучок. Не обижай его ладно, а то он может обидеться и будет кусать не твоих врагов, а тебя… - слепец улыбнулся, довольный своей работой. Биллу только и оставалось, что вздохнуть. «Дикарь, он и есть дикарь» - с сожалением констатировал он и, положив кольцо поглубже в карман, двинулся вперед. Экзальчибуте шел за ним следом. Твинс и не думал его прогонять, пусть макака будет рядом, если ей так хочется… Да и его стрелы с парой засапожных томагавков лишними конечно не будут, особенно когда у тебя всего одна пуля и та «именная».
Окружающий мертвый Город пережевывал их. Выпивал их ледяными глазами пустых не застекленных окон, тянул кривые пальцы торчащего железа, пугал шорохом мусорных куч и скрипом несмазанных дверных петель. Ветер… Туман… Шорохи и шепоты мертвых… Мерное, как бой механических, часов постукивание посоха спутника. Какой-то протяжный металлический скрежет позади. Билл остановился. «А только ли Туман и стены пустых домов следят за нами?» - он резко обернулся, выставив перед собой нож. «Все тот же хромой проводник… Какие-то тени вдалеке…. Кажется не двигаются… Черт, из-за этой дымки ничего не различишь! Мертвые? А может быть здесь стоит бояться и мертвых тоже?» «Не пори чушь! Мертвые безобидны и абсолютно флегматичны. Боятся нужно только живых, и ты это знаешь,» - это был уже Уильям. Сейчас Твинс был рад его рассудительности. И все же некое нехорошее предчувствие склизко зашевелилось где-то между сердцем и животом. Экзальчибуте шел смирно и не выдавал не малейших признаков беспокойства, хотя Билл не понаслышке был знаком с необычайной чуткостью его сородичей, да и просто слепых людей. Но краснокожий шел уверенно, а ему все чудился этот давящий, тяжелый взгляд Города… И того, кто поджидал их…
- Тебе не кажется, что на нас сейчас кто-то смотрит? Наблюдает за нами, словно мы уродцы в цирковой клетке? – спросил он у неотстающего краснокожего.
- Мне не кажется… Я ЗНАЮ, что за нами следят. Это Кзулчибара. Это ведь ЕГО Город. Тихий Холм был отдан во владения Лобсель Виса, а тут живет Дух Красного Цвета. Любому хозяину интересно поглядеть на непрошеных гостей, не стоит его винить за это… - где-то вдалеке снова раздался металлический скрежет, как будто бы кто-то тащил что-то острое по земле. «Кзулчи…Бара… Карл Бернс… Что-то есть в этом… Созвучное, а? Да и тот парень… Я точно видел, как он стоял в толпе поджигателей. Тот кто сжигает дома без спросу вполне способен на все это. К тому же харизмы ему не занимать, а из местных апатичных жителей можно вылепить все что угодно. У них ведь совсем нет личностей. Скажут им карать грешников – они станут это делать, все упирается только в упорство и умение дрессировщика. Может быть, этот полоумный святоша сейчас притаился за одним с поворотов и тащит по улицам тяжелый бронзовый крест? Возводит Новый Иерусалим, на улицах, с которых еще не слетели старые, мелодично-мягкие названия? Кажется я уже знаю, кто этот лидер красного Ку-Клукс-Клана» - Твинс начинал догадываться, кто падет от его рук следующим, после Шатерхенда. Это будет новая месть. За Гудбоя… Да и Винсенту наверняка будет приятно. К тому же это наверняка тот самый нужный ему «укротитель духов». Хотя кое-что еще требовало разъяснений.
- Тот, кого ты называешь Кзулчибарой… Извини за дурацкий вопрос, но… он человек?
- И да и нет – пожал плечами индеец. Затем принялся подбирать точное слово в чужом языке. – Это… это сущность. Она может принимать разные формы…Послушай если ты и впрямь хочешь понять, я должен объяснить тебе кое-что, но рассказ не будет коротким. Ты выслушаешь меня? – Билл кивнул. Шатерхенд мог подождать, для начала нужно было разобраться с тем, что из себя представляет Новый Враг. Экзальчибуте оперся о посох и стал рассказывать. Твинс слушал внимательно, но также внимательно следил за всем происходящим вокруг, настороженно готовясь к неожиданной встрече с красными фанатиками и их заводилой Бернсом.
- Когда Зверь пришел в наши земли первый раз и обосновался как раз в этих местах… Святых для нас местах… Мы пробовали с ним бороться. Воины пытались прогнать его силой оружия, вожди пытались умилостивить его дарами, но ничего не помогало. И уже тогда появились среди моего народа безумцы дерзнувшие обратиться за помощью к Матери. Зверь мог разбить свой Город в любом ином месте, но даже вы, бледнолицые чувствуете Силу исходящую от камней расположенных тут. Эти камни дышат и растут, как живые. Они предвечные камни из Первомира…
- Подожди, под Зверем, ты имеешь ввиду бедных лягушатников? – Билл при всем желании не мог вникнуть во все тонкости индейской мифологии, но вот это сравнение первых европейских поселенцев со Зверем его задело и озадачило. – Почему ты называешь нас Зверем? Ты видел Европу и наверное должен понимать, что в нас куда больше человеческого чем в вас! Это вы как раз ближе к животным, мака… краснокожий.
- Нет, я не ошибся. Зверем для нас были именно бледнолицые. Вы ведь совсем лишены гармонии. Вы не чувствуете мир, в котором живете… В вашем мире как будто бы нет духов один про-гресс… Вы забыли о них, но они то никогда о вас не забудут…
- Именно поэтому в нас больше человеческого. Именно стремление к развитию и отличает людей от всех прочих тварей. Вы же этого желания подчинить себе мир попросту лишены.
- А стали ли вы счастливей от своего прог-рес-са? – Экзальчибуте улыбался, как всегда очень открыто и располагающе. Твинсу еще никогда не встречались такие улыбчивые и болтливые макаки. – Вы стали задыхаться в тесноте своих огромных селений… Вы теряете связь друг с другом, а медный грош для вас стоит больше верности и чести. Причин расстраиваться у вас теперь куда больше… И вы не видите цели в жизни… Если она у кого-нибудь и есть, то заключается лишь в Убийстве или Разрушении. Вы льете на головы своим врагам не горящее масло, а кислоту и заменили справедливую охоту истреблением и убийством всего живого. Сейчас вы опьянены властью, но когда духи опомнятся, когда Природа не сможет уже дышать вольно и воздаст вам за все это, вы задумаетесь над правильностью своего про-грес-са. Быть может не раньше чем через век, может быть даже позже… Но знай, что ни одно племя моего народа заменившее охоту истреблением не существовало долго.
Билл молчал. В общем-то индеец был прав, но было как-то непривычно считать свою расу Зверем. «Единственные цели в жизни это убийства и разрушения» - он горько усмехнулся точности этих слов. Сам Твинс был Великий Мститель, да и тот же безобидный вегетарианец доктор Николай, разбомбивший, наверное, на своей далекой родине не одного и не двух «гнусных угнетателей Народа».
- Впрочем мы отвлеклись… Так вот, о Матери. Понимаешь, мы верим, что весь этот нелепый мир был рожден Ею. Причем не где-нибудь, а именно здесь, оттого тут и остались эти странные Камни исполненные силой хаоса Предсотворения…И на этих самых камнях сейчас стоят ваши Города. Мертвый город французов, да Тихий Холм. Отчаявшись перед лицом Зверя, который забрел сюда Вожди и Шаманы решили вернуть Ее… Это не так просто, но мы помнили способ. Мать, создав этот Мир, сама оказалась за его пределами, хотя Ей очень хотелось прорваться в него. Но ей мешали сознания людей, противившихся Ее возвращению. И от самых первых шаманов из уст в уста передавался простой секрет… Если сделать жизнь для людей невыносимой, исполненной Боли и Страдания, если хоть один человек ЗДЕСЬ взмолится о бегстве от этой Боли, захочет отказаться от собственного Сознания и Жизни в обмен на быстрое и тихое забвение…Тогда Она вернется… Просочится сюда постепенно вся, словно вода через маленькую трещину в плотине. Издревле мы изгоняли с этих земель всех грустных от любви юношей и девушек, всех тяжело раненых и всех переживших смерть близких… Здесь не должно было быть грустных лиц. Но когда пришел Зверь, вожди стали УМЫШЛЕННО создавать этих носителей, проводников Боли. Пытались очень много раз и мучили молодых, ибо их страдание куда сильнее. Множество людей пали от их злых рук, умерев раньше, чем ими была накоплено достаточное количество Страдания. Один раз, они подошли к этому так близко, что им почти удалось. Мать стала проникать в этот мир, изменяя его под себя и это было ужасно. Основной удар Ее ИЗМЕНЕНИЯ реальности пришелся как раз на Зверя, и бледнолицые в страхе покинули свои дома. Затем шаманы успели умертвить носителя Матери, прежде чем все это стало необратимым. И истории об этих ужасах осталась в нашей памяти надолго. Но следующий Зверь не заставил себя ждать… Это были уже вы, те что под полосатым красно-белым флагом. Но даже вожди не рискнули прибегнуть еще раз к этой крайней мере, хотя наше оружие, молитвы и добрые слова снова были втоптаны в грязь. И произошло страшное… Этот секрет, секрет Матери, которые нельзя было доверять бледнолицым, он был раскрыт. И теперь, кто-то из вас, кто-то из Города Зверя готовит новое пришествие Матери, по всем правилам ритуала Желтого и Красного путей… Бледнолицые! – Экзальчибуте впервые за все время рассказа агрессивно повысил голос. – Кто только вас придумал? Вы произошли не иначе как из родильной горячки Матери! Если ваши люди берут что-то от нас, то всегда доводят до абсурда. Вы курите каждый день зелье Мира, называемое табаком… Научившись снимать скальпы, вы в обход всех законов стали кромсать головы ДЕТЕЙ, чего себе не позволяли даже кровожадные ирокезы! Наконец вы превратили Святую Белую Траву в источник удовольствия и повседневной радости, хотя это едва ли не самая серьезна вещь, которую вообще породила эта земля.
- Почему ее называют Белой Клаудией? Ты ведь о ней говоришь, верно? И что еще за желтый и красные пути?
- Белая Клаудия – это название, которое придумал тот торговец, что забирает у нас нужные ему зелья. Наверное что-то личное… Бывает ведь, что человек называет какую-либо вещь человеческим именем, сам не зная какую роль это имя сыграет в его жизни потом. – Билл вспомнил об убитом жеребце, которого окрестил Анжеликой. – А что же до двух путей… Есть два способа принести в этот мир Боль. Испытать ее самому или причинять ее другим. Первый – это желтый путь, путь Лобсел Виса, именно от него сейчас стоит ждать основной опасности… Второй путь красный, путь Кзулчибары – с ним ты уже столкнулся лицом к лицу – наугад ткнул пальцем куда-то в сторону и указал точно на изувеченный, изрезанный на куски труп. - Любое дело может быть направленно как вовне, так и вовнутрь, даже ваши христианские святые все были либо аскетами, либо миссионерами. Здесь тот же принцип. Эти сущности могут вселяться непосредственно в людей, как опять-таки ваши святые иногда вещают от имени Господа – «А иногда наши святые вещают и от имени Господа и от имени Кзулчибары одновременно» - посмеивался где-то в уголке сознания Уильям. Твинс твердо решил для себя, что обязательно разберется со спятившим преподобным, который обратился к помощи язычества, чтобы реализовать свой садистский потенциал. Где-то, уже ближе, снова раздался этот лязг и скрежет металла о землю.
- Я не пойму лишь одного… на кой ляд сдалась ваша Мать нормальным людям? Они же не хотят прогнать Зверя, верно? Они сами Звери, если по-вашему рассуждать…
- А знаешь сколько на свете людей, которых не устраивает тот мир в котором они живут? И среди бледнолицых таких намного больше, уж поверь мне. Я не знаю, кто взялся за это безумное дело, но их НЕОБХОДИМО остановить. Когда все началось, когда пришли кошмары я… я пытался объяснить это своим, но те лишь смеялись и радовались, что не придется мучить родных сынов и дочерей. Они связались с торговцем и стали собирать оружие, чтобы ударить в тот самый момент, когда Она вырвется, чтобы все было как в прошлый раз… Святая Белая Трава лишь ускоряет Ее приход в наш Мир, и мои соплеменники без всяких угрызений совести скармливали это зелье Зверю, который не знал меры ни в чем… Эти глупцы заткнули уши и не желали понимать, что в этот раз остановить Ее мы не сумеем, ибо нам неведомо, кто же будет Проводником… Если мы хоть немного опозданием то везде воцарится Ее Закон и Ее же Порядок, а для нас это означает лишь одно – СМЕРТЬ и никаких альтернатив… Я… Я пришел в Город, но и Шериф и Мэр – все лишь посмеялись надо мной – они были повязаны с ритуалом Вызова, хотя наверное и не осознавали этого. Я метался от своих к вашим и везде меня встречала непробиваемая стена непонимания. Пока еще было время я отправился в Европу, стремясь найти ответ, ключик к сердцам бледнолицых Там… Тщетно! Теперь я изгой повсюду. И пожалуй я единственный из всех, кто не хочет Ее возвращения… Я соврал тебе насчет того, что у меня нет целей и путей… Просто я беспомощен… Я слеп…- он опустил глаза. - И я прощу... Ты должен это остановить. Я спас и оберегал тебя все это время не случайно… Ты последняя надежда Понимаешь? – и он стал ждать ответа… Бесстрастный, способный только на легкую улыбку краснокожий сейчас МОЛЧАЛ, опустив голову, так, что было ясно, что его слова о последней надежде не пустой звук. Как ни странно Билл склонен был верить во весь этот бред. Слишком уж стройно и логично все тогда складывалось. Решался вопрос и о странном поведении индейцев, и о непонятной галлюциногенной чуме, и о уверенности Бернса в близости второго пришествия, ведь для этого сумасшедшего индейская Мать вполне могла воплощать в себе Иисуса, Господа Нашего. И еще он теперь знал, кто такая Анжелика, девушка из его кошмаров. Это – Проводник. Душа накапливающая Боль. И опять железный скрежет скользнул по ушам и сердцу – на этот раз совсем близко
- Смерть целого мира говоришь? Не знаю… Может быть… Но пока меня интересует всего лишь Смерть одного человека…
И будто в подтверждение его словам со стороны площади раздались звуки губной гармошки.
Твинс сорвался с места и так быстро, как только мог побежал, забыв в один миг об оставленном Экзальчибуте, о страшной Матери, о Кошмарах и о долге перед Винсентом. На ходу он проверял исправность кольта.

Громкий хохот Уильяма заполнял собой все пространство в черепе Билла. «Сейчас! Сейчас! Сейчас!» - только и повторял про себя он.

Глава 15. Алхимия (Главная тема из к\ф «Жесть». Игорь Вдовин и группа Eclectic)

Выбежав на площадь, Твинс застыл как вкопанный. Старая городская ратуша с остановившимися много лет назад часами должна была стать единственным свидетелем его Мести… Его расправы… Но в Городе был кто-то еще. Скрежет металла стал тише, но Билл все еще слышал этот противный звук, доносящийся откуда-то издалека. «Хотя какая разница сколько будет свидетелей? Мы бы убили его и в детском приюте, если бы понадобилось, правда братишка? И если Кзулчибара наблюдает сейчас за нами… Что ж, постарайся поразить его извращенное воображение такими пытками, которых даже этот Красный индейский божок не смог бы выдумать… Ну где же ты? Где ты, Бен?» - сбивчиво и нервно, словно дрожа от предвкушения тараторил Уильям. Простенький, веселый мотивчик доносился отовсюду, совершенно невозможно было определить, где же скрывается Шатерхенд, хотя площадь распростерлась перед Твинсом как на ладони.
- ГДЕ ТЫ, УБИЙЦА??? – заорал раздирая глотку Билл. Раскатистое эхо безразлично повторило «убийца…убийца...убийца…». Губная гармошка смолка… Послышалось какое-то суетливое шевеление. Пальцы Твинса впились в револьвер, и все мышцы свело от жуткого напряжения. Энергия и ярость просто разрывали его изнутри. Он никогда не чувствовал себя так перед боем. Это был даже не азарт и не страх, просто какой-то багровый дурман застилающий глаза. «Пять лет… Пять лет без нормального сна и отдыха…Господи, как же я долго ждал!» - отчего-то ему хотелось плакать… Так бывает, когда человек много лет отбывший на каторге наконец встречает долгожданную Свободу.
Из густого, бело-молочного Тумана выполз человек...
Билл не узнал его. В этой странной фигуре вообще было мало человеческого. Какие-то рваные полоски грубой грязной ткани, в которых далеко не сразу можно признать ту самую, столько раз снившуюся жилетку. Белые волосы… Даже не седые, у любой седины всегда остается сероватый или благородно-серебряный оттенок. Эти волосы были белы как первый снег. Все тело Шатерхенда было одним большим растянутым по всей коже кровоподтеком, множество свежих шрамов, обнажающих мясо и ни одной целой кости. Его фигура была исковеркана, вывернута наизнанку так, словно Бенджамин Ресуректор был пережеван самим Дьяволом. Голова существа, некогда бывшего грозой Западных торговых путей была неестественно плотно прижата к плечам и постоянно дергалась, хотя лицо и было опущено вниз. Он подползал к Тинсу, загребая пыльную землю только правым локтем. Левой руки у него не было, а ноги же были вовсе искрошены в неприятного вида месиво, и напоминали скорее пару плоских волочащихся по камням водорослей. В руке измученный человек крепко сжимал губную гармошку.
Билл сглотнул и взвел курок. Это был Шатерхенд, сомнений не было. Он все подползал ближе и ближе, двигаясь очень медленно, как улитка или слизняк. «Точно… Это слизняк… Не воспринимай ЭТО как человека, он лишь полное дерьма противное насекомое… Правда приятно видеть его ТАКИМ?» - Уильяму была чужда жалость. И сейчас Билл полностью разделял мнение брата. Жаль только, что мучить и пытать человека, перенесшего ТАКОЕ, просто невозможно. Но и быстрой легкой смерти, он Ресуректору не подарит. Вдруг слизняк оторвал от земли лицо…
Видавший многое на Войне и в Кошмарах Твинс невольно отступил на несколько шагов назад. Правая половина лица Шатерхенда была просто мертва. Выбитый вывалившийся глаз болтался на тоненькой, упругой жиле. Вокруг пустой глазницы спеклась тоненькая застывшая корка коросты Мертвенная бледность, мраморного оттенка и выступившие из-под тонкой кожи синие сосуды на лбу. Абсолютное отсутствие даже намека на движение… Другая половина была густо залита кровью. С нее была содрана кожа и придорожная пыль забивалась в щели между мускулами. Под глазом виднелась белая полоса кристаллизировавшейся соли от слез Но самое жуткое было то, что эта часть лица была ЖИВОЙ. Она шевелилась, и на ней в одну секунду сменялась тысяча настроений, а сверкающий зеленый глаз лихорадочно и затравлено озирался по сторонам. Даже ненадолго проскакивающие в веренице гримас улыбки выглядели ужасающе. Непонятно, как Бенжамин еще продолжал жить, но он с истинно насекомьим упорством продолжал ползти вперед.
Когда Билл случайно попался его бездумно блуждающему по окружающему пространству взгляду, на чудовищном лице отразилось сразу множество совершенно разных, противоречащих друг другу выражений. Удивление… Узнавание… Страх… Отчаяние… Грусть…Боль… Радость… И наконец все это сменилось совершенно неуместным здесь и сейчас каким-то поистине блаженным Счастьем. Такое счастье можно увидеть только на лицах совсем еще маленьких детей или олигофренов, оно было слишком чистым и концентрированным для взрослого адекватного человека… Но Шатерхенд был СЧАСТЛИВ, увидев свою Смерть, воплотившуюся в напряженно сжимающего кольт Твинса.
- Биииил… - хрипло протянул он. Откуда-то из глубины его груди доносился сиплый свист и клокочущее бульканье, словно его легкие были набитым гноем решетом. – Каааак я рад тебя видеть, старина… Старина Били Твинс – шевелилась только левая половина его истерзанных губ. Козлиная бородка, предмет нескрываемой гордости Шатерхенда отчего-то сохранила свой густо черный цвет, но сейчас напоминала измочаленный клок пакли набитый мусором. – Господи, ты не оставил меня…. Ты услышал мои молитвы, Господи! Я приму быструю смерть… Сколько раз я просил Палача о ней… Сколько раз… и теперь все будет быстро и легко. Удар пробьет череп и я растворюсь.. уйду… Приди ты на два часа позже и я бы наплевал, на то, что самоубийство грех и запихнул бы себе свою гармошку поглубже в глотку или разбил бы голову об одну из стен… Билл, как же я счастлив, что ты успел… Я уйду Чистым…
- Тебе никогда не очиститься, мразь! – эти злые слова с трудом давались Твинсу, настолько его поразил вид Ресуректора. «И ради этого полудохлого куска мяса я столько странствовал? Ради этой твари я потерял пять СВОИХ лет? Он сам молит меня о Смерти… Разве этого я хотел?» - Билл был в растерянности. Его напряжение сменилось недоуменной растерянностью. А Шатерхенд тем временем уже добрался до середины площади. И он говорил… Постоянно говорил, заполняя гулкую тишину своим всхлипывающим бормотанием.
- Я уйду Чистым… Он заставил меня расплатится за все… За все что совершил и за то что не совершил… Я вспомнил все свои грехи… ВСЕ! А их у меня немало, сам знаешь… Меня уже не страшит Ад, ведь я теперь знаю как он выглядит… Это такой же Город, укутанный в Туман. Но искреннее раскаяние, раскаяние во всем свершенном и несовершенном, оно ведь даст мне шанс на Чистилище? Ведь даст, Билл? Билл? Ведь не зря я не смог наложить на себя руки… Я слышал, что такое не прощается там… наверху… - и снова эта убийственная многоликость, калейдоскоп чувств отраженных лишь в одном глазе, нервное сокращение обнаженных мышц лица.
- Ты… Ты получил по заслугам! Ты заслуживаешь большего наказания, тварь! Ты ведь знаешь, за что я преследую тебя? Это расплата… За брата и за сотни других погубленных людей.
- Нет… Не сотни… Я убивал в своей жизни только 33 раза… Я вспомнил их всех… Не знал всех имен, но вспомнил лица… Палач заставил меня вспомнить. Я раскаялся даже в том, что воровал в детстве яблоки из сада соседей… Раскаялся в том, что причинил много мук матери, когда появился на свет… Я очистился, Билл, у меня не было иного выхода. Палач не давал мне умереть и я видел как погибали они все… Все ребята, с которыми я столько пережил… Весело и грешно провел с ними всю жизнь… И Длинный Джон, и Вик, и Картавый, и малыш Джимми, и мистер Хоскинс, и Арнольд-Крыса – он все называл и называл имена и клички своих замученных бойцов. Он помнил их всех, и, произнося каждое новое имя, он ронял на открытую щеку обжигающе соленую слезу. Лишенный души Шатерхенд совершенно искренне ПЛАКАЛ. И полз вперед, продолжая свой безумный монолог.
- Черт бы побрал этого доморощенного очкарика! Он дал нам денег… Очень много денег. Попросил разобраться с разной грязной работенкой, грохнуть священника, припугнуть шерифа… Я понимал, что это слишком большая плата, за такой простой труд, но купился… Купился и поехал сюда, собрав всех кого смог. Мы заплутали в Тумане, лошади начали странно себя вести… И эти дикие невиданные звери… Краснокожие… от этого мы еще могли отбиться, но даже мои ребята ничего не могли сделать со сводившим их с ума Отчаянием этих мест… Это Отчаяние было не временным смятением чувств… Оно было материально. Оно воплотилось в Палача и его ловких красных прихвостней. И мертвый, пустой Город из которого НЕТ выхода, кроме смерти от веревки или огромного ржавого ножа. Если бы можно было все вернуть… Если бы можно было все вернуть… Я бы послал этого Винсента к дьяволу и нога бы моя не ступила на эти проклятые болота! – «Винсент?» - ненадолго вспыхнула в голове у Твинса догадка, но тут же погасла, заглушенная новыми речами вбитого в землю Шатерхенда. - Я бы раздал все свои деньги и ушел бы в первый же полевой госпиталь, вынимать пули из раненых… Да я жил неправильно, но разве я заслужил ЭТО? Заслужил этот Страх и эту неземную, не оставляющую меня ни на один миг Боль? Заслужил ли я встречу с Палачом?
- Ты заслуживаешь большего… - повторил на этот раз шепотом Билл. Хотя в его словах не было прежней уверенности. Вся его вера в святую праведность мести осталась теперь только у Уильяма, и Твинс знал, что брат не позволит ему ошибиться. Металлический скрежет, не прекращавшийся с того самого момента как он вошел в Город, сейчас только усилился и звучал в унисон с тихим голосом Бена.
- Я… Я готов… Я чист… Я приму смерть… сейчас – главарь западной шайки уже был почти у самых ног Билла, его ладонь разжалась, выронив нехитрый инструмент, а пальцы схватились за край штанов Твинса. – Давай же! Ну давай! Я ждал этого, я молился об этом! Только не Палач… Хоть сам дьявол, но только не он! Уведи меня из этого города куда угодно, хоть в Ад… Давай Билл, я же прошу тебя! – Твинс брезгливо одернул ногу и Ресуректор снова упал лицом в грязь. Он плакал и пытался подползти ближе. «Какой же отвратительной и жалкой может быть Месть…Избавление избитого калеки от мучений, только и всего… Уильям, это правильно? Так надо? Так должно быть?» - Биллу нужен был сейчас совет и помощь. «Да, брат… Подними его с земли, пусть встречает свою судьбу стоя, глядя тебе в глаза. Я хочу чтобы он хорошенько запомнил перед смертью твое лицо…Наше лицо…» - ледяным тоном процедил Уильям и Твинс подчинился, подняв кольт.
- Ты должен знать за что подыхаешь, животное. Поднимись и скажи это! – приказал распростертому на земле Шатерхенду Твинс. Тот только скулил и всхлипывал, протягивая руку к Биллу, словно тот был Спасителем, а вовсе не Убийцей. – ВСТАТЬ! – закричал Твинс, распаляя себя перед этим последним выстрелом. Ресуректор пытался оторваться от земли, но в его жалком истерзанном теле просто не оставалось на это сил. Наконец он кое-как подтянул под себя искривленные ноги и приподнялся на колени, опираясь дрожащей рукой о булыжник. Лицо его было опущено вниз, из левого, плотно зажмуренного глаза капали слезы.
- Смотри в глаза! Говори! – не унимался Твинс. Его рука слегка подрагивала, хотя решимости с каждой секундой становилось все больше и больше. Шатерхенд посмотрел на него.
- Прежде чем я уйду – промолвил он. – Я хочу чтобы ты знал… Я раскаялся во всем… Но не в этом… Я не могу взять на себя чужой грех… Я не убивал твоего брата Билли. Я даже не знал о нем, до того момента, когда ты спятил и решил меня убить. Я НЕ ЗНАЮ НИКАКОГО УИЛЬЯМА! Мне очень жаль, что он умер, искренне жаль, поверь, но ты мстил не тому человеку. Все эти пять лет нашей бесконечной погони… Ты был одним из нас, может быть лучшим из нас, но затем спятил. Я не убивал твоего брата… Не убивал, брата… Не убивал… - он снова опустил глаза и то ли плача, то ли смеясь повторял это снова и снова. У Билла похолодело внутри. «Он лжет! Или тронулся умом бродя по этим гиблым болотам! Ты ведь помнишь! Ты ведь знаешь!» - срываясь на визг беззвучно верещал Уильям. «Хватит уже этих соплей, стреляй, Билл!» И Твинс послушно нажал на курок…
Вынырнувшая из Тумана жилистая смуглая рука отвела карающий выстрел вверх. Когда раздался резкий звук и из дула вылетел пороховой дым, Шатерхенд дернулся, а затем упал и заскулил еще громче и жалобней. Это было так неожиданно, что Билл не сразу понял, что его руку отвел тихо подкравшийся Экзальчибуте. Он выронил кольт и заторможено обернулся.
- Нет, бледнолицый… Нет. Ты делаешь то, на что тебя толкает Кзулчибара. – строго и сухо говорил он. – В этом Городе и так слишком много Смерти. Не стоит переполнять эту чашу, ведь для этого хватит одной единственной кап… - он не договорил, потому что пропустил мощнейший хук Твинса и повалился на землю. В этом ударе была собрана вся ненависть Билла, копившаяся пять лет и предназначавшаяся для Ресуректера. Он с диким остервенением бил индейца снова и снова, так, что на губах у слепца выступила кровь. Твинс словно позабыл о лежащем рядом, беспомощном Шатерхенде и снова и снова пинал краснокожего, отбрасывая его щуплое тело все дальше.
- Как… Ты… Посмел… Как??? – он выплевывал сквозь сцепленные зубы проклятия в адрес тупой обезьяны, старался наступить ему на лицо и переломать сапогом пальцы. Уже ничего не видя, кроме багряной, застилающей все и вся пелены, ничего не чувствуя кроме злобы, Билл превращал Экзальчибуте в отбивную. И с каждым новым ударом его безграничная ярость только вскипала сильней. Мир стал расплывчатым и даже Туман расступился, перед налитым кровью взглядом Твинса. А назойливый лязг раздался совсем рядом и сменился звуком рассекающего воздух меча. Инстинктивно Билл отскочил от поваленного на землю слепого. Он успел увернуться от пронесшегося в двух дюймах от него ржавого лезвия. Когда Твинс обернулся, он увидел Хозяина Города.
Он не сомневался в том, что видит перед собой того самого Кзулчибару, Красного Демона и таинственного Палача в одном лице. Массивная фигура, высотою в семь футов, завернутая в грязный вафельной формы брезент. В огромной лапище Палач сжимал некое странное оружие, напоминающее скорее гипертрофированный нож, а не меч. Зазубренное туповатое лезвие было настолько огромным, что волочилось по земле, издавая тот самый уже успевший надоесть металлический скрежет. На голове этого человека (СУЩЕСТВА?) возвышалась стальная пирамида, полностью закрывавшая лицо и напоминающая именно колпак Палача, а вовсе не шлем благородного рыцаря. От Кзулчибары исходило едва заметное красноватое сияние, освещающее всполохами Туман. Шатерхенд кричал во весь голос и, отползая в сторону, закрывал от этой гротескной фигуры лицо. В отдалении, по краям площади, словно из-под земли вынырнули многочисленные слуги в балахонах, преграждавшие копьями путь к отступлению. Они сняли маски и внимательно наблюдали за действиями своего Хозяина.
Твинс выхватил кривой нож, но тот казался деткой игрушкой в сравнении с ржавым монстром Палача. Тот вскинул ржавый тесак с неестественной легкостью и принялся раскручивать его над собой, набирая побольше силы для замаха. Билл шумно выругался и отскочил в сторону от очередного тяжелого, но неспешного удара. Бесполезный кольт валялся на земле, Экзальчибуте выронил свой лук и посох и теперь мог лишь шумно дышать в стороне, потирая ушибы. А Палач с медлительностью крупного хищного зверя подходил все ближе и ближе к мечущемуся по площади Твинсу. Можно сказать, что Кзулчибара был великолепен, в своей молчаливой мощи, но у Билла не было ни малейшего желания наслаждаться красотой этой мускулистой фигуры. Он чувствовал свою абсолютную Беззащитность.
«Значит вот ты какой у нас силач, Бернс… Скрывай - нескрывай лицо, я все равно уже знаю, кто ты! И это знание придает мне сил,» - Твинс пытался утихомирить проснувшийся в душе дикий животный страх, пытался не делать резких и неосторожных движений, продолжая следить за описывающим круги в воздухе тесаком. «Я выберусь и сдам тебя шерифу со всеми потрохами. А тогда как бы крут ты ни был, ты не выстоишь перед отрядом вооруженных охранников тюрьмы Толука… Нужно всего лишь выбраться отсюда – только и всего…» - Билл продолжал отступать, пытаясь найти хоть какой-то выход из сложившийся бесперспективной ситуации. Шатерхенд уже успел скрыться в густом Тумане. Люди в красных балахонах все так же пожирали глазами площадь. Палач рванулся вперед, выставив перед собой лезвие. От этой неожиданной прыти грузного священника Твинс сделал несколько быстрых, неосторожных шагов назад и споткнулся о тело очередной жертвы фанатиков. Кзулчибара теперь не спешил… Он медленно поднимал свой клинок для решающего удара. Билл впал в некое оцепенение, он не мог пошевелиться, хотя уже ничем не сдерживаемый страх завладел его сознанием полностью. Вдруг метко пущенный слепцом томагавк с шумным хлюпаньем вошел до середины рукоятки в спину Палача. Тот покачнулся… Такой удар не смог бы выдержать никто, даже самый мощный и сильный мужчина. Топорик должен был перебить Бернсу хребет и Твинс с нетерпением ждал, сжав вмиг вспотевшие ладони, когда, когда же наконец тесак выскользнет из ослабевших рук убийцы… Но Палач устоял. Экзальчибуте метнул еще один томагавк. Затем еще… Кзулчибара лишь слегка вздрагивал от этих смертельных попаданий, а затем не спеша развернувшись, двинулся на дерзнувшего на него напасть краснокожего. Воспользовавшись этой заминкой, Билл подбежал к великану сзади и вогнал кривое лезвие точно между лопаток. Четыре лезвия торчавшие из спины не причиняли Палачу никаких неудобств. Он даже не стал отмахиваться от Твинса, лишь продолжил свой путь к слепому, шарящему по земле руками в поисках лука. Еще один взмах и…. Экзальчибуте был рассечен надвое.
На землю хлынули внутренности индейца, и над площадью пронесся полный восхищения вздох слуг. Утреннее тусклое солнце и не думало появляться, мертвый Город словно окутала вечная Ночь, в которой не было никакого света, кроме красного сияния Демона. Постояв некоторое время над трупом краснокожего, Палач развернулся в сторону Билла.
«Теперь я абсолютно безоружен. У меня нет НИЧЕГО против этого чудовища… Но должен же… Должен же быть выход!» - Твинс подхватил с земли тяжелый булыжник и запустил в Кзулчибару. Тому достаточно было лишь поднять огромную руку, и двадцатифунтовый камень отскочил от нее, как от стальной стены.
«Конец? Сейчас? Нет, это невозможно! Я должен жить… Должен!» - Билл молился всем святым этого мира, надеясь на спасительное чудо. Больше ему не на что было надеяться…
И тут паучок, нарисованный у него на шее незадолго до смерти Экзальчибуте вдруг неожиданно зашевелил лапками. Твинс почувствовал как цепкие маленькие крючки оцарапав его кожу стали перемещаться от шее к плечу. Несколько раз тряхнув головой, чтобы развеять морок, Билл попытался избавится от нестерпимого зуда. Но на месте нарисованной фигурки уже ничего не было и что-то маленькое и очень юркое скользило по его одежде. Он совершенно ничего не понимая наблюдал, как оживший рисунок сбегал по штанине вниз. Палач остановился, по всей видимости тоже рассматривая этого нежданного гостя. Паук же быстро перебирая мохнатыми лапками побежал к Кзулчибаре и в мгновение ока взобрался на его мощное тело. Великан попытался смахнуть с себя паука, но тот держался очень крепко и передвигаясь все быстрее исчез, скрывшись под ржавой пирамидой… А затем Палач взвыл… Это был крик в котором не было ничего человеческого, в нем не было ничего ЖИВОГО. Даже не бас, а что-то еще более низкое, находящееся на пределе человеческого слуха. Так звучит набирающий силу смерч или прорывающий дамбу селевой поток. Палач выронил свой огромный нож и схватился за края своего металлического головного убора, не то пытаясь его сорвать, не то просто скребя ногтями в бессильной злобе. У Твинса не было времени рассуждать. Он уже убегал прочь от площади, воспользовавшись этим моментом замешательства и на ходу пробив телом оцепление фанатиков. Те настолько растерялись, наблюдая поражение своего командира, что стали кидать копья вслед убегающему Биллу только через пару минут. На шее у Твинса открылась новая рана, но он был рад, что отделался такой мелочью, хотя мог потерять жизнь.
У самого выхода из французского Города его поджидал Экзальчибуте… Рассудок Билла был отказывался воспринимать действительность. Найдя лишь одно объяснение происходящему, он устало произнес:
- Признайся, это ведь просто очередной кошмар?
- Нет… Это не кошмар. Это хуже… - через все тело краснокожего проходил кривой рваный, рассекающий туловище надвое шрам.
Утреннее солнце все никак не показывалось на востоке. Ночь словно растянулась во времени, становясь только еще чернее. Густая Тьма накатывала на Твинса со всех сторон… Вместе с ней на его тело навалилась страшная, невыносимая тяжесть, усталость буквально пригибающая его к грязной, рыхлой земле. Билл покачнулся, чуть было не упал, но Экзальчибуте успел подхватить его. Двигался слепец очень медленно, неестественно медленно, будто утопленник под водой или муха в медовой патоке. Летящие со стороны Города копья почти зависли в воздухе. Гудящий в воздухе болотный гнус застыл и едва различимо взмахивал крыльями В наступающей густой, вязкой темноте быстро тонуло все кроме разрубленного несколько минут назад индейца. «Я сошел с ума… Теперь уже точно… Или умер… Ведь если ты общаешься с мертвецом, значит ты в царстве мертвых? » - Твинс даже не заметил, что произнес это вслух. Его собственный голос исходил откуда-то ИЗВНЕ, он был чужим и незнакомым. Экзальчибуте медленно помотал головой из стороны в сторону и, чудовищно растягивая слова, произнес:
- Нет… Еще рано… Это только граница мира живых и мира духов… Слушай и не перебивай… У нас мало времени, хотя здесь оно и течет по другому… Ты не убежишь от них… Не справишься… У них лошади… У них сила сотен смертей… Они знают эти места, а ты нет… Ты не убережешь от них свое тело… Можешь спасти только лишь свой дух…
- Как??? Я не способен… Я не знаю… И ты же умер, в конце концов! – Билл снова чуть не распластался по земле. От внезапно накатившей тяжести было тяжело даже дышать, не говоря уже о том, чтобы стоять на ногах. Но индеец держал крепко…
- Не перебивай… Скоро я совсем растворюсь… Меня даже не встретит Остап Синяя рука… Меня просто сожрет Мать… Но ты можешь убежать от Нее… Я берег это зелье для себя – он запустил руку куда-то во Тьму и вытащил небольшой кожаный мешочек – Его секрет передавался в нашем роду от отца к сыну много поколений… Также как и секрет охранного зелья, того, что только что спасло тебя… Мы многое знали о травах и камнях… Но у меня нет детей… Есть только ты… Съешь это! Быстрее… Я не могу держать тебя здесь долго… Я вообще добрался до тебя лишь потому, что Проводник Боли, тот кто копит силу для Матери ХОТЕЛ этого… Ешь!
- Что это? Клаудия – Билл рассматривал как белые пылинки медленно высыпаются из мешочка и не спеша кружа в темноте словно снег разлетаются во все стороны.
- Клаудия тебя не спасет… Это сильнее… Это страшнее… И куда опасней… Но другого шанса не будет, прими зелье сейчас, иначе Кзулчибара или Лобсель Вис доберутся до тебя! Они уже вырывают твою душу друг у друга из рук… Красный Демон никогда не простит тебе унижения, а Желтый осознал, что ты можешь задержать пришествие Матери, ведь ты охраняешь все человеческое, что только осталось в Проводнике… послушай, это и вправду твой последний шанс… Когда ОНИ найдут твое тело, в нем не будет и искры духа, они даже не станут резать тебя на куски…. Просто скормят Воде или Земле, и тогда ты сможешь выбраться… На языке нашего народа то где то где ты окажешься называется Сомати… По вашему просто нигде… И если Дух вернется к Телу то ты очнешься, даже если смениться не одна Луна… Ну же! ЕШЬ! – невыносимо было слышать этот низкий крик, длящийся целую вечность, невыносимо было видеть выпученные глаза краснокожего, невыносимо было наблюдать за тем, как на его лице вздуваются жилы и мускулы и черная кровь медленно вытекает из открывшегося шрама на теле… Но Твинс не мог даже поднять руку, хотя был сейчас готов пойти на все, лишь бы спрятаться от Палача… Хоть так… Хоть через практический спиритизм и подозрительную Алхимию. И потом, Экзальчибуте ни разу его не обманул. Или все-таки жрать непонятно какую дрянь не стоило? Или под «спасением духа» индеец понимал просто бегство посредством суицида от зверств и пыток фанатиков? На череп Билла словно навалился тугой, сдавливающий все сильней и сильней металлический обруч, сил не оставалось ни на мысли ни на движения. Пресс Тьмы давил все сильней и ему показалось, что еще чуть-чуть и он останется в этой неподвижной Темноте навечно, как жук, застывший в куске янтаря.
Наконец краснокожий сам с силой сжал его лицо и буквально протолкнул Твинсу в глотку горьковатый белый порошок Он шумно сглотнул и чувствовал как царапающие острые крупинки проходили по пищеводу. Затем что-то гулко хрустнуло и правая верхняя часть туловища Экзальчибуте стала медленно опадать в сторону… Умирая… Растворясь окончательно индеец улыбался… Твинс чувствовал, как с каждым мгновением его руки и ноги наполняются энергией и силой… Он провожал странного слепца в последний путь так и не узнав его точного возраста. Затем…
Затем в животе у Билла разорвался снаряд и адский, нестерпимый жар прошел через все его тело.

Tweet