Русская интеллигенция всегда выискивала новые формы, впадая при этом в бессмыслицу, и жадно обостряла свои чувства, скатываясь в низкие пороки. В.Пикуль. “На задворках великой империи”

Итак, Исаак Антипович пришел в себя, и первое, что он увидел, это была здоровенная кувалда, занесенная над его головой.

Переведя взгляд ниже, Исаак обнаружил под кувалдой какого-то молодого мужичка с пугливыми бегающими глазами.

Василий, а это был именно он, изрядно струсил, когда увидел, что псих стал подозрительно нормален. В глазах Исаака было столько неподдельного интереса к происходящему, взгляд был настолько осмысленным, что Василию стало как-то не по себе.

Одно дело грохнуть получеловека, бешеного, кусающегося и плюющегося, с пеной на губах, другое дело - “человек разумный”. Василий колебался не более минуты, потом он вспомнил о своей высокой миссии, о полномочиях, которыми его наделило вагонное сообщество, о сапогах, которые он обещал привезти супруге, и решительно занес кувалду повыше.

Если уж честно и откровенно, то у Василия была причина убить Исаака и без сапог. Но Василий не знал об этой причине.

Не знал о ней и Исаак. Парсонс вообще никогда не видел мужа своей подружки, слышал что-то, но не видел. Так что таким вот оригинальным образом произошла встреча Василия и Исаака, и инстинкт последнего подсказал единственно правильное решение.

По глазам Василия было видно, что бесполезно пытаться разжалобить его ссылкой на сиротское детство и нехватку витаминов, бесполезно было и взывать к совести Василия, бесполезно было и угрожать. Подсознание Исаака, магистра науки выживания, мгновенно перебрало все эти варианты и выдало единственное решение.

Исаак небрежно развалился на полке, демонстративно почесав яйца, и очень сухим официальным тоном произнес:

- Документы предъявите, пожалуйста, гражданин.

Василий замер с поднятой кувалдой. По его лицу было видно, что он слегка задумался. Парсонс повторил более властным тоном и, повышая голос:

- Вы, что, оглохли, что ли? Попрошу предъявить документы, билет и накладную на кувалду.

Упоминание о кувалде и накладной окончательно смутило Васю. Все еще держа кувалду над головой, он начал суетливо оправдываться, переминаясь с ноги на ногу:

- Да, понимаешь, братан...

- Никакой я тебе не братан, - одернул его Парсонс.

- Виноват! Гражданин начальник! Я тут просто мимо проходил, а бабка тут какая-то и попроси таракана убить, говорит, убей, Вась, проклятую насекомую, а то спать не дает и продукты портит. Ну, это... я и пошел к проводнику, говорю, Петь, а, Петь, дай кувалду, а то развел тараканов, понимаешь, пассажиры жалуются. А Петька, сука, пьяный лежит, не шевелится, я и взял кувалду-то... – понёс Василий совсем уже хуйню.

- Значит, проводника Петром зовут? - строго спросил Исаак.

- Петром, Петром, гражданин начальник, Петькой, стало быть. А мы ничего, мы люди смирные... Вот домой возвращаемся.

“Горазд врать, убогий, - подумал Исаак. - Ведь меня хотел грохнуть этой железякой! Наверняка сапоги хотел спиздить!”

Исаак нахмурился и жестко произнес:

- Так. Плохо твое дело, Василий. Тебя ведь Васей кличут? Я так соображаю, Вася, что кувалду ты эту взял без накладной. Стало быть, украл. Срок хочешь получить, Василий? Кувалда-то государственная, к этому поезду приписана. Так что трояк у тебя уже есть. На лбу нарисован. Легко получишь. Но тут возникает такой вопрос, Василий: а куда ты шел с кувалдой, а? Ведь ежели ты шел в тамбур разбить дорогостоящее электросетевое устройство, щиток то есть, государственный, кстати, щиток, то это, Василий, уже не трояк, а полноценный червонец. Потому как это уже вредительство и саботаж, если не теракт. К тому же мы еще разберемся, что это за Петька такой. И моли Бога, Василий, чтобы он тебя не опознал, а то пойдете группой, а это полный пиздец, скажу тебе по секрету. В лучшем случае - пятнашка на прессовой зоне, а обычно - вышак.

При этих словах Исаак привстал с койки и беззлобно потрепал охуевшего и позеленевшего Василия по щеке.

- Так-то, сынок... Да ты железяку-то опусти, а то, чего доброго, попортишь госимущество. Не усугубляй свое положение. Оно у тебя и так хреновое. Жаль мне тебя. Еще такой молодой. Жена, небось, есть, детишки... Эх, молодость, молодость... Ему бы жить и жить еще, а он сам себя... Эх!

Парсонс тяжело вздохнул. Когда нужно он мог быть очень убедителен.

На Василия страшно было смотреть. Пять минут назад это был цветущий, здоровенный бычара, а сейчас перед Исааком стоял какой-то обсосок, ничего не осталось от человека.

Надо же так испугаться!

Если ничего не украл и никого не убил - чего пугаться-то? Уничтоженный и раздавленный Василий сдал по акту кувалду Парсонсу и собственноручно написал признание в хищении госимущества. Парсонс продиктовал ему заявление о явке с повинной, что Василий тоже написал. И уж совсем с перепугу Василий написал долговую расписку, в которой говорилось о том, что он лично Парсонсу должен три тысячи долларов США.

Исаак и не хотел брать с него подобной расписки, да Василий сам предложил. Совсем, видно, рехнулся от страха. За это Исаак пообещал Васе походатайствовать о пересмотре обвинения в теракте.

Весть о необычайной крутизне голого артиста мгновенно облетела весь вагон. Через пятнадцать минут после вышеописанных событий чудесным образом “нашлись” все украденные у Исаака вещи. Внезапно протрезвел вечно пьяный проводник Петька и объявился в купе Парсонса.

Выяснилось, что все пассажиры, ехавшие в одном купе с Парсонсом, занимают свои места по крайне досадному недосмотру проводника. Купе было мгновенно очищено от “лишних”.

Каким-то чудом обнаружилось, что Исааку Антиповичу полагается отдельное купе с матрасом, одеялом, подушкой и в меру чистым бельем.

Чудесным образом заработало радио, включились лампы местного освещения и чуть было не заработала вентиляция. Но Петька был все-таки не Господь Бог и такую сверхзадачу не одолел. Но, видимо, очень уж не хотелось Петьке “тянуть вышака”, да еще и группой, ни за что ни про что, и он напрягся и сотворил еще несколько чудес, конечно, не таких крутых, как вентиляция, но вполне достойных упоминания.

Так, на столике у Исаака Антиповича появился волшебный предмет - стакан горячего чая с лимоном (это зимой-то на Севере!) в подстаканнике, в стакане уже был сахар и чистая(!) ложка. Не переживи Исаак недавно стрессовую ситуацию, он наверняка бы свихнулся от изумления. Но его организм еще работал в экстремальном режиме, и Исаак принял все эти невероятные почести с олимпийским спокойствием, как должное.

Напустив пыли в глаза окружающим, Исаак теперь от души пользовался плодами своего таланта. Для всех он вдруг стал большой лагерной шишкой в штатском, и поэтому он покровительственно похлопал согнутого в три погибели проводника по спине:

- Спасибо, спасибо, Петенька. Ну, уважил старика, расстарался. Ладно, подумаю, что я могу для вас с Васькой сделать. Может, пойдете не группой, а по хулиганке. Может, и за условное заползти удастся. Хотя, конечно, делов вы наворочали - не приведи Господи! И, если по уму, то надо бы вас к высшей мере. Да ладно! В Бога-то веруешь? Вот и хорошо. Молись исправно, Бог тебя простит, а уж я и подавно.

Петенька, хоть умри, не помнил за собой никаких “делов”, но именно это его больше всего и смущало. Он-то знал как никто другой, что означает ничего не помнить с перепою. Именно так он и получил свои десять лет лагерей. На следствии он все время бубнил в магнитофон: “Пьяный был, не помню ничего”, наивно полагая, что эта формула освободит его от ответственности.

К стакану чая, за который Петьку возненавидел весь вагон, прибавилась ситцевая занавеска, которая отгородила волшебное купе от остальных пассажиров.

А через полчаса за занавеску прошла, игриво поводя плечиками, проводница из соседнего вагона Настя.

Глава 12 Графический материал можно отделить от текста на полосе и с помощью различных приемов сделать полосу более сбалансированной и привлекательной. Т.Боув «Настольная издательская система PAGEMAKER»

Для Насти это была стандартная ситуация. Она обычно еблась в дороге с вольнонаемными работягами и с освободившимися зеками, когда от скуки, когда за подарки или продукты. Ничего зазорного в этом она не видела. И когда к ней прибежал посиневший от страха Петька, стал ей совать двадцать американских долларов и что-то бормотать про какого-то “важняка”, прося выручить, Настя согласилась мгновенно. За такие деньги она бы отдалась целому племени оленеводов с оленями впридачу.

Вот откуда Настя-то взялась!

Она вышла из-за занавески через три часа усталая, но довольная. “Каков козлик! - думала она. - Давно я так не скакала, да еще за бабки!”

Читатель наверняка уже подумал, что козликом Настя назвала Исаака, и это о нем она отзывалась с такой теплотой.

И ошибся.

Это был не Парсонс.

А дело было так.

Исаак вымытый, перевязанный, накормленный, одетый во все чистое, нежился в своем отдельном купе общего вагона, когда вдруг за занавесочку вошла приятная во всех отношениях женщина и выжидательно-нахально уставилась на Исаака.

“Транспортная проституция!” - сообразил Исаак.

Несмотря на то, что у него более двух лет не было женщины, к появлению аппетитной кобылки Насти он отнесся весьма спокойно.

Вообще, Исаак всегда крайне отрицательно относился к случайным связям, в своих отношениях с женщинами он был крайне привередлив и возможные новые знакомства он всегда рассматривал с избирательной позиции. Типа - а нужно ли это вообще?

Вот и сейчас проводница Настя не вызывала у Исаака абсолютно никаких эмоций, кроме чувства любопытства. Возможно, Исаак и мог бы проявить какой-либо интерес к появившейся женщине, но для этого нужно было быть по меньшей мере Памелой Андерсон. Ну, может быть, тогда...

Исаак прислушался к своему внутреннему голосу, при этом довольно откровенно рассматривая вошедшую даму. Внутренний голос сейчас находился у него в штанах и многозначительно молчал. Исаак удовлетворенно ухмыльнулся: он еще может себя контролировать. Кремень!

Настя эту ухмылку поняла по-своему.

- Здравствуй, котик! - улыбаясь во весь рот, радостно сказала она.

- Проститутка? - вместо приветствия поинтересовался Исаак.

- Я? Не совсем, - смутилась Настя.

- Значит, по любви?

- Что «по любви?» - не поняла Настя.

Исаак нехотя пожал плечами. Типа, не знаю.

“Странный тип, - подумала Настя. - Вопросы какие-то задает. Вместо того, чтобы разложить меня на полке и выебать по-взрослому, он вопросы задает”.

- Ага, - вслух сказала Настя ни к селу ни к городу.

- Ну что ж, поможем, - сказал Исаак и крикнул проводника Петю. Тот примчался через две секунды.

- Петя, друг мой, найди мне этого, как его, ну, Василия, - распорядился Исаак.

Через две секунды был Василий.

- Васятка, ты помнишь песню “Снегопад”? - спросил Исаак Василия. –Ну её эта тварь пела, Брегвадзе что-ли…

- Ну, - коротко ответил Василий.

- Помнишь, что нужно делать, если “женщина просит”?

- Ну.

- Ну вот и делай! - Исаак головой кивнул в сторону Насти и с интересом стал ждать дальнейших событий.

- А-а-а... Исаак Антипович! А Вы? Как же Вы? - недоуменно спросила Настя у Исаака. В ее голове не укладывалось, что можно заплатить 20 USD, а самому не пользоваться ее услугами. Она ведь думала, что те 20 долларов Парсонс прислал.

- А я - пас! Извини, карта не пришла, - спокойно ответил Исаак. Внутренний голос сказал ему примерно то же самое. Да и потом, не мог он позволить себе подобной роскоши. Он слишком себя любил, слишком хорошо к себе относился и слишком себя уважал, чтобы броситься на первую попавшуюся бабенку.

Настя отказ от ее услуг опять истолковала по-своему.

Она обиделась. От души обиделась.

Как же это? Почему так? Все мужики на дороге составляют графики движения ее поезда за несколько месяцев вперед, сохнут по ней на каждой станции и толпами ищут ее благосклонности, а тут какой-то Исаак нос воротит! Обидно, право! Сам же заплатил, а теперь брезгует, другого вместо себя посылает. Извращенец!

Настя подозрительно и обиженно уставилась на Исаака, не зная, что делать дальше. Вася в это время выжидающе молчал и искоса бросал взгляды то на Исаака, то на соблазнительную проводницу.

- Ну, что стоишь? Показывай, что умеешь! - ободряюще сказал Исаак.

- Ой! Господи! - обрадовалась Настя. - Да я много чего умею! Эротический танец хотите?

- Валяй танец! - махнул рукой Исаак.

Танец, исполняемый пятидесятилетней Настей, был даже и не танец вовсе, это был целый спектакль стриптиза, шоу со стонами, охами и ахами вместо музыки.

Все мужское население вагона подглядывало и подслушивало, самозабвенно мастурбируя. Все старушки были выгнаны в тамбур и там, дрожа от холода и негодования, гнусавили молитвы об обращении Вавилонской блудницы.

От Настиных стонов и завываний произошло непроизвольное семяизвержение у 85-летнего деда, который ехал умирать на Родину, в Новороссийск. Дед суетливо собрал чудесные результаты со своих штанов в баночку из-под майонеза и потом всю оставшуюся дорогу горделиво посматривал на старушек и все норовил невзначай выставить заветную баночку на столик, когда все обедали. Старушки плевались и крестились, а мужики одобрительно ржали и говорили: “Ну ты, дед, бля, ваще! Дал всем просраться! Чего с этим добром делать-то будешь?”

Дед, надувшись от важности и удовольствия, отвечал: - Может, науке отдам, пущай исследують. Может, старухе своей посылкой отошлю, пусть размножаица на здоровье. А может, с собой похороню. Ишо не решил.

Все-таки Исааку жалко было отпускать Настю неёбаной. Особенно после такого зрелища. Исаак ценил в людях талант в любом его проявлении.

Что делать-то?

Помните, как кричал Сергей Юрский в роли Остапа Бендера в фильме “Золотой теленок”:

- Шура, выпускайте Берлагу!

Так и Парсонс понял, что пора выпускать Ваську, уж больно хороша была Настя без одежды. У самого-то Исаака были кое-какие замечания по внешнему виду Насти, да ладно уж, колхознику Васе сойдет!

Парсонс достал из фанерного чемодана иллюстрированный томик “Кама Сутры” (Исаак по случаю выменял ее на вокзале за две банки сгущенки. Подарочное издание.) и заставил Васю с Настей отрабатывать первые двадцать четыре картинки с сопроводительным текстом.

То есть как это – заставил ?

А вот так! Заставил и все. Точнее, попросил. Кто ж ему откажет?

Ну….. Погнали, короче.

На восьмой картинке Васька вдруг захрипел, с глухим стуком упал на пол и закатился куда-то под полку. Сомлевшая Настя только прокудахтала:

- Куда же Вы, молодой человек? Ведь мы только начали!

Но молодой человек Вася явно не собирался продолжать забавы. Он лежал под полкой и только его босые пятки конвульсивно подергивались от Настиных слов.

Еще никто и никогда не ебал Настю так изощренно, долго и методично, как Василий под художественным руководством Парсонса. То, что ей за доставленное удовольствие еще и заплатили, растрогало ее окончательно. Она, обливаясь слезами умиления, лезла к Исааку облобызать ручку и просила удочерить ее без права на наследство (хотя сама была старше Исаака на два года). Она хотела остаться с добрым и явно сумасшедшим миллионером (она так и не узнала, что деньги были Петькины) и ебаться у него на глазах с глупым, но милым Васей. Главное, что в драгоценной книжке было еще около трехсот картинок, и Настя аж застонала и заскрипела зубами, чувствуя себя на пороге большого и светлого счастья.

- Вася, милый, ну, отдохнул и хватит. Вылезай, а то папочка (это Исаак) уже скучает, - причитала Настя и пыталась нашарить под полкой Васины достоинства и проверить их готовность

Но из-под полки доносились только глухие стоны.

“Это с непривычки, - по-отечески думал Парсонс. - Видать, не избалован парень женской лаской.”

А “милый Вася” судорожно дрыгал ногами, уворачиваясь от Настиных рук, и все глубже залезал под полку. Большое светлое счастье накрывалось женским половым органом.

Настя аж заплакала от досады.

Исаак прижал пожилую девушку к своей груди и ласково погладил по голове:

- Ну, будет, будет. Слезами горю не поможешь. Ступай себе с Богом.

- Исаак Антипович! Да что же это?! Всего восемь картинок-то и освоили, - рыдала Настя у Парсонса на груди. - Ну, хоть бы Вы помогли бы, а? Давайте, Исаак Антипович! А?

- Не могу, извини. Понимаешь, золотко, я ведь не актер. Я - режиссер. Тебе понравилось?

- Очень!!!

- Вот видишь! Можешь и мне за это спасибо сказать.

- Ну, Исаак Антипович! Вы же мужчина! Давайте продолжим! Актер, режиссер - какая разница? Ну, трахните меня!

- Не могу. Люблю другую, - серьезно сказал Парсонс и добавил голосом Верещагина из фильма “Белое солнце пустыни”, - мне, что ты, что Абдулла - все едино. Вот ежели бы я с тобой пошел...

Но Настя ни хрена не поняла. Она вышла из купе, потянулась, как кошка, и произнесла фразу, которую мы уже знаем.

Ну и правильно. Когда слишком хорошо – это уже не очень хорошо. А так – в самый раз.

До самой старости будет вспоминать эту поездку Настя Перепелкина, проводница поезда “Норильск-Воркута-Москва”. (Пиздёж. Нету такого поезда. Прим. авт.) Будет вспоминать Васю, Исаака, волшебную книжку и никак не сможет вспомнить ее названия. Настя будет искать эту книжку всю жизнь, но так и не найдет.

Когда она приходила в книжные магазины и спрашивала книжку, в которой все ебутся сотнями способов, реакция была самая разная. В провинции часто вызывали милицию и выставляли вон из магазина. Иногда советовали обратиться к психиатру или сексопатологу.

Такая вот, блядь, волшебная сила искусства.

Однажды в Воронеже молоденькая продавщица-практикантка, замирая от собственной смелости, робко протянула ей “Декамерон” Дж.Боккаччо. Настя книгу прочитала, но осталась недовольна - слишком много болтовни и слишком мало практических рекомендаций. Освоенные тогда в поезде восемь позиций с лихвой перекрывали все описанные в “Декамероне”. Нет, это все не то.

Как-то раз в Москве, в огромном книжном супермаркете, на дежурный Настин вопрос продавец на минуту погрузится в раздумье, а затем протянул ей книгу с какой-то цитрусовой фамилией на обложке. Продавец не обманул, в книжке постоянно ебались, но только это были одни мужчины. Это тоже не то.

Так и остался на всю жизнь не вычерпанным до дна колодец Настиных желаний. И уже в старости, умирая, приняв благословение батюшки, причастившись и соборовавшись, она вдруг вспомнила и отчетливо произнесла:

- Кама Сутра... Кама Сутра... Дайте хоть подержать перед смертью. Внучек, Васенька, сбегай в магазин, спроси, вдруг есть...

Внуку Васе, названному так по настоянию бабы Насти, было уже 17 лет, и он сразу же понял, о чем идет речь. Он никуда не побежал, поскольку изучал эту полезную книгу вот уже полтора года на чердаке и в туалете.

Баба Настя прижала драгоценную книгу к иссохшейся груди, вдавленной годами беспросветного труда, и по ее ввалившимся почерневшим щекам прокатились последние в ее жизни слезинки. Она перенеслась в далекую молодость (50 лет - еще не старость), когда все впереди было радостно и ясно, когда желания распирали высокую грудь, а здоровье не давало заснуть ночью, когда она была свободна и любила кого хотела. В эти минуты ей вспомнилось только хорошее, светлое: любимый Вася, которого она так больше никогда и не видела, чудак Исаак, ситцевая ширма...

Все, что было в жизни у Насти Перепелкиной хорошего и светлого, было связано с именем Вася. И даже священника, пришедшего проводить ее в последний путь, звали отец Василий. Так она и умерла, улыбаясь и плача, прижимая к груди “Кама Сутру” и шепча:

- Вась, Вась, Вась...

Священник, приняв последний вздох бабы Насти, взял у нее книгу, раскрыл и упал в обморок. И потом его всем миром упрашивали, чтобы бабу Настю похоронили по-людски. Отец же Василий настаивал, чтобы гроб зарыли за оградой, рядом с самоубийцами.

Такой, вот, подонок. А еще священник!

Так жила и умерла проводница вагона “Норильск-Воркута-Москва” Настя Перепелкина. И в ее нехитрой судьбе навсегда оставила след встреча с Исааком Антиповичем Парсонсом.

Кстати, “Кама Сутра” Василию тоже очень понравилась.

А почему нет ? Картинки там красивые и вообще….

Когда он очухался на следующий день, то пытался вспомнить, откуда же он ее взял и куда потом засунул.

Исаак понял страдания Василия и решил проделать маленький психологический эксперимент.

Он умышленно незаметно достал книгу и положил ее на самое видное место. Ему было интересно - спиздит ее Вася или не спиздит.

Эксперимент прошел успешно.

Вася книжку спиздил.

Должен был он как-то перед своей супругой оправдаться! Сапог не привез, зато вот книжечку редкую раздобыл, цены немалой. Да и польза, возможно, будет от нее какая-нибудь, а то его супруга взрослая уже девушка, а все какая-то деревянная. Может быть, эта книжка что-нибудь сможет изменить?

Но, забегая вперед, надо сказать, что с “Кама Сутрой” у Васи вышел такой же облом, как и с зимними сапогами.

Сам-то он освоил эту науку достаточно быстро, а чего ему? Смышленый ведь парень! Джанукурпара, ютманада, мудита, стхита - все эти премудрости он изучил, а вот понимания со стороны супруги не встретил никакого.

У Анжелы была единственно любимая, она же и единственно знакомая любовная позиция - это “поза лежащего бревна”. Поэтому все изощрения супруга она встретила настороженно и с явной неприязнью.

Враждебно даже, пожалуй.

Вася попытался, было, поработать в этом направлении, подергался немного, посуетился, но очень скоро в очередной раз вынужден был с огорчением признать - тяжелый случай. Здесь уже никакая “Кама Сутра” не поможет.

Труп.

А! Плюнул Вася на эту затею, забросил книжку подальше и забыл про нее.

Вот так вот. Ни сапог, ни “Кама Сутры”.

А, может быть, и не в “Кама Сутре” дело? Надо было грохнуть Парсонса и сапоги лучше привезти?

А с другой стороны - черт его знает, как лучше. Проблемы, короче….

После всех чудес, свершившихся в волшебном купе, все пассажиры поверили в то, что в самом деле с ними рядом едет “важняк”. Это явно дурит какая-то большая шишка инкогнито. Перестройка, как-никак, демократия, пошел человек в народ узнать, что да как, как людям простым живется-можется. Вот молодец мужик, не хочет разглядывать потемкинские деревни, а хочет узнать правду, окунуться, так сказать, в массы, посмотреть на жизнь изнутри.

Это о Парсонсе.

А он-то и рад по уши! К такой роли ему не привыкать, Хлестаков так Хлестаков! Ему это было нетрудно, даже наоборот, приятно.

Сомневались только бывшие зеки, да и то в основном по привычке никому никогда не верить. Как-то не очень Парсонс тянул на начальника.

Особенно вызывала подозрения пантомима. Но их никто не слушал: пуганая ворона и куста боится. Ясное дело, что такие знаки отличия могли быть оказаны только большому человеку из Москвы. А ватник, небритая рожа, кирзовые сапоги - это ж ежу понятно: не ездить же ему на Север в ботиночках и в костюмчике с галстучком, замерзнет еще на хуй. А так, не выделяясь, узнал все нужды народные, мудрый человек, большой чин, видать.

С этого момента начались совершенно невероятные события.

В вагоне все пришло в движение. Зашуршали бумажки, кто-то слюнил химический карандаш с задумчивым видом, кто-то настойчиво вспоминал, как правильно пишутся слова “гражданин начальник” и т.п.

К вечеру все вагонное население, 72 человека, выстроилось в длинную очередь к заветному купе. У всех в руках были челобитные и подарки.

Парсонсу, с одной стороны, было жалко этих людей, но, с другой, ему вовсе не хотелось снимать с себя ореол таинственности и начальственности.

Во-первых, могли бы побить, типа дать пизды, а во-вторых, он по собственному опыту знал, как тяжело люди могут переносить разочарование в том, во что они искренне верят.

Верят? Ждут? Надеятся?

Ну и пусть! Ну и хуй с ними! И не надо их в этом стремлении останавливать.

Веришь? Ну так и верь себе дальше хоть до посинения!

Парсонс вел прием до глубины ночи. Здесь же околачивался и Василий, исполнял мелкие поручения и сортировал подношения и подарки.

Исаак выслушал каждого просителя и каждого подбодрил, обнадежил, обещал разобраться и принять меры. А что еще ему оставалось делать? К тому же, просители его очень развлекали своими порой идиотскими требованиями.

Так, женщина лет тридцати требовала (в письменном виде) исключить из партии своего мужа за то, что он каждый вечер заставлял ее заниматься с ним оральным сексом. Она так и писала: “Я устала каждый вечер глотать эту гадость, а выплевывать муж не велит, говорит, что иначе не забеременею, а я очень хочу ребеночка.” Смущаясь, она подарила Парсонсу детские валенки и кусок туалетного мыла.

Исаак был очень тронут и расспросил посетительницу о семье, работе и о всякой другой хуйне. Выяснилось, что работой она довольна, к гласности относится хорошо, а вот детей у нее нет.

Выяснилось также, что детей нет, потому что за семь лет супружеской жизни муж ни разу не выполнил своих обязанностей, вернее, он их выполнял, но определенным способом. Муж, большой оригинал, признавал только оральный секс и абсолютно игнорировал все другие способы близости с женщиной.

После такого откровенного и любопытного признания Исаак с нескрываемым интересом посмотрел на просительницу. Это была довольно милая и привлекательная женщина. С некоторым налетом провинциальности, но это ее не портило.

- Нет детей, говорите? - задумчиво спросил Исаак. - Может быть, Вы еще ... и ... это...?

- Да, - быстро кивнула в ответ женщина. - Я еще девица.

- Девица... - задумался Исаак. - Ну, это поправимо! С этим мы вопрос решим быстро. По поводу девицы - это к Васе, - Исаак брезгливо кивнул в сторону Василия. - Он известный специалист по дефлорации, он поможет. А вот по поводу ребеночка... Знаете что? Я Вам сейчас напишу номер телефона, будете в Питере, непременно звоните. Попробуем что-нибудь для Вас сделать.

Василий в это время внимательно следил за ходом мысли Исаака. Такой поворот дела ему нравился. Дефлорация! Ишь как загнул! И хотя он слышал это слово впервые в жизни, все-таки осмелел от радости и позволил себе задать Парсонсу вопрос:

- Исаак Антипович! Так, может, и с ребеночком я ей тоже помогу?

Исаак строго взглянул на Василия.

Да-а-а, с юмором у парня, судя по всему, большие проблемы.

- Васятка, а ты вообще женат? - спросил Исаак.

- Женат, Исаак Антипович.

- Давно?

- Шестой год.

- Жена красивая?

- Красивая, Исаак Антипович!

- А детки есть?

- Вот деток-то как раз и нет, Исаак Антипович.

Парсонс сделал очень серъезное лицо и укоризненно покачал головой

- Так что же ты, свинья такая другим собираешься помогать, когда сам свой вопрос еще не решил? Может быть, в этом вопросе ты и помощник-то никудышный. Помощник, блин! Все, Вася, разозлил ты меня своей простотой. Свободен на сегодня, - жестко сказал Исаак, а затем обратился к просительнице уже более ласково:

- Извините, голубушка, за этого скота. Мелет языком, сам не знает, что. А Вы звоните. Звоните обязательно. Поможем по всем вопросам. Ну, ступайте с Богом.

Просительница попрощалась и ушла, а Исаак все пытался вспомнить, чей же номер телефона он записал на клочке бумаги. Разумеется, не свой. Но чей?

Исаак посмотрел в сторону Васи. Тот сидел в уголке, насупившись, и что-то бормотал себе под нос.

- Слышь, Вась! - окликнул его Исаак. - У тебя, что, броня на лбу?

- Не понимаю. Какая еще броня?

- Как у танка. Какого черта ты влез в разговор со своей дурацкой помощью?

- Не понимаю, Исаак Антипович. Да Вы же сами сказали этой бабе, что я специалист в этой области, и все проблемы решим, вот я и подумал...

- А! Так ты подумал? Ты, что, и вправду подумал, что я позволю тебе воспользоваться наивностью и добротой этой забитой женщины? Подумал, да? Ну и мудак! Ты, что, не заметил, что ее всю аж затрясло, когда я о тебе заговорил? Помощник херов! Не можешь отличить блядь Настю от порядочной женщины? У человека горе, а ты со своей идиотской помощью лезешь! Испортил все, подлец!

- Ну... Исаак Антипович! Зачем же так? Вы же сами ей дали свой телефон.

Исаак долго смотрел в простое симпатичное лицо Васи. Вроде бы, не совсем дурак, а ни хрена не понимает. О чем с ним можно говорить? Нет, все-таки это еще не известно, что лучше - простота или воровство.

- Вася, ты глуп! И накладной на кувалду у тебя нет, и ты мне должен три тысячи долларов. Помни об этом!

- О чем “об этом”?

- Обо всем сразу, - сказал Исаак и отвернулся к окну.

Он устал. “Говорит, что его красавица жена дома ждет, а сам всяких шкур трипперных трахает. Тоже, видать, с головой что-то”, - это была его последняя мысль перед отходом ко сну.

Исаак отвернулся к стенке и стал думать о хорошем, чтобы поскорее заснуть.

А что такое вообще хорошее в понимании Парсонса? Этого никто не знает. Да и сам Парсонс тоже. Поэтому он, как обычно, стал думать о всякой разной хуйне….

(будит ещо прадалжэние)

Tweet