Ну, здравствуйте, мои дорогие читатели! Дорогие – это оттого что вас мало. Эвон с дюжину если наберётся и то дело.
Вы спросите: «Чего это тебя старик Эмаунт опять на писательство потянуло?»
Так я Вам отвечу: «Во-первых, не заслужил я ещё таких вопросов, а во-вторых, уж больно интересная история дошла до меня и нет никаких сил удержаться, что бы не поведать её вам».
Так что ложитесь поудобнее, раскуривайте ваш кальян и слушайте. Было это в две тысячи шестом году от рождества Христова…

Я увидел его среди городской толпы и остолбенел. Остолбенел?! Да я просто стоял, разинув рот, как школьники во времена моей юности на параде военной техники.
Это был он. Никаких сомнений быть не могло, несмотря на то, что я сам был на его похоронах всего шесть месяцев тому назад. Это был он, потому что я узнал его. И самое главное он тоже узнал меня и шагал сквозь толпу, широко улыбаясь мне и даже, по-моему, готовясь обниматься.
Никогда раньше он так ни шагал. Он шаркал. И никогда раньше он не улыбался так широко. Да, ну вас к чёрту! Он вообще раньше мог только жиденько ухмыляться.
Но пальто было его. Правда, раньше оно всегда было застёгнуто на все пуговицы, и пиджак под ним был, застёгнут на все пуговицы и рубаха до самого горла. А теперь пальто развивалось как фалды пиратского камзола, и шарф кружил в бешенном стремительном танце, и не было старого пиджака и блёклой рубахи, а только свитер.

Это я так описываю долго, потому что вспоминаю. А тогда при встрече он вырос предо мной и обнял с такой силой которая никогда при жизни. (О, Господи! Что же это такое я говорю то?) за ним не наблюдалось. Одним словом, был он хлюпик и неудачник, при жизни.

Он обнял меня остолбеневшего, улыбнулся и сказал: «Давай без трагикомедий. Мы сейчас зайдём куда-нибудь, и я тебе всё объясню, а потом будешь спрашивать. Если захочешь»

И мы зашли. Рядом был Метрополь и он вошёл туда как к себе домой и швейцар почтительно отступил и слегка покосился на мою курточку. Но только слегка.

Он что-то бешено дорого и мало заказал. Я, всё ещё оторопевший, выпил грамм сто коньяка закусил, не почувствовав вкуса, каким то бутербродом и стал его слушать.

Ещё пол года назад он был обычным клерком, имя которым легион. С трудом содержал себя и одинокую старушку мать, а также двух облезлых котов.

С роботы его не выгоняли только из жалости. А мы его друзья по институту, как могли помогали ему. Так и жил. Смертельно боялся начальственного вида людей вне фирмы и ещё больше боялся начальников на фирме, коих над ним было великое множество. И стол его постоянно был завален бумагами и документами с приклеенными к ним маленькими листочками, на которых было написан срок выполнения. Зачёркнут и снова написан уже позже. Потом опять зачёркнут и опять написан, но уже с восклицательными знаками.

И так бы продолжалось до самой его смерти, если бы эта смерть не пришла к нему в виде седьмой серии BMW пролетавшей над узенькими улочками центра Москвы.

Что дальше? А дальше как по писанному – длинный коридор и свет в конце.

А за светом комната без окон и дверей и даже без формы. Но он понял, что это комната.

Как только он оказался в этой комнате, то появился точно такой листик, на котором ему писали сроки выполнения при жизни. На листике было написано «порвать пополам». Правда, срока не было. Он порвал. Две половинки листика исчезли. Спустя время появился  другой листик. На котором было написано «согни пополам» Он послушно согнул и листик исчез. Так продолжалось целую вечность. Когда я говорю вечность, то так и нужно понимать. Потому что даже когда он говорил слово «вечность» улыбка на мгновение исчезала с его лица. Листики появлялись, и если он выполнял задание, то они исчезали. А если не выполнял, то тоже исчезали. Он не спал. Вообще не спал. Но и не уставал и не хотел спать. Воспоминаний практически не было. Только про листики на работе.

Задания на листиках были однообразные. Говорить он не мог. Мог только думать. И он начал учиться думать. Признаюсь, при жизни у него это не очень хорошо получалось. А здесь у него была целая вечность. Он думал и думал. Вы, наверное, плохо себе представляете, что такое вечность в комнате с листиками. Радуйтесь если у вас это будут листики, потому что вечность это неимоверно много. Миллиарды вселенных рождаются, живут миллиарды лет и погибают. А за ними рождаются новые миллиарды. И даже это всего лишь малая часть от вечности, которую он проводил наедине с листиками.

В конце концов, он научился думать. Спустя (тут должно быт слово, которое обозначает часть вечности. Он его произнес, а я не смог услышать. Он произнёс его ещё раз, и я опять не услышал. Потом он сказал «забудь» и просто сказал: «очень много времени) он заставил листики появляться по двое.

Потом он сделал воду, потом землю, а через семь дней сделал себя человеком. Он посмотрел на всё это и сказал «Хорошо»

Он кончил свой рассказ, превратил воду в моём стакане в коньяк и глядя смеющимися глазами прямо внутрь меня спросил: «Как ты думаешь, моя мама не испугается когда увидит меня?»

Amount. Kharkov. 2006.

Tweet