Случилась эта история в далёком-далёком шестом классе. Помню, как я сидел за партой, снайперски плевался бумажками через корпус модной тогда гелевой ручки, игрался в точки и смотрел на подрастающие сиськи однокласснец. Кстате, в точки я взъёбывал апсалютна фсех. Правда, был один такой Серёжа, который составлял мне сильнейшую канкуренцыю (проёбывал я ему иногда). Доходило до того, что играли на деньги. Точка – десять копеек.


Проебал сто точек – гони чирик и неибёт. Рубались в точки не только мы с Серёгой, но и все, кому не лень. Но их соревнования прецтавляли из себя какую-нибудь ссатую 1024-уйу четверть финала. Настоящие страсти разгорались в наших с Серёгой партиях. Чаще выигрывал я, но борьба шла с переменным успехом. Этот Серёжа был хитрый чорт. Отвернёшься – мигом наставит писят штук и поди потом докажи, что он  жухает (веть не видел никто, а если и видели, то молчали, ибо подсказка и стукачество считалось западло) – правила такие у нас были. Точнее, одно главное – еблом не щёлкать. Только поэтому я ему и проигрывал, я думаю.


И однажды мы решили выяснить, кто же, блять, командир плонеты всей. Я спиздил у папы со стола ахуенный лист кальки, припёр его в школу и понеслась. Договорились играть, пока не закончится бамашка. Играли дней десять, блять. Весь класс открывал свои ёбла и с интиресом наблюдал за этой масштабной баталией. Учителя психовали и выгоняли нас нахуй из класса. Мы перемещались на подоконник, на пол, в сортир (пассать заодно), в спортзал… Нам было похуй – на кону чемпионское звание «точечника» по всей школе. Никто не хотел отступать.


…Бедный Серёжа проебал около трёх с половиной тысяч рублей… Однако он был моим другом и я не стал трясти его за грудки и катить бочки, а только влупил ему ахуеннейшего щелбана и процитировал умную фразу, которую заготовил заранее: «Сверчок, знай свой шесток». А тех, кто пытался на меня залупаться, я страшно кошмарил тем, что предлагал сыграть блиц-партию; только каждая точка будет стоит рубль или больше – в зависимости от маево настраения. Понятное дело, нихто не решался. Ну, вы понимаете, проебать деньги, да ещё и обсосом остаться – не всем, конешно, хотелось такого празднека. Даже если игры в сторону, то весовые катигории были разные палюбому.
Деньги Серёжа потом отдал, правильный пацан был – долги возвращал.


Ещё был у меня в классе один друк – Мишей звали. Такой, сука, неуклюжый медведь, да ещё злой, как сабака. Миша был брутален как бронепоизд – будучи недовольным, он просто брал из угла класса швабру и без лишних слов начинал ею пиздить обидчика по чему попало. За школьные годы Миша виртуозна научилса влодеть швабраме, указкаме, метрами и другим длинномерным школьным инвенторём, в частности лыжами из раздвевалки.


С Мишей, узнав его алимпийские наклоннасти, ссориться желающих не было, кроме меня. Мы ригулярно пизделись с ним, ну так, па-дружески. Однажды, во время ачеридново рыцарскаво паединка я изловчилса и охуячил Мишу крышкой от парты, за что получил наебок стулом па спине. Поохали, покряхтели и пошли играть в футбол.
Мы испытывали друг к другу взаимное уважение, как равные противники. Друзья были – не разлей кирпич.


Представляете, прёт на тебя такая хуйня валасатая (а у Миши пачимуто росла борода и бакены аж с третьево иле четвёртово класса, такой, бля, хадячий апокалепсис) с двумя острыми лыжами, угрожающе вращая ими, как карлсон прапеллером. И если вдрук, по непанятной случайности пративник уходил от лыж, Миша, как опытный капьеметатель, доставал хуйевознаетоткуда лыжную палку и метал точно в жопу уходящему зигзагом пративнеку. Если пападалса особо резвый швабропалкоуклонист, Миша брал пластиковый угольник, и тут всё зависело от хаотичности бега и скорости полёта прямаугольного бумиранга. Не любил Миша ближний бой, не любил. Дистанционного типа был боец. Патом он в армию пошол зенитчиком или ракетчиком там – кто бы сомневался…
Миша был опасен.


Одним из моих любимых предметов была биалогея. Ну, вы панимаити, скелетики, пластмассовые пиздёнки-селезёнки, прочая жизненна неапхадимая хуйня. Увлекалсо. Интиресно, блять, до усрачки. Размножение опять же, пестики, тычинки разные… И училка меня любила сваей бальшой генетичиской любовью. Полное взаимопанимание у нас было. Спросит, бывало у меня:


- Назови-ка мне основного представителя семейства кашачих.
А я возьми и ответь:
- Мяу
И про себя добавлю: «Мяу, блять. Ставь шесть баллов с плюсом нах».


Класс гогочет и я с ними, как потерпефшый. У училки тоже было чувство хуюмара, паэтаму миня не увальняли из класса за падобные выхадки. Даже за расколоченный как-то фпесду скелет мне ничиво не было – списали на сквозняк. Зато потом, блять, со всего класса бабки на новый собирали. У-у-у, с-с-с-суки.


Столовая – это был наш постоянный предмет вожделения. Там, кроме всяких общепитовских каш, киселей и кислых борщов, каторые патом вывозили чуть ли не больше чем привозили, продавались сладости, конфетки и прочая сладкая ебатория заграничная.


Казённые плавленые сырки мы метали в классную доску, в паталок, друк в друга, размазывали длинной рваной хуйнёй пакаредору - в каждом из нас жил художнек неибацца. Чемпионом сыркометания, ясен хуй, был Миша. Мандарины, помидоры, котлеты, сосиски, желе, масло, пирожки, курица, манная каша – в Мишиных руках всё становилось смертельно опасным. Но едой, надо признать, Миша кидался крайне неохотно – пожрать любил, пузан хуев.


После второго урока раскупалось абсолютно всё. Оставались только чёрствые пиражки без никто. Бублеки, то есть – круглая фигня с дыркой пасередине пользовались асобой популярностью, патамушто были очень мяхкие, плюс были в глазури, с маком и их всегда привозили мало. Отнимали, перекупали друк у друга…
Так я освоил азы бизнеса. Отнял у каво-то бублек, продал в два раза дороже, купил ещё два и ещё один отнял. И пошло дело в гору, но патом старший брат одного кинутого лоха просёк тему (настучали ему) и дал мне первосортных бубличных пиздюлей. Жалко мой брат в это время в Венгрии вертолётил, а то бы он воткнул чево-нибуть в жёпу этаму геракаклу.  А хули, одинацатый класс, кабанина здоровая. Чо я ему сделаю?! Только ухо и прокусил. В трёх местах.


Учителя абычно приходили обедать после третьево урока, такой важной чопорной толпой. Приходили и занимали самый пачотный столик – у окна, рядом с окошком буфета. Там стояли мягкие кресла и прочие камфартабельные столовые принадлежнасти, такие как салонки и негнущиеся вилки и лошки и (!) салфетки! Плюс жратва для них готовилась, как в луччих домах лондОна и Парижа.
Завидовали мы все дико. Несправедливость ведь, любому панятно. И однажды, увидев как наша директриса особо вальяжно развалилась на этом кресле, жуя ништячок, моё справедливое «я» не выдержало такого масонства и я решил.. ну да, насрать решил по-чорному, от души.


Для осуществления плана я выбрал Мишу, Серёжу и Борьку-пиротехника. Борьке запретили приходить на уроки химии, патамушто один раз он чуть не подзорвал школу, а в другой раз на какой-то лабораторке наглотался неизвеснаго порошка  и чуть не отъехал нахуй. Зато Боря из подручных матерьялов надрочилса изготавливать петарды и прочую взрывоопасную хуйню. Дома у него был набор юнава химека, паэтаму к Бюре в гости я ходить немного опасалса. Падажжот мне што-нибуть или в кислате утопит, фпесду нужны такие гости – думал я.
Борька пастаяна чо та там хемичил с пузырьками и флакончеками - изобретал чо то. Однажды Боря принёс в школу странный белый тугой пакетик с фитильком…
Пошли под лестницу, запалили… Через 5 минут школа стала напоменать гарящий тарфяник. Бой в Крыму, всё в дыму, а огня нет нихуя. И не поймёшь, откуда дым прёт, сцуко. А глоза щипет и тыкаешься еблом в стенки, в двери, как слипой катёнак. Карочи, не видно нихуя ваапще. Изо всех окон торчали сразу штук по триццать рыл – носопырки работали как горны.
Борю, конечно, уважали.


План был такой:
Для начала я решил сделать так, чтобы вся голодная преподавательская толпень наебнулась прямо перед входом в сталовку, а потом устроить им  небальшой сюрприз. Гы-гы-гы… Мстительный я очень, если разозлить как следуит. Да и пацаны давно слюни пускали на эти кресла и хавчик, так что компания злаумышлеников подобралась што надо. Боре я дал задание изготовить што-нибуть очч громкое, но не смертельное и штоб без дыма.
Прошли выходные, наступил понедельник…


Мы изо всех сил напрегали мышцы ебача, штобы не лыбица в предвкушении зрелища. Первая перемена, вторая…
Мы сидели в столовой и безуспешно тыкали вилками в резиновое картофельное пюре. Мы ждали… «Идут» - сдавленным шопатам пробулькал Колька, который стоял на шухере. Боря затаился под лестницей, Миша со специальной кастрюлей и Серёжа переместились к двери. Уже был слышен цокот каблучков...


Я уронил на пол стакан – это был спецальный сигнал. Благадаря хорошей акустике столовки звук разбитаво стакана был слышен Борьке. Боря чиркнул спичкой и включил съебатор в направлении актавово зала. Миша начал свой неторопливый шаг…


За спиной преподавателей рванула Борькина мина-лавушка. Учители, ниуспев понять чёзанах, как и планировалось, инстинктивна паиграли ачком и всей гурьбой ломанулись в распахнутые двери столовки. Секундой раньше Сирожа поставил Мише, идущему в запланированном направлении, подножку. Миша ёбнулся на пол и содержимое кастрюли, преимущественно шампунь, мыло и другие скользкие ингредиенты, замаскерованные под борщ, полились под шпильки ошалевших от непоняток учитилей.
Пацкальзнулась тока матиматичка, но, махая сваиме интегральными рукаме, вазбудила цыпную риакцию, пириросшую из мотемотической в гиамитрическую прагрессию и…
Ещё долго в столовой стоял аццкий хохот, заглушаемый толька пердежом асоба впечатлительных фтараклашек.


Преподаватели во главе с деректрисой, прикрывая журналами мыльные и нашампуненные сраки, ретировались в учительскую, стыдливо семеня паломанными каблучкаме – заключитильный, наиострейшый этап маево плана, к сажалению, был сорван. Ну кто ж знал, что они не пойдут потом жрать. Но такова пазора, я думаю, они не испытывали большы никагда. Повариха, давясь хохотом, немного потаскала моё ухо за розбитый стакашек, Мишу заставили мыть пол, а Боря палучил пагалаве от худрука, патамушто от грохота взрыва какой-та малец на рипитицыи забыл нахуй все слова своей роли.


Вечером на лавочке, сидя и смакуя падробнасти зрелисча, мы упивались дурацким восторгом и истерично смеялись как алигафрены.
Перед тем как пайти дамой я сказал Мише, что надо бы завтра с утра пораньше вытащить вилки из учитильских кресел, а то ведь кантрольную па матиматике обещали после третьево урока.
Разозлица математичка из-за вилок, а я с уравнениями не дружу, так што нуевонахуй такие шутки, образование-то ведь нужно, не будем портить отношения…