Сон долго не приходил. Мучили разные мысли, да и подъем был назначен на достаточно ранее время, для того чтобы выйти из под земли к ночи. В результате побудка оставила ощущение полного недосыпа. Пока завтракали, паковали трансы со снаряжением и мусором, предназначенным для выноса, не проходил внутренний мандраж от мысли о предстоящем выходе на поверхность. Все понимали, что вот именно теперь наступает самая тяжелая часть нашего посещения Барлога. Спелеологи итак отличаются «патологоанатомическим» чувством юмора, но утром шутки и приколы в лагере били все рекорды.
..Сборы закончены. План – пройти сразу всю пещеру доверху, лагерь 350 очень неудобен для ночевки. Присели на дорожку. Перекурили. Двинулись, в конце концов...
Большой меандр врезается в галереи. В прямом смысле. Прямо посреди глиняного пола начинается траншея, которая уходит в каменный монолит стены. Встаешь в траншею, в чавкающее глиняное месиво, спускаешься практически в позу «карачки» - тесно, хватаешь транс поудобней и «вперед». Пара поворотов, и галерей как небывало, остается возня с трансами и чертыханье каждого на своем изгибе меандра.
Доходим до небольшого уступчика, буквально метрах в 50-60 от нашего лагеря, собираемся вместе для того, чтобы перекинуть вверх трансы и вдруг выясняется, что наш третий забыл в лагере одну из основных приспособ вертикального снаряжения – жумар со стременем. Приплыли! Отправляем его в срочном порядке обратно в лагерь, сами сидим, ждем, курим. Обсуждаем ситуацию с нашим третьим.
Парнишка был совсем плох и перед этим. Мы свыше всякой меры наслушались от его напарников об их спуске под землю. Его сопровождение ушло на поверхность, и он отсыпался в лагере, пока мы делали рабочие выходы, и вот нам теперь достался совместный выход из под земли.
Просидели, прождали не меньше часа. Начали замерзать, все-таки +4 при практически стопроцентной влажности достаточно мерзкая температура. Вернулся. Вид – типичного человека, у которого едет крыша. Причем капитально. Часто ли кому доводилось видеть подобное зрелище? – мне нет, и не хотел бы любоваться этим еще хоть раз в последующем. Продолжаем движение, застревая на каждом уступе, в конце концов отбираем у него его транспортный мешок, тащим сами. Все равно движемся очень медленно, слишком медленно для наших запасов карбида и электрического света – то есть батареек в фонарях.
В спелеологии принято использовать два независимых источника света на каждого человека, идущего под землю. Безопасность - превыше всего. В качестве основного, как правило, используется «карбидка», или карбидная лампа, карбидная горелка. Принцип устройства примитивен как дважды два: бачок, объемом примерно с литр, разделен на 2 части, в верхнюю заливается вода, в нижней карбид кальция. При выкручивании иглы, проходящей сквозь крышку между двумя емкостями, вниз маленькими порциями поступает вода и в результате реакции получается ацетилен. Ацетилен отводится по армированному шлангу из бачка в горелку, прикрепленную к каске. Пламя ацетилена высотой пару сантиметров создает достаточно яркий источник света, Более яркий, чем электрический фонарь, и к тому же менее прихотливый в эксплуатации под землей - задуть его не легко, да и воды оно не очень-то боится.
Часа за четыре с трудом и диким психологическим напрягом проходим только половину меандра, до старого ПБЛа. В старом ПБЛе карбида тоже нет, остается только одно –как можно быстрее преодолеть расстояние до лагеря 350. Одной заправки карбидом хватает часов на 8-10 при благополучном раскладе, мы же за четыре часа прошли только одну пятую пути. Продолжаем движение, тормозясь на каждом уступе. Наш третий в этом меандре играет роль человека-овоща. Сопли и стенания, крики «оставьте меня здесь». Самое главное, это отвратительное ощущение собственного бессилия, когда ты не можешь толком воздействовать на ситуацию. Не сговариваясь, разделяемся на роли «хороший следователь – плохой следователь». Я на полном заводе, срываюсь и кричу через каждую минуту «я тебя здесь сейчас сам похороню, если ты не пойдешь дальше!». Мой напарник уговаривает нашего человека-овоща «видишь, он бешенный, точно сейчас тебе все кости переломает, так что уж давай помаленьку». Это хоть как-то действует. В таком кошмаре преодолеваем уступ за уступом и, наконец, измученные вылезаем из Большого меандра на дно колодца «Серый тролль». Мы преодолели Большой меандр за восемь с лишним часов – путь, который при нормальном движении вверх занимает около трех- четырех часов.
На дне Серого тролля становиться ясно, что нам никак не обойтись без ночевки на 350, чего мы всеми силами хотели избежать. Начинаем подъем наверх. По очереди, от перестежки к перестежке, каждый на своем куске навески, на своей высоте. Я иду первый, наш «овощ» посередине, чтобы хоть как-то его страховать и контролировать, мой напарник последним. Подъем дается еле-еле, тянут вниз трансы, да и согреться еще не получается, потеряно слишком много сил в меандре. Где-то на середине колодца заканчивается карбид, перехожу на электричество. Через каждые три-четыре подтягивания вверх отдыхаю, то прижавшись к веревке, то наоборот, откидываясь на обвязке – стараюсь снять напряжение с рук. Помогает мало, все мышцы наглухо забиты. Наконец кое-как добираюсь до предпоследней полочки в колодце, и пристраховавшись к точке крепления веревки к стене, жду наших. До конца колодца совсем недалеко – метров около двадцати.
Ждать приходится в полной темноте, экономлю электричество. Веревка, уходящая вниз скрывается за уступом, света снизу невидно. Жду долго, часов нет, время тянется еле-еле. Вдоль боковой стены сверху срывается водопад, перекатывая мелкие камешки. Каждый спелеолог знает - шум воды под землей очень похож на бормотанье далеких голосов, от этого поглючивает, пальцы на ногах совсем потеряли чувствительность, в штанинах гидрокостюма скопилось изрядное количество конденсата. Опять замерзаю. В конце концов, не выдерживаю, встегнувшись в веревочные перила дохожу до уступа, заглядываю за него и практически натыкаюсь на нашего третьего, который идет по веревке уже на ощупь. Свечу вниз напарнику, он тоже выбирается на полочку. Разламываем последнюю плитку шоколада, едим. Мой напарник с руки кормит нашего «овоща». У того просто жуткий вид – очки полностью заляпаны глиной, глаза чуть ли не по кругу постоянно вращаются в орбитах. Короче, зрелище не для слабонервных, учитывая, что нам еще метров 400 да поверхности. Дальше вверх идем в прежнем порядке – я первый, «овощ» второй, напарник третий. Я стараюсь сверху подсветить своим на перестежках. В темноте ковыряться с веревкой неприятно. Наконец по очереди залазим на полочку, с которой в Серого тролля срывается ручей, и скрываемся с узком лазе. За этим лазом ПБЛ 350. .Когда до лагеря остается буквально метров пять по узкой щели, у меня последнего высаживается электричество. В лагерь вползаем в кромешной тьме.
Заряжаемся карбидом. На небольшой неровной площадке ставим палатку, забиваемся в нее. Места на троих практически нет. Разжигаем газовую горелку, кипятим воду, пьем кофе. От кипятка и тепла горелки хоть чуть перестает трясти, хотя с насквозь мокрых изотермиков валит пар. Раскидываем состегнутые спальники, забиваемся в них втроем, нашего третьего кладем по середине. Вид у того совсем никакущий, и перспектива получить «жмурика» поутру совсем не вдохновляет – сейчас он хоть сам выходит, а потом «если что» придется вытаскивать, да еще, не дай бог, кусками в транспортном мешке.
..Прошло уже изрядное количество времени с тех пор, но я порой оглядываюсь назад. Я никогда, слава богу, а быть может «пока», не служил в «горячих точках», не сидел в тюрьме. Мне, как обычному, вполне цивильному человеку, пожалуй, не доставалось мерить своих близких этим вот «мерилом»: «я бы пошел с ним в разведку». И чрезмерно сложной представляется сейчас ситуация объяснить теперь без излишнего пафоса, что это такое, когда на твоих глазах ломается человек, которого ты знал не год, и не два. Ломается, быть может, навсегда, ломается, не взяв свой предел. Страшно видеть то, что он никогда не будет таким как раньше, не будет таким как раньше для тебя. Но в этот момент вдобавок ко всему ты вдруг понимаешь, что, наверное, для каждого есть свой порог, своя пещера, своя «горячая точка», что и у тебя есть предел, и очевидное доказательство того, что может случиться с тобой за этим пределом, если и ты вдруг поскользнешься и не возьмешь свою высоту…
Уснули все мгновенно. Сон, который можно считать хоть чуть нормальным длился не более получаса. Более дискомфортного места для сна я, пожалуй, не видел – узкая неровная площадка, на которой приходится спать с поджатыми ногами, и еще какой-то незаметный порожек в районе поясницы, черт возьми, от которого ноги отнимались окончательно. В результате через каждые минут десять просыпались по очереди, мучительно ворочались, пытаясь хоть как-то устроиться в мокром спальнике. Часа через четыре зуб на зуб не попадал окончательно. Решили вставать. Короткий перекус с горячим кофе, снова сбор лагеря и мазохистское заталкивание частей тела в гидрокостюм. Трясти от холода и недосыпа не перестало даже после кофе. Сначала отправили наверх третьего, решив, что сама по себе его техника передвижения по веревке все-таки не так плоха, а по-другому парня на дно никто и не пустил бы. Собрав лагерь, 350 получили уже четыре полных транса на двоих. Перекурили, начали подъем.
Я уходил первым, напарник вторым. Подъем с 350 разбит на небольшие колодцы с иногда переходами, иногда «шкурниками» между ними, плюс локальные калибры в колодцах и узостях. В общем-то, в отдохнувшем состоянии идешь почти со свистом (комбеза о стены пещеры), если подготовка есть, конечно. Мы же ползли как гусеницы. К 170 метрам отдых на веревке, между рывками в попытке подтянуться на следующие 40-50 сантиметров, занимал раз в пять больше времени, чем само подтягивание. Нагнали нашего «овоща», тот шел, как оказалось гораздо резвее, чем мы могли это предположить. Сбросили трансы на 170, дозаправились карбидом, оставался последний рывок до поверхности.
Контрольное время выхода поджимало. Меньше всего хотелось, чтобы верхний лагерь объявил спасработы. Отсутствие на поверхности к положенному времени ,это серьезно. Решили, пойду первым, как и со дна пещеры. В отрыв от двоих, идущих ниже. Чтобы успеть. Собрался и рванул наверх. Представляете себе картину «Спринтер Мересьев, после сытного завтрака ежами» – умора, правда? Вид мой, наверное, был лучше только тем, что у меня ноги были целы, помороженные пальцы не в счет... Ползлось все хуже и хуже, «дыхалка» сбилась окончательно и не восстанавливалась – доконал столь долгий выход. Пульс не падал уже ниже ста сорока даже в короткие минуты отдыха. Ручьи и озерца закончились – слишком близко к поверхности воды нет. Пар изо рта, пар из-под каски, пар с поверхности комбеза. Рывок-отдых, рывок-отдых... Долезть до выхода из одного колодца, отстегнуться, стоя на коленях втянуть губами воду из лужиц-канавочек, с хрипом отдышаться, протиснуться сквозь щели до очередной веревки, встегнуть кролль, жумар-стремя... Рывок-отдых, рывок-отдых, рывок-отдых... Часов нет, время остановилось. Наверх. Там ждут.
Тепло воздуха с поверхности лицо почувствовало где-то метрах на сорока глубины. Вполне реальное тепло. Такое можно почувствовать, только проведя несколько суток под землей. Отблески дневного света, отражающиеся от стен чуть позже. Единственный раз, когда получилось это почувствовать в Барлога на этой глубине. Рывок-отдых, рывок-отдых... Из последней щели выбирался еле-еле. Скрюченные пальцы уже отказались бороться с сопротивлением одеревеневших перчаток, с всхлипом содрал их с рук. Цепляясь за узкие стены щели, и даже уже не страхуясь к веревке, проползал пару последних метров по наклонке до выхода из пещеры. Перевалился в узкую тень скалы на полочке около входа.
Лежал и смотрел на небо... 21 век. Полдень... Август. Около 3 000 над уровнем Балтийского..
Бесшумные орлы в горном небе. И незабудки в каменных расщелинах. Цвета горного неба. Самые красивые на свете цветы.

Tweet