Сон № 1

    Сережка бежал по темной улице, спотыкался, шлепался в грязь, вставал и снова бежал, чтобы не попасть внутрь слепящего луча. По обеим сторонам тянулись канавы с вонючей водой, за ними – серые заборы, огороды, дома. Свет не горел ни в одном окошке. Умерли все, что ли?
    Луч двигался, освещая ветки деревьев и пучки пожухлой травы. «Увидят!» — Мелькнуло в голове. Он поскользнулся, упал, ссадив кожу на ладонях. Откатился в канаву, вжался в землю. Луч скользнул по его макушке, сверкнул в капельках воды на его голове. Накрапывал дождь, но Сережка не замечал этого. Сердце колотилось как ненормальное, кровь стучала в висках. Ноги потяжелели, а ладони стали холодными и липкими от пота. Он шмыгнул носом. Было абсолютно тихо. Собаки не лаяли, на улице никого не было.
    ЭТО снизилось и неспешно проплыло над ним на бреющем полете. Оно было черным, бесформенным, как туман. НЛО зависло на минуту, свет погас, и громада мягко опустилась за совхозом, на картофельном поле.
    Сережка встал, утер нос мокрым рукавом и побрел домой. Отец, мать и сестренка спали. Спала на полосатом половике у двери собака Чапа, перебирая лапками и еле слышно взвизгивая, как будто гналась за кем-то. Было всего восемь часов вечера. ВСЕГО-НАВСЕГО. В это время, да еще в субботу, в совхозе никто не ложился, даже дети.
Корзину с клюквой Сережка выронил еще в лесу, когда ЭТО показалось над верхушками деревьев. Оно зависло над лесом около семи вечера. ЭТО было огромным, и мальчишку сразу охватил безотчетный страх. Свело руки и сильно захотелось спать. Что-то сильно давило на затылок, воздух вокруг него потеплел, стало душно, как перед грозой, хотя был конец сентября. Сначала он решил, что это облако, начал подбирать с земли ягоду, но уж больно правильной формы было облако, и вело оно себя как-то необычно, он сначала не сообразил, что именно. ЭТО ползло в оранжево-красном закатном небе против ветра. Он смотрел, открыв рот, на странное облако, пока до него не дошло, что это такое. А когда дошло, ЭТО задрожало, выпустило одинокий луч света и медленно двинулось в его сторону. А потом он бежал домой, падая и теряя сознание.
    Родители лежали на спине как мертвые и ровно дышали, присвистывая носами. Сестренка открыла рот, и на подушку стекала струйка слюны. Такого с ней раньше не было. Вся подушка вымокла. Он снова вытер нос. Прошел на цыпочках в чулан, где не было окон и где лежали его вещи. Достал карманный фонарик, чтобы не было так страшно. Желтый лучик света мелькнул в зеркале с облезшей по краям амальгамой. В зеркале отразилось худое детское лицо с воспаленными серыми глазами и тонким веснушчатым носом. Светлые давно не стриженые волосы стояли дыбом. Он заметил что-то темное под носом. Кровью были залиты рот и подбородок, шея. Рубашка на груди была перемазана кровью и грязью. Сережка решил, что лучше не рисковать — не мыться, не искать чистую одежду. Расстелил на полу старую побитую молью лисью шубу матери, завернулся в нее и пролежал так всю ночь, не закрывая глаз. Из американских фильмов на видеокассетах он знал, что ОНИ умеют ходить сквозь стены. Ему казалось, что суставы на руках и ногах ужасно громко скрипят и щелкают, кровь бьется в висках будто молот. Он старался дышать как можно тише. Когда в щели под дверью стала видна узенькая полоска дневного света, Сережка наконец заснул.
— Голова болит жутко, прямо раскалывается. — Услышал он голос матери.
— Магнитные бури. Я читал в «Комсомолке». — Крикнул ей издалека отец. Видимо, он был во дворе. — Где этот засранец? Корзинки нету, ягоды нету, его нету. Вконец обнаглел! Шляется хуй знает где, а я ищи. Вот говнюк! Выдеру как миленького! Не, хорош гусь! Дома он теперь, видите ли, не ночует!
    Во дворе послышались удары топора. Сережка осторожно выбрался из укрытия, кутаясь в шубу. Его знобило. У дровяного сарая он увидел высокую худую фигуру отца. Отец отложил топор, выпрямился.
— Ты где так измазюкался, Серега? В чулане сидел? Я дверь когда открывал, вижу – нет никого, одна шуба на полу. Ты в нее, что ли, завернулся? — Зеленые глаза отца смотрели весело. Видимо, он был все-таки в хорошем настроении. Иначе бы сразу отодрал за уши.
— Пап, — хрипло начал Сережка. — Пап, я херню какую-то видел над лесом. Она на поле за силосной башней приземлилась. На картофельное.
— Ну, хорош отмазки лепить. Где вывозился так?
— Я же говорю. Херня эта над лесом. Здоровенная. НЛО, блин. Я чуть не обоссался, когда увидел. Уронил всё нафиг. Кровь из носа пошла. Это я уже дома заметил, что кровь пошла. Думал, сопли.
— Сопли, говоришь? Ну-ка, подойди поближе. — Отец сел на колоду, притянул его к себе за плечи, так, что Сережка отчетливо увидел сетку красных сосудов на его  тонком прямом носу и такие же красные прожилки на белках глаз.
— Пап, у тебя тоже. Кровь под носом…
    Отец поскреб грязным ногтем над верхней губой. Удивленно рассмотрел коричневатые чешуйки на пальце, попробовал на вкус – соленое.
— Хуйня какая-то, прости Господи. — Пробормотал он еле слышно. Крикнул: — Марина, у тебя кровь из носу шла?!!
— Дааа!!! — Отозвалась мать. — А что?!!
— Ничего! Маринка, мы с сыном прогуляемся тут, а ты чайник пока поставь. Оладушек нам изжаришь, ладно?!!
    Отец подтащил Сережку к умывальнику, привинченному над ржавой раковиной у забора, наскоро отмыл его, умылся сам. Завел новенький «Урал», сказал:
— Шлем надевай.


    На силосной башне было холодно, несмотря на солнечный день, — ветер слишком сильный. Ладони стыли на металлических поручнях.
— Ну чо, Серега? Видишь, нет ни фига. Может, сознание просто потерял. В обмороке лежал. Мало ли что может показаться?

    Картофельное поле было огромным, оно тянулось вдоль шоссе, и край его уходил за горизонт, если смотреть снизу. Сверху оно казалось поменьше. Картофель уже наполовину убрали и перепахали ближнюю часть поля. На нем не было ничего кроме пары грузовиков и трактора.
— Пап, видишь круг на земле?
— Ну, что-то такое есть. — Отец прищурился. Солнце слепило глаза. — И правда на круг похоже. Ну, пошли.

    При ближайшем рассмотрении оказалось, что на земле были следы тяжелого трактора «Кировец».
— Васька, ты чего кругами ездишь? — Заорал отец, пытаясь перекрыть голосом шум мотора.
— Пётр Иваныч, я же не нарочно. Руль заклинило ни с хуя! — Тракторист высунул из кабины опухшую небритую морду.
— Да кончай врать уже! Я сам его вчера смотрел! Пьянь! Ты хоть знаешь, какой сегодня день недели ваще? Вон из кабины нахуй!
    Отец повел трактор ровно, по прямой. Развернулся, подъехал обратно. Буркнул что-то вроде: «Синяк сраный!», слез и увез Сережку домой, завтракать.
    Сережка нехотя жевал оладьи с вареньем, а отец сунул одну в рот и пошел рыться в прошлогодних журналах «Вокруг света». Притащил три, сунул сыну под нос, едва не опрокинув кружку.
— Вот, — Черкнул он ногтем. — Видишь, это про круг в тайге статья. А здесь про круги в Англии. Хотя я такую срань могу за вечер на комбайне сделать. Видишь, тут просто рожь эту дурацкую убрали. А здесь траву примяли чем-то. Лохи эти англичане. Я тут в одной книжке видел про зверя-оборотня, размерами напоминающего пуму. Появляется по вечерам на улицах английских деревень. Типа, редкая фотография. А на самом деле знаешь, что на этой фотографии было?
— Что?
— Кошак обыкновенный под окошком. — Отец засмеялся. — Только никому про эту херню в лесу не говори, сразу же уфологи долбанутые понаедут. Со счетчиками Гейгера. Стыда не оберешься потом.
— Пап, а в тайге как этот круг сделали? — С надеждой спросил Сережка.
— Ну, ты же видел этого идиота пьяного. Может, грузовик с таким же придурком крутило на одном месте. Хотя знаешь, просеки там ниху… ни фига не было. Дай, еще посмотрю. — Отец наклонился над страницей, где была черно-белая фотография молодых кедров, сломанных посередине. Верхушки лежали веером, как будто их кто-то нарочно раскладывал на поляне. — А, черт знает, может, сами срубили. Может, им за интервью платят?
— Пап, но я видел!
— Да ни фига ты не видел. Не сочиняй. Собирайся, баню щас топить будем.
    Отец не поверил, но и не забыл об этом. Он притаскивал журналы «Наука и жизнь», говорил что-то про геомагнитные зоны, про какие-то узлы, про ветер. Доказал, что кровь носом у всего поселка шла из-за внезапного изменения атмосферного давления. Этим же была вызвана внезапная сонливость. Перепад давления от низкого к высокому или наоборот – отец не решил, потому что не видел показаний барометра. Разумеется, причиной всех несчастий была магнитная буря. Сережка о том, что видел, никому не говорил. Мало ли?
    На осенние каникулы их всем классом возили в Ленинград на вонючем «Икарусе», в котором Сережке мигом стало дурно. И даже не потому, что часть выхлопа шла в салон. У отца на работе он нанюхался и не таких выхлопных газов. Тетка-гид была какая-то нехорошая на вид. Она ему сразу не понравилась. Гэдээровский вязаный костюмчик, мохеровая шапочка и серое пальто, ничего необычного. Не то чтобы у нее были злые глаза или еще что-то нехорошее, нет. Только на левой руке у нее срослись пальцы, средний и безымянный.
    Он наврал, что забыл дома деньги, и попытался выйти. Тётка ласковым голосом заверила, что они ему не потребуются. У них будет трехразовое питание. Сережка все-таки проскользнул мимо необычной тетки и бросился к дому.
    Обратно к автобусу его тащил за локоть разъяренный отец, объясняя попутно, отчего бывают сросшиеся пальцы и почему обращать на это внимание — невежливо.
— Это ни фига не генетика. Она — инопланетянка. Ненавижу тебя. Сволочь ты, папа… — Прошептал Сережка, глядя в замызганное окно на машущего рукой отца.


    Весной приехали на «Жигулях» две какие-то толстые крашеные перекисью тетки в джинсах и бородатый очкастый дяденька, который много курил. Они бродили по совхозу с металлоискателями и неизвестным черненьким прибором. Отец объяснил Сережке, что это – счетчик Гейгера.
    Очкастый дядька сунулся и к ним со своим счетчиком. Походил вокруг дома, спросил Сережку, не видно ли было осенью чего-то необычного. «Вот они, уфологи!» — Понял Сережка, и выложил дяденьке всё как есть – как родители спали, как ЭТО гналось за ним, как приземлилось на картофельном поле, как у всех из носа шла кровь. Дяденька усмехнулся и попросил повторить это на диктофон, пока Сережкина мать собирала на стол.
    И тут кто-то навис над Сережкиной головой.
— Позорище! — Орал отец, тряся его за плечи. — Я тебе что говорил? Хватит сочинять всякую чушь! Хватит! Тебя что, к психиатру везти надо? Опять тарелки за картошкой прилетали?
— Я видел! — Сережка вывернулся из его цепких рук и побежал на улицу. — Я видел! Не бей меня, сволочь!

    На картофельном поле только что стаял снег. Ясно обозначился круг – в нем снег сошел раньше, чем в других местах. В центре круга земля была не коричневой, как везде, а серой и вязкой, и чавкала под ногами. Тётки с металлоискателями ничего там не нашли, зато у дяденьки его прибор запищал. Все трое сказали: «Спасибо тебе, мальчик!», взяли кусочки грязи в какие-то пробирки и уехали.
    А отец действительно повез его в райцентр – к психиатру.

Сон № 2

    Сергея в совхозе считали ёбнутым. До восьми лет он был нормальным  спокойным пацаном, хорошо учился. Потом, говорят, перенес черепно-мозговую травму или еще что-то там. Отец, начальник МТС, его стыдился. Правда, парень с закрытыми глазами мог перебрать любой двигатель, чинил бытовую технику, умел готовить, шить, стирать, делать мебель. Но был у него один бзик — парень был на сто процентов уверен, что в детстве видел НЛО. В старших классах над ним издевались почем зря и наградили  обидной кличкой «Инопланетянин». Учительница биологии почему-то была уверена, что его в далеком детстве избивал или даже насиловал отец-извращенец — парень жил в своем замкнутом мире, не пытался общаться с девушками, не интересовался ничем, что выходило за рамки школьной программы.
    Многих раздражал этот вечный испуг в его серых глазах. Вырос Серега худым и высоким, с тонкими пальцами и тонкими чертами лица. Как известно, такой тип телосложения бывает у шизофреников.
    Все знали, что в его доме там, в лесу, окна заколочены толстыми рейками, как решеткой, а стены и дверь погреба выложены свинцовыми листами, спизженными в девяносто третьем году с заводского склада в райцентре. Родной отец величал его не иначе как «ебанько» и «обмудком». Все знали, что когда Сереге было пятнадцать, он пытался зарубить отца топором.
    В совхозе он появлялся редко — работал в лесном хозяйстве и жил один. Приезжал обычно в конце весны, когда высыхала грязь, и поздней осенью, по замерзшей дороге. Разговаривал мало, с отцом и сестрой при встрече не здоровался. Сдавал шкурки отстрелянных по норме животных, запасался консервами, мукой, крупой, одеждой, мылом и стиральным порошком, патронами, порножурналами и еще тысячей нужных вещей, грузил всё это в свою «Ниву» и уезжал обратно, следить за своим участком леса.
    Потом подружился с другим лесничим, ветераном Афгана. Они трепались друг с другом по рации, ездили в гости, и как-то так вышло, что афганец согласился делать покупки и для него. Сергей не был дома уже два года, когда ЭТО случилось.

    Погода стояла жаркая и сухая.  Сергей по нескольку раз в день поднимался на вышку и осматривал в бинокль колыхавшиеся от ветра верхушки деревьев. Дыма нигде не было. Лес давно уже был его стараниями защищен от пожаров – вовремя вырубили молодые деревца и кустарник на границах квадратов, земля там была перепахана. Туристов-любителей он свирепо гонял при каждом объезде, чтобы неповадно было жечь костры.
    За любителей халявного леса можно было не волноваться – слишком далеко ехать, а грунтовая дорога, изрытая ямами, способна угробить любую машину, в том числе и КамАз, если не знаешь, куда вовремя свернуть. Да и сами местные предпочитали не связываться с этим психом Воронцовым после того, как один охотник без лицензии посидел в его свинцовом погребе до приезда инспектора. Люди неохотно ехали к нему даже на плановые вырубки — знали, что он сволочной вспыльчивый мужик.
    За время своего сидения в лесу Сергей оброс как хиппи. Бороду и усы он брил, потому что они мешали умываться, а волосы себе подстригать не умел, поэтому завязывал их в хвост. Не бриться же наголо?
    Рядом со срубом стояли цистерна с вентилем, куда он закачивал воду из колодца, чтобы мыться летом, ветряк и вышка. Сортир он построил ближе к лесу, чтобы не воняло из выгребной ямы. Сергей развел и небольшой огород — не питаться же одними консервами? Ему было уже глубоко наплевать, что творится во внешнем мире и кто там считает его шизофреником.


    В то утро Сергей приготовил себе молодую картошку с тушенкой. Половину съел, половину поставил остывать на стол в летней кухне, чтобы потом покормить собаку.
    Расстелил на поляне перед домом старое серое одеяло с розовыми  и салатными полосками и улегся с книжкой про агни-йогу, которую взял почитать у афганца. Он уже от нечего делать наполовину прочитал эту мутотень, и теперь скользил пустым взглядом по неряшливым буквам на дешевой газетной бумаге. Перед его глазами стояли те трое уфологов и журналисты с видеокамерами, которые приехали месяцем позже, и сорокалетняя женщина-психиатр, и отец с солдатским ремнем.
    Он снова чувствовал, как отец швыряет его об стены в бане и орет: «Ты когда заткнешь свое хайло, пиздюк мелкий? Олигофрен вонючий! Кончай семью перед людьми позорить, гаденыш! Кончай, тебе говорю! Кончай, мразь!»
    Отбросил дурацкую книжку подальше и принес из дома позапрошлогодний порножурнал. Через двадцать минут откинулся на спину и выстрелил в синее, без единого облачка, небо. Вытер пальцы о траву.
    
    В воздухе нарастала духота, ладони и ступни похолодели. Он решил, что от напряжения. Лениво застегнул джинсы, покормил сеттера Чапу и снова полез на вышку. Слева, над участком афганца, нависло круглое темное облако. Оно не двигалось. Верхушки елей тоже застыли в безветрии и стояли прямо, как штыки. Руки его не слушались, потекло из носу. Он утерся – кровь. Лес внезапно поплыл перед глазами. Сергей изо всех сил вцепился в  деревянные поручни.
    Он отсиделся на смотровой площадке, прислонившись спиной к балясинам, дождался, пока пройдет слабость, кое-как спустился на землю и кинулся к рации. Афганец трепался в эфире с каким-то другим мужиком, явно левым радиолюбителем.
— Женька, над тобой какая-то хуйня зависла! Ты в курсе?
— Что, Серый, открываешь новый тарелочный сезон? — Заржал афганец.
— Женька, мудило тупое, кончай с этим идиотом болтать и дуй ко мне. Живо!
— Серый, подстрелишь тарелку — мне кусочек оставь, ладно? — жизнерадостно отозвался афганец. Видимо он, как обычно, нализался с утра.
— Утром выпил — весь день свободен, ага? — Вякнул левый мужик.
— Идите оба строем нахуй! — Рявкнул Сергей и вышел из
дома. — Мудачьё! — Пробормотал он себе под нос и пнул старое оцинкованное ведро с картошкой, стоявшее у крыльца. Картошка, накопанная с вечера, покатилась из-под тряпки. Пришлось покидать ее обратно и прикрыть снова, чтобы не позеленела. Когда нагнулся, голова закружилась так сильно, что он чуть не упал.
    Взял бинокль дрожащими от злости руками и уже без страха рассмотрел нечто, зависшее над лесом. Оно висело, он смотрел. Вспоминал, как позже, в пятнадцать лет, орал отцу: «Руки распускать не смей, мудак!», как повалил его во дворе и рубанул землю в сантиметре от его левого уха. Сестра, мелкая сучка, стояла на веранде и верещала. Ублюдочная семейка.
    Сергей отложил бинокль и направился к канистре со спиртом, разводить свою дневную порцию. «А хоть бы вы все передохли, уёбки! Я пальцем не пошевелю», — подумал он, усаживаясь в позе лотоса на одеяле, где уже расставил кружки с водкой и запивкой и тарелки с малосольными огурцами и остывшей картошкой. Сеттер, четвертый Чапа в его жизни, лег рядом на одеяло и уснул.
    Сергей ел и ждал. Через полчаса, когда он уже немного захмелел, ему показалось, что объект движется, но это просто колебались волны нагретого воздуха.
    Он перестал обращать на это внимание и занялся парником с огурцами. Нечего бояться. Что, если какая-то сраная тарелка висит над лесом, ему без еды оставаться? Сергей ковырялся на грядках до восьми вечера, а когда распрямил спину, объект исчез. «Ну и черт с тобой!» — Подумал Сергей. Эфир молчал. Наверное, пьяный Женька завалился спать. А может, его уже нет в живых, кто знает? Насрать!
    Он сбросил одежду и встал под струю нагретой солнцем воды.
    От нечего делать снова включил рацию.
— Воронцов, что там у тебя было утром? — Спросил протрезвевший Женька.
— Так, ничего… Показалось.
— Я тебе сам кое-что покажу. Не поверишь. Какое-то мудачье мне половину березовой рощи повалило. И нет чтобы старые – молоденькие обломали посередине и оставили. Как нарочно. Разложили в кружок, суки. А главное, я не слышал ничего. И что я в акте напишу? Про хулиганство? Ладно бы, я их поймал. И главное, быстро, суки, всё сделали. Я приеду щас, ладно?
— Ладно, — вяло ответил Сергей. Ему уже не хотелось никуда ехать. Его охватило желание лечь прямо здесь, на полу перед рацией, и заснуть, и ничего этого не видеть.
    Он очнулся, когда Женька тряс его за плечо. Карие глаза афганца непривычно блестели, а кудрявые волосы взмокли от пота. Сергей нехотя влез в его машину, и они поехали по просеке к той самой березовой роще. Минут через двадцать сосны сменились старым березняком. Женька выключил мотор.
— Пошли. Видишь просвет слева?
— И что?
Кончай переспрашивать, баран! — Вспылил Женька.  — Ты смотри! — Он потащил Сергея за руку в центр небольшой рощи. — Акт составлять буду – не поверят нихуя. И какому идиоту пришло в голову портить посадки? Сечешь? Тут старых берез до чертовой бабушки – и все целые стоят. Главное, на порубку не похоже, ага? Возникает вполне резонный вопрос: почему рубили не под корень?
Молодые деревца были аккуратно сломаны посередине и лежали в круг, кронами наружу. Огрызки древесины на месте слома были еще влажными, свежие листочки шевелились от ветра. В диаметре круг был не менее сорока метров, а может, и больше.
— Ну, Серый, тебе это ничего не напоминает? — С надеждой спросил Женька, заглядывая ему в глаза.
— Ничего. — Зевнул Сергей. — Абсолютно ничего.
— Ну еще бы, не тебе отчитываться! Может, еще скажешь, что я сам их повалил, в приступе белой горячки?
— Ну, ты-то сам ленивый. Это ясно. Один ты не мог столько березок за день переломать, даже если бы очень захотел. — Промолвил Сергей с понимающим видом. — Знаешь, что мне это напоминает?
— Ну? — Напрягся Женька.
— Дрова! — Выпалил Сергей и неприлично громко заржал. — Дрова наши будущие, гыгыгы!


Сон №3.

В то утро он проснулся на поляне, в расстегнутом летнем спальнике. В срубе было слишком душно, он с вечера намазался «Дэтой» и лег на поляне. Чапа лежал рядом и гипнотизировал его своими большими глазами, ожидая утренней кормежки.
Как обычно по утрам, у Сергея встал. Чапа нерешительно потрогал лапой спальник в этом самом месте и посмотрел на хозяина, будто спрашивал, нужна ли помощь. Сергей потрепал его длинные уши и пошел в погреб за тушенкой.
Когда он поднимался наверх, снаружи раздался громкий лай пса. Сергей выглянул из-за двери и обнаружил, что Чапа надрывается изо всех сил, бегая вокруг невысокой девушки в нелепом красном платье. Ноги девушки были босыми, грязными, в длинных черных волосах застряла хвоя – она явно ночевала на земле. Пёс хрипел и носился кругами, подвывал, но не приближался к ней – боялся, что ли?
Девушка повернула лицо в сторону Сергея и уставилась на него голубоватыми бельмами глаз.
— Ты чего здесь делаешь? — У него перехватило дух. Сердце бешено заколотилось, кровь привычно застучала в висках. Появилось безотчетное желание немедленно бежать отсюда, от этого места, не пытаться завести машину. Просто бежать, не важно куда, главное – подальше от этой слепой бабы, неизвестно откуда пришедшей, неизвестно зачем. Может быть, за ним?
    Девушка рассмеялась по-блядски, не ответила ни слова. Чапа изловчился и прыгнул ей на грудь, едва не повалил на землю, вцепился зубами в подол ее платья. Оно непостижимым образом разлезлось буквально на глазах, стекало тягучими каплями по ее упругим бедрам, теряло форму, словно было слеплено из пластилина. Чапа взвизгнул, шарахнулся, прижался к ноге хозяина.
    Казалось, девушке было всё равно, что она осталась без одежды. Она подошла к дрожащему псу, погладила его по ушам, и он лег на землю. Через минуту Чапа спал, подергивая лапами, как будто бежал от какого-то неведомого существа.
    Она так же спокойно прошла к цистерне, неумело попыталась открутить вентиль. Сергей, превозмогая страх, помог ей. Сверху полились струйки еще не нагретой солнцем воды, залили его футболку и джинсы.
— У тебя две… лишние. — Тихо произнес он.
    У женщины было четыре молочных железы. Две поменьше начинались сразу под ключицами, а ниже были две большие, упругие, похожие на силиконовые груди порнотелок. Она провела руками по нижним, и они исчезли.
— Нет, нет, не так. — Сергей, осмелев, показал место, где должны быть груди. Кожа девушки была прохладной на ощупь, без волосков и пор. Груди выросли прямо под его ладонями, нужного размера.
— Так, теперь пальцы. Смотри, какие у меня. Видишь? — Он растопырил пальцы. Девушка послушно кивнула и разлепила средний и указательный на правой руке. Сообразила что-то и поменяла цвет глаз на серый, как у Сергея.
    Он с трудом содрал через голову майку, расстегнул мокрые джинсы. Завернул вентиль и сгреб неизвестное существо в охапку.
Оно не сопротивлялось, наблюдало, как он наполняет кровью губчатую часть тела, не предусмотренную учебной схемой хромосом. Существо определило, что он идет на какой-то непонятный физический контакт. Через некоторый промежуток времени оно ощутило, что мембраны клеток бомбардируются мелкими одноклеточными с головками и жгутиками. Одноклеточные неслись как тараны, по прямой, разрушая с таким трудом собранный организм.
Сергей тупо смотрел, как теряет краски, оплывает непонятное существо, как проваливается его нос, открывая плоскую поверхность с двумя дырками, как стекают черные волосы. Через полчаса на земле осталась только вязкая серая грязь, как тогда, на картофельном поле.
    Он не стал дожидаться, пока с этой грязью произойдет еще что-то. Покидал в рюкзак чистую одежду, достал из банки под кроватью деньги и документы, сгреб под мышку сонного Чапу и побежал к машине. Долго возился с ключом зажигания – пальцы не слушались. Покурил, успокоился. Слава богу, завелась.
    Проезжая мимо Женькиных владений, посигналил ему, покричал, но никто не отозвался. Отчего-то защемило сердце.
    
Сон №4

Когда он выехал с грунтовой дороги на шоссе, к боли в сердце добавилась разрывающая затылок головная боль. Заложило уши. В голове стоял звон. Похолодало, солнце скрылось.
    Он гнал свою «Ниву» домой, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Глаза заволакивало темной пеленой с пульсирующими цветными пятнами, стало труднее дышать. Он почувствовал, что больше не может, притормозил, съехал на обочину, заглушил мотор и уронил голову на руль.
Лес кончился, впереди показалось огромное зеленое поле, заросшее высокой, похожей издали на крапиву травой. Листья «крапивы» были перистыми. Он вышел из машины, чтобы посмотреть поближе на диковинное растение, и наткнулся на невидимую преграду. От растений шли волны тепла, как будто кто-то искусственно поддерживал над ними высокую температуру. Протянул к ним ладони, чтобы согреться, и услышал небесный голос: «Какая сука бурбулятор уронила в холодец? Найду — угандошу как собаку!»
    Он с трудом разлепил веки и прошептал пересохшими губами: «Это не я».
    Сознание возвращалось медленно, неохотно, стирая цветные границы сна. Целая жизнь за одно мгновение свернулась, посерела, стекла мелкими каплями дождя по стеклу и превратилось в пасмурное январское утро за окном. За окном с липкими, недавно покрашенными рамами.
Он приподнялся на локте — больно! Под ним был голый пол. От долгого лежания на твердом ломило кости по всему телу.
— Как меня зовут? — Спросил он у голоса.

Tweet