- Пал Саныч, вам жена звонила. Просила забрать ее из салона, когда домой поедете.
Анька так и не оторвалась от монитора, когда Пал Саныч стремительно прошел в свой кабинет мимо стола секретарши. У прибывшего из Главка директора производства стеклянных изделий Павла Александровича Жилова лицо было как каменное. На секретаршу он даже не посмотрел – скрылся в недрах своего кабинета и тяжело хлопнул обитой дерматином дверью. Анька вздрогнула и медленно повела своими выпученными глазами в сторону двери босса. Через секунду расслабилась – за неделю привыкла уже - и переместила очередной желтый шарик на свободное поле. Линия из пяти желтеньких, вспыхнув, исчезла. Ес!
Пал Саныч бросил портфель в глубокое кожаное кресло для гостей и, грузно продвинувшись на пять шагов вперед, рухнул за свой необъятный стол. Сдернув галстук, сощурился от яркого солнца и потянулся к кнопке интеркома.
- Ань, зайди, шторы мне закрой.
Выключил. Снова нагнулся к аппарату.
- И кофе мне!
Анька появилась через две минуты, поставила перед окаменевшим директором дымящую чашку, повернулась к окну и, привстав на цыпочки, стала задергивать тяжелые бархатные шторы. Блики солнца, щедро украшавшие комнату к приходу Пал Саныча, погибали под натиском серого сумрака.
«Жырная, сука, стала», - подумал босс о своей секретарше, которая верой и правдой служила ему уже восемь лет. Последние лет пять, правда, делала все без задоринки –  халтурить начала, как замуж вышла.
«А ведь я суку так и не выеб ни разу…»
Лукавая похоть было приковала взгляд Пал Саныча к объемистым икрам помощницы. Но тоска снова вернула глаза туда, где им и положено было сейчас быть – развернула внутрь. Взгляд снова остекленел.
«Блять, неделя прошла – значит, все уже. Значит - пиздец». Было невыносимо муторно. Анька смылась, чай остывал, в голову волнами накатывал шум, дышать было тяжело и противно. Жить было противно. Из груди вырвался не то стон, не то рык, но как-то слабо и сдержанно.
«М-м-м-м-м-бля-я-я-ть!» - Пал Саныч уронил голову поверх скрещенных на столе рук. Что характерно, мысли о самоубийстве никак не хотели приходить в голову этого сильного человека.


Еще две недели назад кое-как, но все было более или менее терпимо. Хуй стоял плохо, но при должном к нему внимании со стороны жены Пал Саныча достигал вполне сносной твердости. Галя его, конечно, вздыхала, смотрела на былое достоинство с сочувствием, слегка подрачивая, а потом поворачивалась к мужу задом. Вот здесь все зависело только от нее. Стоило Галке лишь намеком показать, как вся эта не раз игранная пьеса ее достала – ну, например, не подмахнуть вовремя, как Пал Саныч тут же с сожалением ощущал предательскую мягкость своей непослушной плоти.
Виагра не помогала. То есть немного было лучше, но все равно плохо.
А когда озабоченный директор стекольного производства посетил доктора, мир рухнул в одну секунду. Причина была в атеросклерозе – так сказал доктор – сосудов, которые гнали кровь к его пенису. Сосуды сужены, и кровь не может создать нужный напор. Но это было не самое страшное. Обследовав Пал Саныча целиком, врачи вынесли вердикт – стенокардия! Грудная жаба, мать ее ети! То есть сердцу кирдык – туда тоже плохо кровь поступает, поэтому-то, дорогой Пал Саныч, ты и задыхался во время любовных утех в так любимой тобой задней позиции. Так что, вот тебе, уважаемый наш, таблетки от сердца. Пить не будешь – сдохнешь, а о сексе – можно, конечно, только аккуратненько, лежа на спине – жена сверху.
- Дак нету секса, люди добрые! – напомнил врачам Пал Саныч. – Я ж за этим и пришел к вам. Стоит плохо – помогите!
- Ну-у-у! Виишь, Пал Саныч, дорогой вы наш, как заебись-то, говорят доктора – одним риском меньше! Осталось только жирное и соленое не жрать, спиртного – ни-ни, передвигаться аккуратненько, свежий воздух и все такое. Таблетки, которые пить будете – они по любому бы вас импотентом сделали, уважаемый. Так что не переживайте. Ебитесь пока, если сможете, но только не двигайтесь при этом, бля!
«Хорошо курить бросил, а то и это бы запретили, сволочи!»
- А виагру можно мне хоть? Если я без движения лежать буду, само не встанет никогда!
- Что вы, батенька, охуели, родной? Как это можно – вы ж кровь от и так голодного сердца в хуй себе перегоните. Этого никак нельзя допустить, иначе, пиздец однозначно!
- Прям из-под бабы тебя и вынесут, - сказал седовласый улыбчивый Михал Львович – старый знакомый Пал Саныча, профессор из президентской больницы, где проходил обследование несчастный. При этих словах директор стекольной фабрики кожей почувствовал, что у Львовича-то все заебись в этом вопросе, и он, сука, получает охуенный заряд бодрости, отправляя на заслуженный отдых таких вот отстрелявшихся донжуанов.
- Можно тебе, конечно, шунтирование сделать, как Ельцину, - хохотнул профессор, снимая халат и аккуратно вешая его в шкаф, - только ты учти, новые сосуды тоже засрутся через пяток лет. А виагру я тебе пить все равно не разрешу. Вопрос о шунтировании зимой будем решать – щас кое-кто еще в отпусках. А там я тебе хорошего хирурга подберу.
- Слушай, Львович, мне бы сексуальную жизнь наладить – рушится же все. Помоги, дружище.
Доктор стоял уже без халата, в дорогом костюме, весь такой подтянутый для своих шестидесяти с гаком, Пал Саныч аж сморщился от досады.
- Ну ты раньше времени не хнычь, Паша. Сначала сделаем тебе аорто-коронарное шунтирование – это в сердце – подведем к нему другие сосуды. С интимным местом аналогичная операция – уже перебор. Поговорю с пластиками – они, скорее всего, предложат тебе протез имплантировать…
- ?
- Ну – штука такая из специального материала эластичного, вшивается в пенис – он и стоит торчком, что твоя труба заводская.
Львович захохотал, хлопнул товарища по плечу.
- Хорошо будет, вот увидишь, - всегда готов!
- И не падает никогда?
- Никогда, Паша – стопроцентная гарантия готовности.
Пал Саныч представил себя на даче. Кругом люди - Юля – дочка, муж ее Виталик, внучка Женя, а он ходит среди них в семейных трусах, отсверкивая налитым бугром чуть ниже пуза.
- Нет, Львович, я под нож не лягу…
- Ладно, потом поговорим, пошли уже!
Они вместе вышли из кабинета, в холле простились. Михал Львович на ходу подхватил под локоток какую-то длинноногую диву, ожидавшую доселе в креслах у зимнего сада, и они, о чем-то весело воркуя, упорхнули к выходу.
«Уж точно не дочка», - с раздражением подумал убитый информационной бомбой директор стекольного комбината.
Было это ровно неделю назад.


- Ты что такой убитый, Паша? – Галка стояла над ним, глядя на обездвиженное, нацеленное в потолок тело мужа. Левая рука Пал Саныча покоилась на сердце, правая закинута за голову. Он слегка покосился на жену влажными глазами, углы рта опустились и задрожали. Отвернулся к стенке.
- Ты бы хоть переоделся в домашнее… На дачу когда поедем? – Галя уселась на край дивана, руки ее перебирали тесьму на блузке.
- Нет… – глухо донеслось от стены.


После того, как мозг Пал Саныча перестал воспринимать внешние раздражители, пытаясь переработать полученную от врачей информацию, директорское тело окончательно перестало ему подчиняться. То есть ноги, конечно, ходили, руки двигались в привычном ритме, но это все и без Пал Саныча спокойно могло работать. Так, хорошо отлаженное предприятие функционирует без ущерба для производства, пока уважаемый руководитель отдыхает где-нибудь в жарких странах. Не было главного – приказы, те самые нужные команды, которые вливают поток яркой жизни, разрывая рутину-паутину, - не доходили до исполнительных органов Пал Саныча. Вообще не доходили. Никак.


- Да встань же ты, сука!!! Живот мешал Пал Санычу видеть происходящее, но он и так легко мог представить себе картину с любого ракурса. Струи воды с шумом кипятили воду у ног крупного человека, клубы пара окутывали его красное от напряжения тело. Край ванной неприятно врезался в толстую жопу, дышать было тяжело и больно, в голове проносились электрички.
«Боже, как просто это было раньше – трех-пяти движений было достаточно». Сейчас  прошло уже больше десяти минут невероятного ритма. Рука устала, а хуй был готов только отлить… И больше ничего. Ничего, блять!


- Паша, я знаю – ты дрочишь в ванной.
- Знаешь - и помалкивай!
Супружеская постель была достойна президентского ложа в каком-нибудь «Шератон Де Люкс». Атласное белье, упругий матрац – все располагало к активным действиям, но Пал Саныч даже не пытался двигаться, занятый перемоткой последней записи своего последнего разговора с профессором.
- Ну давай я тебе помогу.
Жена, с несколько виноватой полуулыбкой, погладила его поверх пижамных брюк. Пожала его пару раз.
«Черт возьми, куда все ушло – два года назад она бы уже стояла раком».
Галя продолжала нежно гладить бессмысленный отросток своего обездвиженного мужа, расстегнула пуговицы. Пал Саныч почувствовал тепло ее ладони.
«А ведь она ничего еще. Бог ты мой – найдет какого-нибудь красномордого парубка, который будет ее пялить по будням, а в выходные будем ходить с ней в парк, сидеть на скамеечке, она будет загадочно улыбаться и невпопад отвечать на мои брюзжания».
Теперь он ощущал ее влажный рот. Чувство благодарности к жене заставило его придвинуться ближе. Он стал поглаживать ее маленький аккуратный зад, округло натянувший ночную рубашку. Рука непроизвольно скользнула под подол.
«Блин, да она сухая совсем».
- Ладно, Галь, оставь. Бесполезно.
Жена, чмокнув, выпуская хуй изо рта, повернула голову к мужу.
- Ты точно не хочешь попробовать?
- Ну ты же видишь… Ладно, давай спать.
То ли за окном, то ли в голове шумел ветер.


Решение это Пал Саныч принял сразу, еще во время того эпохального разговора с Львовичем. Никаких протезов для члена. Точка.
Пал Саныч был сильным руководителем, умел ставить точки. Весь в отца, как сказала бы мама.
Отец – Александр Григорьевич Жилов, громадный такой лысый мужик, был для маленького Пашки всем. Гараж на Грузинской, в котором тот держал трофейный мотоцикл, стал для Пашки местом, которое обычно занимает в умах других ребятишек двор. Пашка не был дворовым пацаном – все свое детство он провел с отцом в гараже, сначала играя гайками на пыльном полу, а потом собирая свой первый в жизни автомобиль из найденных по знакомым и помойкам деталей. Кузов отец каким-то чудом раздобыл на заводе.
- Молодец, сынок, с такими руками не пропадешь, - с гордостью глядел на него, измазанного машинным маслом, отец.
«Эх, батя… Сколько же ему тогда стукнуло в семьдесят пятом, когда он… умер? Шестьдесят три?»
Отец Пал Саныча, говоря сухим языком милицейского протокола, был обнаружен на южной окраине деревни Гурьяново Можайского района Московской области с множественными повреждениями головы и туловища, несовместимыми с жизнью. Так окончилась жизнь деревенского дурачка Жилова, шестидесяти трех лет от роду.
Когда батя тронулся умом, мать свезла его из Москвы к своей сестре в деревню. Поселили его на окраине – в старой прогнившей избе, приносили есть, пить. Иногда тащили к Жилову какую-нибудь рухлядь – починить. Пугали им детишек. Накаркали. Жилов старший выеб-таки малолетку Соньку, которая пришла подразнить несчастного старика. Затащил ее в избу и выеб. То, что Сонька до этого невесть с кем только не переспала, никого не волновало. Деревенские мужики били его долго, заправляясь попутно самогонкой, устроили из акта возмездия праздник, бля! Так никто потом и не признался – всех выпустили.
Пал Саныч еще раз представил себе протезированный торчок в штанах – гений хирургической мысли – передернулся весь… И больше никогда об этом не вспоминал.


- Пал Саныч, к вам Малеев из рассчетного!
- Позже!
- … ну… он тогда в приемной подождет.
В голову сквозь шум начала пробиваться какая-то незнакомая, но красивая музыка. Пал Саныч грузно поднялся, попутно включив настольную лампу. Грустный желтый свет только сгустил сумерки. Плотные шторы мрачно и траурно закрывали оконные проемы. Почему-то вспомнился кадр из кинохроники – гитлеровская Германия, Рейхстаг – между колоннами натянуты такие же огромные полотнища со свастикой.
Рука Пал Саныча потянулась к внушительных размеров степлеру, лежавшему возле интеркома. Постоял, покрутил в руках – синий, основание плоское, верхняя часть изящно скруглена для удобства руки, резиновая вставка, чтоб рука не скользила. Пал Саныч задумчиво погладил резину большим пальцем. Что-то сдавило затылок, сердце глухо застучало, перед глазами поплыли знакомые мушки.
- Не пропаду я, батя! С такими руками – не пропаду!


- Малеев, пассатижи есть? Неси!
Ураган ввинтил в приемную грузного директора – красного, ворот рубахи расстегнут, глаза навыкате, рот кривится в улыбке.
Малеев, субтильный юноша сорока лет в огромных очках, подскочил и почему-то посмотрел на стул, на котором только что мирно дожидался аудиенции начальства. Анька тоже перестала елозить мышкой и недоуменно перевела взгляд на босса.
Пал Саныч демонически глянул на секретарский стол, большой дырокол на секунду приковал его внимание.
- А… ладно!
Дверь с грохотом захлопнулась. Из директорского кабинета послышались глухие удары. Что-то твердое билось о столешницу.


Витю Членова Пал Саныч принял на работу из-за фамилии – ради смеху. А тот оказался весьма неплохим шофером, несмотря на свой юный возраст. Тихий, без подъебок, молчит как рыба. Любую тайну мог ему доверить директор производства стеклянных изделий. Уверен был, что никто не узнает – ни собственная жена, ни Анька эта бестолковая, которая Витьке глазки строит, надеется, дура, что он ее трахнет когда-нибудь. А может уже и трахнул. Пал Саныч живо представлял себе как Витька молча и методично, соблюдая все правила движения, пялит Аньку на секретарском столе. Та стонет, извивается, миленьким его называет, а тот знай себе прет ее с невозмутимым выражением лица.
Накануне вечером, возвращаясь с работы, Пал Саныч слегка оживился, когда проезжали у метро Сокол.
- Притормози-ка у аптеки.
Ебаный этот Витькин рэп – единственный недостаток Членова, который ему прощался в виду несомненного преобладания достоинств, долбил на весь салон, заставляя повышать голос. Водитель убавил громкость, одновременно плавно притормаживая и вопросительно-меланхолично поворачиваясь к шефу.
- У аптеки притормози. Сходи, пожалуйста, купи бутылку вазелинового масла.
Ауди плавно встала.
К этой процедуре Пал Саныч морально готовился дня три, а потом, как всегда с ним и случалось, в один момент принял решение. Решение, которое уже ничто не могло поколебать.
«Завтра», - подумал он, надевая в прихожей тапочки, - «сегодня устал. Завтра». Бутылка вазелинового масла осталась дожидаться своего часа в портфеле директора.


- Паш, вот почитай.
Галка протянула мужу тонкую брошюрку – из тех, что в изобилии продаются на лотках, привлекая внимание угасающих прохожих различными вариациями слова «здоровье». Брошюрка была небрежно вывернута текстом вверх и содержала две черно-белые схемы, нарисованные явно от руки каким-то восьмиклассником.
Пал Саныч принял книжку, попутно надевая очки.
- Что это?
Запрокинул голову вверх, глянул через линзы, отыскивая обложку.
- Да ты на название не смотри. Там много чего. Ты эту главу прочитай, которую я раскрыла.
Глава называлась «Массаж простаты». Пал Саныч недоуменно посмотрел на жену поверх очков.
- Почитай, почитай.
Та развернулась и вышла, а Пал Саныч погрузился в чтение.
Короткая глава поведала Пал Санычу, что у него, как представителя вида мужеского пола, имеется специальная железа, называемая простатой, отвечающая за нормальное функционирование половой системы мужчины. Находится она в тазу – у основания полового члена, вырабатывает разные жидкости, которые нужны, например, для формирования спермы. Пал Саныч был немало удивлен, так как считал, что сперма вырабатывается в яйцах.
Далее удивительный автор рассказал Пал Санычу, что у мужиков после пятидесяти, а то и в более раннем возрасте в простате начинаются застойные процессы, особенно от сидячего образа жизни, предпочтения жирной и острой пищи и так далее. Немного после, автор сделал изящный вывод о том, что застойные явления в простате ведут к половому бессилию у ста процентов мужчин, которые эти застойные явления допускают.
Как этого избежать? Да очень просто! делать зарядку по утрам, бегать трусцой, а, если нет такой возможности, прибегнуть к абсолютно безопасному и, несомненно, полезному средству – массажу простаты.
Дочитав до этого места, Пал Саныч уже понял, о чем идет речь. Изучая введение, он непроизвольно переводил взгляд на схемы, пытаясь понять, что там изображено. Опытный глаз инженера, привыкшего по чертежам воссоздавать целостный образ детали, раскрыл тайну безобразно исполненных картинок – это были иллюстрации к процессу, вынесенному в заглавие. Изображена была нижняя часть мужика в разрзе – хуй, кишка, открывающаяся наружу. Между ними – маленький кругляш – простата. На следующем рисунке – палец, введенный в кишку, прикасается к простате изнутри.
Подробно была описана техника массажа, ощущения, которые должно при этом испытывать – видно было, что автор не понаслышке знаком с техникой оздоровления мужской силы. Рекомендовано было ко всему прочему вазелиновое масло.
«Блядь, что я – пидор что ли?», - директор стекольного производства бросил книжку на журнальный столик и пошел в ванную. Было это четыре дня назад.


- Нет, батя, не пропаду я с такими руками, - приговаривал Пал Саныч, колотя степлером по крышке здоровенного стола. Остановился, снова попытался оторвать верхнюю часть с резинкой от основания. Поддалось. Перед глазами как бешенные крутились мушки, то пропадая, то вновь появляясь из тумана. В затылок бил огромный колокол.
Выбежав в приемную, директор схватил со стола секретарши дырокол и снова скрылся в своем кабинете.
«Боже, какой дырокол грязный весь»
Бросив дырокол и оторванную ручку степлера в гостевое кресло, Пал Саныч схватил портфель и навесу начал копаться в нем, попутно вываливая на пол бумаги, записные книжки, визитки и прочую мелочь. Схватил флакон с вазелиновым маслом, зубами открыл крышку, отбрасывая портфель в угол кабинета, рухнул в гостевое кресло, сдавил переносицу пальцами, посидел секунду.
В ногу упирался дырокол. Пал Саныч поднес его к лицу.
«Какой-то плесенью покрылся. Что ж она, сука, за дыроколом своим не следит – замуж вышла, детей родила, думает, все теперь?»
Он положил дырокол на колени, достал обломок степлера и, наклонившись над полом, густо полил его вазелиновым маслом, которое сжимал в левой руке. Поставил флакон, дал маслу стечь.
Синяя ручка степлера бликовала в свете настольной лампы. Пал Саныч взял в левую дырокол и глубокомысленно покрутил его в руке. Поднес к глазам и посмотрел в щель между основанием и верхней, прижимающей, частью. В верхней части было отверстие. Через него было видно лампу.


- Ань, что с ним? Он кажется не в себе… - Малеев сидел, поджавшись, на стуле, глаз его не было видно – в них отражалось окно приемной.
- Не зна-а-ю… - Анька пожала плечами, - он всю неделю такой. Может жена не дает.
Она хихикнула и снова уставилась в монитор.
В эту минуту дверь распахнулась, и волосатая ручища молниеносно схватила со стола дырокол. Через мгновенье шеф скрылся в кабинете, как всегда громко стукнув дверью.
Малеев вздрогнул.
- Чем он там занимается?
Стекла его очков снова запылали оконными бликами.
Из кабинета директора доносился шелест бумаг, потом что-то глухо стукнуло в стену.


Это было похоже на откровение. Пал Саныч повернул дырокол вертикально, по-прежнему пропуская свет лампы через отверстие в ручке. Композиция подернулась туманом, колокол умолк, теперь в голове зазвучал Членовский рэп. Голоса были глухие, невнятные, но музыка долбила мощно, в такт ударам сердца. Это заводило, вливало в тело пульсирующий поток энергии.
Дрожащей рукой пал Саныч поднес к дыроколу степлер. С него продолжало капать, но зачарованный директор производства стеклянных изделий не обращал внимания на такие пустяки. Капли оставляли на брюках жирные пятна.


- Ань, а когда Машка Дворкина ко мне в отдел перейдет?
- А ты у нее спроси. И вообще, - Анька оторвалась от экрана и посмотрела на ерзающего Малеева, сжимающего обеими руками папку с бумагами, - чего ты к ней привязался? Она девчонка еще. Совесть бы поимел…


«Хуйня все это. Массаж простаты – пидорские штучки... … Вот оно!» Пот мелким бисером выступал на лбу Пал Саныча, стекал на глаза, толстое красное лицо тряслось от напряжения.
Глазомер не обманул дипломированного инженера-конструктора. Ручка степлера, слегка раздвинув губки дырокола, с небольшим сопротивлением скользнула в отверстие. В штанах у Пал Саныча шевельнулось.


- Шеф ведь приказ уже подписал насчет ее перевода. У меня запарка в отделе – работать некому.
- Да угомонись ты, дай ей спокойно дела сдать. К тому же, - Анька посмотрела мимо монитора на бликующего Малеева, - она может вообще уволится. На кой черт ей твой отдел нужен?


Пал Саныч подошел к столу, положил рядом с лампой вновь обретенную конструкцию и торопливо стал стаскивать рубаху. Голоса в голове зазвучали громче. Речитатив был раскатистым как гром, эхо металось в черепной коробке, ища выход.
Как он не любил свою тучность – этот пот бесконечный. Даже зимой, когда в конторе холодно и половина сотрудников валяется на больничном, его организм вырабатывает неимоверное количество вонючей влаги.
Вытерев лицо промокшей рубахой, Пал Саныч схватил сцепившиеся канцтовары и сначала медленно, а потом быстрее, начал двигать степлером – вперед-назад. Вперед-назад. Веред-назад-д-д-д-д-д! Он закатил глаза, тучное тело затряслось, наваливаясь на стол, руки заходили ходуном в бешенном ритме звучащего в голове рэпа.
А. А. А. А-а. А-а. А-а-а-а-а-а-бл-л-л-л-я-я-я-я-д-д-д-дь!!!! Челюсти свело судорогой, зубы издали скрежет, но Пал Саныч не чувствовал этого. Все тело зажглось невероятным пламенем, бешеной энергией, нарастающим темпом. Мозг его отключался и включался стробоскопическими вспышками. Так продолжалось несколько минут, которые показались директору часом.
Не выдержав натиска, пластмассовая ручка дырокола треснула. Пал Саныч замедлил движения – больше не было той гладкости, державшей ритм. Осколок дырокола царапал резинку степлера. Он с ожесточением бросил сломанный дырокол в угол – к портфелю.


- А-а-а-а-а-а-бл-л-л-л-я-я-я-я-д-д-д-дь!!!! – донеслось из директорского кабинета.
- Да что же случилось-то у человека? – Малеев поднялся.
- Я лучше завтра приду, – он зачем-то смахнул со стула невидимые крошки.
- Да. Уж лучше завтра зайди, – Анька смотрела в монитор, не отрываясь.
В кабинете шефа что-то стукнуло. Малеев не успел отойти от стула. Дверь распахнулась - на пороге возник Пал Саныч – голый по пояс, красный, мокрый от пота. Глаза его бешено таращились на Малеева, от чего последний присел, не касаясь задницей стула.
- Есть в этой конторе хоть одна нормальная пизда? – сквозь зубы процедил директор, глаза его налились кровью. Малеев сглотнул и судорожно замотал головой.
- Есть, бля, я спрашиваю?!!
Рука с зажатым в кулаке степлером ткнулась в воздух, над головой Малеева.
- Н-нет… - Малеев как загипнотизированный смотрел на шефа. Анька привстала со стула и отодвинулась к окну, прижимая к груди беспроводную мышь.
Директор свирепо покосился на нее исподлобья.
- Пшла нахуй! Пшла – нашла мне нормальную пизду, а не такую задроченную, как у тебя, сука!!!
Аньку мгновенно вынесло из приемной. Малеев зажмурился и опустил голову.
- Блядь! Толку от вас никакого – недоумки!!!
Широкими шагами, весь дрожа от возбуждения, размахивая своим синим поломанным степлером, Пал Саныч вышел в коридор. Энергия покидала его. Надо было что-то делать.


Маша Дворкина уже надела сапожки, чтобы отправиться домой. Высоки каблуки – так она была значительно эффектней. Рабочий день подходил к концу. Дома ее ждал Виталя – бывший Веркин муж, которого она переманила большими сиськами и точеной фигуркой. На все Веркины обвинения в свой адрес Маша давала убийственно лаконичный ответ: «у вас детей не было, так что заткни пасть, дура». Верка бесилась, и даже попыталась как-то напасть на нее возле подъезда, но, получив ногой в пах, пересмотрела стратегию уничтожения Машкиного семейного счастья. Отныне Верка долбала новую семью своего бывшего мужа молчаливыми телефонными звонками, из-за чего телефон приходилось периодически отключать.
Сейчас Маше надо было успеть на шестичасовую электричку, чтобы отрезанный от телефона Виталя не волновался за беременную невесту.
Соседка Маши по кабинету – жирная рассчетчица Баба Катя вскрикнула.
Маша повернулась к двери и застыла, пораженная увиденным. В дверях стоял сам Павел Александрович с голым торсом, высоко запрокинув голову, с какой-то странной синей штукой в руке, и смотрел на нее красными глазами, раздувая ноздри. По красному его лицу стекали на волосатую грудь струйки пота. Он как-то странно дрожал, с трудом удерживая равновесие, переминался с ноги на ногу.
Когда Пал Саныч ступил в кабинет, Маше показалось, что здание вздрогнуло.
Шумно дыша, большое красное чудовище подошло к Машиному столу и взяло с него Машин дырокол, покачало в руке, усмехнулось.
- Это что? Пизда? – тихим голосом сказало чудовище.
Глаза его завращались. Оно шумно и длинно втянуло в себя воздух и вдруг с силой выпустило, потрясая маленьким пластмассовым дыроколом:
- Что это за пизда, блять?!! Это по твоему пизда?!! Где дыра, блять?!! Ты что, су-у-ука, издеваешься? Ты что, не еблась ни с кем никогда, целка блять?!!
Маша почувствовала тяжесть внизу живота, ноги стали ватными, но сесть она не успела. Огромная потная туша подскочила к ней и, брызжа в лицо слюной, заорала, рыча и захлебываясь.
- Ты блять, бреешь пизду, вижу, ухаживаешь за ней, сука! – директор вертел перед ее лицом ни в чем не повинным канцелярским прибором. ПО-ЧЕ-МУ ТЕ-БЯ НИ-КТО НЕ Е-БАЛ?!!! А-а?!! Вот смотри, смотри, - он схватил со стола бабы кати старый железный, еще советских времен дырокол, - смотри, какая пизда! Пусть засранная вся, пусть воняет, но, блять, в ней дыра есть, сволочь, смотри сюда, падла, дыра здесь есть!!!
Он с силой швырнул в стену маленький черный предмет, секунду назад грубо схваченный с Машиного стола. Черные осколки чуть не накрыли Бабу Катю, которая, прикрыв голову, пригнулась к столу.
- А это что?!! – обезумевший директор схватил с Машиного стола огромный степлер, раза в полтороа больше того, что сжимал вместе с железным дыроколом Бабы Кати в другой руке, - Это что, я тебя спрашиваю?!!
- Это Малеев принес, - подала голос старая рассчетчица, - Маше квартальный надо было сшить.
- Молчи, дура!!! – красное лицо на секунду отвернулось от молодой женщины. Прижавшись к подоконнику, Маша из последних сил старалась унять охватившую тело дрожь.
- Так это Малеева хуй?!! На меня смотреть!!!
Маша снова ощутила брызги слюны на своем лице.
- Этого пидора хуй?!! Ты ему дашь, так?!! Поэтому к нему в отдел рвешься, сука, не смогла устоять перед таким батоном?!!!
Директор сильно толкнул ее огромным брюхом в низ живота так, что перехватило дыхание. Маша закрыла глаза. «Пиздец…», - пронеслось в голове. Она медленно села на пол, понимая остатками сознания, что в этот раз ребенка у нее не будет.


- Аня, Аня, звони быстрее в скорую, - сгорбленный Малеев, поминутно озираясь, выводил из женского туалета ревущую секретаршу. – Звони вон с вахты – туда он не придет. Да очнись ты, иначе он нас всех тут порешит своим степлером!
- Господи, да что же это такое?!! – Анька грузно опустилась на пустующий стул вахтера, - Господи-и-и!!!
- Вот… Вот… Я уже набрал ноль-три. Давай, говори, - Малеев услужливо прижал трубку к Анином уху.


Пизда Бабы Кати никуда не годилась. Грязная вся, развороченная, того и гляди развалится - даром, что железная. Но все же, лучше, чем ничего.
Кабинетный сумрак привел Пал Саныча в нужный тонус. Там, в конторе, было совсем плохо. Еле держался. Белый свет из окон. Белый свет в коридоре, льющийся сверху, – все это отнимало силы, застилало разум.
Сейчас все было нормально. Речитатив в голове звучал четко, в такт ритмичной музыке. Пелена перед глазами – это ничего, это не мешает ничуть. Главное не потерять ритм. Не следить за руками, они сами делают – вынуть-вставить, вынуть-вставить…
Поток энергии снова входит в тело, концентрируется в паху. Это главное! Господи, что же он раньше не догадался. Ведь так просто! Спасибо тебе, батя, наставил ты меня тогда, – с такими руками не пропадешь, мол! Хитрый был старик, очень тонко сказал. Как знал, что наблюдают, что нельзя напрямую сыну секрет раскрыть – кругом уши, бля! Ну да теперь все наладилось. Спасибо тебе, батя!
В тишине сумрачного кабинета глухо и мерно позвякивал кусок степлера, задевая край металлического дырокола.


Когда человек в синей форме со светоотражающей полосой на спине раздвинул шторы, второй, сидевший на корточках возле распростертого у гигантского письменного стола полуобнаженного тела, поднялся.
- Этот готов уже. Пойдем барышню посмотрим – глядишь, не зря прикатили. А сюда труповозку вызывай.
Он подхватил оранжевый грязный рундук и, растолкав столпившихся в дверях людей, бросил в пространство:
- Ну, где тут у вас боли в животе?
Закатные блики легли на замусоренный пол кабинета директора производства стеклянных изделий Павла Александровича Жилова. Еще немного, и придут уже настоящие сумерки. И неизвестно, дождется ли их здесь этот грузный человек, лежащий с полуоткрытым ртом и с бесстыдно выпятившемся в паху бугром – туго подпирающем изнутри крепким, налитым хуем.

Tweet