Прыгаю, как теленок
среди башенных кранов -
в мире ручных болонок
и комнатных доберманов.

Можно менять местами.
Модно смотреть украдкой
за ставшими поездами,
за язвой и лихорадкой

трудолюбивой эпохи,
в которую выживают
очень многие блохи,
которых не убивают.

---
Отекаю каплями воска
между тысяч мсье и мадам.
Где-то там уже труповозка
семенит по моим следам.

Еще очень - я знаю - долго -
будет длиться короткий век.
Посреди людского потока
заблудившийся человек.

В середине огромного люда -
между галстуков, брюк и блуз -
тихо вздернулся мой Иуда
на веревке фонарных бус.

Умираю - опять - в который
далеко не последний раз -
книгой мертвых и мертвой торой
человеческих теплотрасс

опоясан, облит бензином,
обречен на безвольный век -
Божьим Промыслом, Божьим Сыном -
Человек, Человек, Человек.

---
Сбежав, сорвавшись, вывихнув мозги…
Все ничего, пока всего в достатке.
Я в этот мир впиваюсь, как москит.
Мне не хватает сил для пересадки

души, моей единственной души -
той, без которой впору удавиться
в бездушной, остановленной тиши -
до тошноты… Как вольная станица,

как перебежчик через рукава
Пьеро, похожего на устье Волги,
я вырастаю, как растет трава,
как из людей произрастают волки.

Я замираю тенью на стене,
волной пшеничной на бескрайнем поле.
…и не хватает силы мне, и не
остановить меня помимо воли.

---
Светает. Меркнет бледная луна,
захлебываясь в сером полутоне.
Жизнь коротка, и вся ее длина
читается по линиям ладони -

как формула, как взвешенный тупик,
отодвигаемый рукой от края,
когда толпа разорвана в час пик.
…прозрачный город. Жизнь - она такая -

совсем не то, что видится впотьмах,
совсем не то, что кажется в начале.
Светает. Я почти, как древний маг,
приговоренный днями и ночами

на свет и тень, на всплеск полутонов,
на оторопь своих реинкорнаций.
Жизнь коротка, и мир не так уж нов,
и нет причин для смены декораций.

---
здравствуй, моя война,
мой человеческий фактор,
меры моей длина,
воли моей экватор,

памяти коридор,
скованный каждым вздохом
мальчика, о котор-
ом - если рядом с Богом

молнии и грозы -
типа Ильи Пророка.
…станет сильней в разы
каждая Божья кроха,

выковавшая сталь.
…мир до нитки промок.
…если б я только стал,
если б я только мог.

---
/моей Кале/

Я так тебя помню, что похуй
практически все, что вокруг.
Нет смысла гордиться эпохой,
становишься пристальней вдруг,

становишься вдруг осторожней,
надменней, решительней, злей,
и смотришь на пустопорожний
мирок, и себе мавзолей

вдруг строишь, и вдруг понимаешь
бессмысленность даже того,
что, вроде как, полностью знаешь.
Все было - и нет ничего.

На белой тетрадной странице,
как клякса, размазана жизнь.
…когда бы не ты, царица -
я б точно ушел в фашизм.

---
Чтобы все было так, а не как-нибудь сикось и накось,
чтобы звери - хоть звери - пытались ходить по воде -
и не думалось, будто какая-то дикая наглость,
и не помнилось смутно, как будто бы в животе

у мамаши лет тридцать, а, может быть, даже сто тридцать,
или - хуже того - пару тысяч отравленных лет -
одиночеством, обмороком, нежеланием бриться
перед тем, как вернуться и выбросить партбилет

на ухоженный стол, под гримасы большого начальства,
под портретом братка, под убийственным взглядом извне -
вот такое со мной происходит - не то, чтобы часто,
и не так, чтоб уж очень в глубоком, разорванном сне -

на перине пуховой, в обнимку с поверхностным жестом,
окрестившим меня человеком лет тридцать назад.
…я пошел по рукам, по влагалищам, по невестам -
как примятый со временем в толщу дороги фасад

непонятного здания с признаком архитектуры,
неприятного привкуса, если глушить самогон
в первородной глуши, между ног у стареющей дуры.
…или камнем лететь из высоких парадных окон.

Так рождается тема - одна, потому что негоже
эту морось плодить на потеху себе мудаку -
эта сраная мудрость, как татуировка на коже.
…я уже не могу, я совсем ничего не могу.

---
Есенин - туда-сюда.
Кафка - куда родней.
Я исчез без следа
в омуте туподней

и тупоночей.
Хочется бритый лобок.
Приходит - почти ничей -
воли моей колобок.

Я разрушаю завод
по производству систем
околоплодных вод
и громоотводных тем -

про архипелаг ГУЛАГ,
про семнадцать мгновений весны
и прочий блестящий лак.
Мне цели мои ясны.

В омуте туподней
и тупоночей,
когда я среди людей,
как бессмертный кощей,

шастаю, притаясь
за курткой и рюкзаком -
сердце стучит, как таз.
Я с этим давно знаком.

Сердце стучит, как таз.
Небо стучит, как таз.
Город стучит, как таз.
Все превратилось в таз.

---
Чему ты отдаешь свои силы?
Порноресурсам?
Кривым форумам,
искажающим каждое твое слово?
Телкам в транспорте и выше,
ради которых ты каждое утро
пытаешься выглядеть живо?
Себе красивому,
ради которого
ты пытаешься выглядеть чисто?

Глупо ведь.
И еще - некрасиво.
Глупо и некрасиво.

Так продлится недолго.
Телки состарятся
и превратятся в кукол с подтянутой кожей,
если нароют на эту подтяжку денег.
И для чего ты такой пригожий?
Вечность бы пялиться в телек,

а не верещать до усрачки
о каких-то еще перспективах.
Руки - это кусачки.
Я это видел в трипах.

Охуенно. Не правда ли?
Можно, конечно, и наизнанку -
в невъебенно глубоком кратере
горланить "Таганку"…

…Таганка!!!!!!
Все ночи полные огня!!!!!!!
Таганка!!!!!!
Зачем сгубила ты меня??????

Чему же ты отдаешь свои силы?
Задумайся…
Просто задумайся…
И нехуй выебываться и делать вид,
будто ты не знаешь, что такое корпорации.

…Таганка!!!!!!
Все ночи полные огня!!!!!!!
Таганка!!!!!!
Зачем сгубила ты меня??????

В последнее время стало покалывать сердце.
Но зато - совершенно успокоилась печень.
Между Прометеем и Зевсом я выбираю Зевса.
…ненадолго.