from Sonic Youth's song "Sunday"

Здравствуйте, меня зовут Фредерик Дею. Мне сорок восемь лет, я владелец винного магазина в Париже, у меня жена Мадлен и дочь Кристина. Я счастлив.
Только что мой врач сообщил мне одну неприятную новость. У меня рак.
Не знаю, что и сказать вам друзья.
Сейчас 23 градуса тепла по Цельсию. Я иду по набережной Сены на работу к своей жене, чтобы пойти с ней в ресторан. Черт подери, куда я подевал свои сигареты.

Странно это. Вот так прожить свою жизнь: выйти этим божественным утром из дома, забыть дома сигареты, дышать свежим воздухом. По дороге к доктору думать о какой-нибудь красотке милые пошлости, а потом вдруг узнать, что ты скоро умрешь.
Вчера я был совсем другой: купил пятигодовой абонемент на домашние матчи Сен-Жермена. Теперь придется подарить его соседскому мальчишке - Тьери, который так любит этого лентяя Анелька.
Не могу понять, почему я думаю сейчас о таких глупых вещах. Вроде как настало то самое время, когда пора подумать о душе и прочих вечных..., но в голову лезут только обложки свежего порнографического журнала и вчерашнее безвольное поражение от Генгама.

...Здравствуйте, меня зовут Мадлен Дею. Я жена владельца винного магазина, мне сорок пять, но выгляжу я лет на тридцать шесть. Я курю легкие "Galouses" и работаю на почте. Уже время обеда, так что скоро придет мой муж и мы вместе пойдем в ресторан. Я как всегда закажу свою любимую цветную капусту, а он бифштекс. Мы выпьем легкого вина и, может быть, вспомним что-нибудь смешное о нас или наших друзьях...
Наверное, я счастлива, но, неужели, это так утомительно.

...Я сижу на бульваре, мне плохо, что-то происходит со мной. Какие-то обрывки мыслей, чьих-то образов, даже фантазий. Я сижу, обхватив голову руками и просунув её между колен. В таком положении мне уже ничего не страшно. Я смотрю на свои ботинки, потому что, кроме них я вообще больше ничего видеть не могу. Мне мешает зрение, нужно вырвать глаза, чтобы больше ничего не видеть.
Хочется вытянуть колени, потому, что ног я уже почти не чувствую, а ещё мне хочется курить. Прохожие смотрят на меня безучастно, я, таким же незаинтересованным взглядом, провожаю их и только на маленьких девочках задерживаю свой, уже почти мёртвый, взгляд...

...Мне нравятся маленькие девочки, потому что они похожи на кукол. Мне нравится играть с ними.
- Девочка, хочешь сникерс? Только приподними платьице, дядя хочет посмотреть на тебя. Какая ты красивая! Ну, ладно, ты заслужила свой сникерс, а теперь иди к папочке. Он, наверное, тебя давно уже ищет.

...День был необычайно густой. Не по количеству событий, но по настроению. Все давалось с гигантским трудом, вычурно, все было напряжено и наэлектризовано. Любое движение, каждую мысль, казалось, нужно было выжимать из себя.
Вдруг, как-то разом, все от меня куда-то подевались. Испарились, скрылись в неизвестном направлении. Я был на грани, хотелось вжаться в стену, поддаться, виться змеёй вокруг этой дудки.

Потом мне это надоело - стоять на остановке и раскуривать одну за другой сигареты, в надежде на то, что подойдет хоть какой-нибудь автобус.
Во рту сложилось тягостное настроение. Хотелось выплюнуть все: язык, зубы, легкие, а потом вдохнуть поглубже, чтобы стало свежее.
Потом и это прошло. Пешая прогулка пошла мне на пользу. Из темноты начали проступать стены родного города.

- Мне бы не хотелось выглядеть глупо, но, по-моему, мы слишком много говорим. Нужно вообще перестать разговаривать. Ведь, по сути, ничто не изменится. Мы все равно будем также встречаться, радоваться жизни, не высыпаться. Так что, предлагаю закупорить свои рты. Уподобиться рыбам, которых ты так любишь, что меняешь им воду каждые пять минут.

..............

После отточия, он обычно говорит что-то умное и красивое. Девушкам это нравится и они где-то в глубине души пошло так визжат. От удовольствия. Он этого не любит - пошлого визга. Но с другой стороны они делают это про себя, так что его претензии необоснованны.

- Ты вообще кто такой? А, писатель... Ну, п-шёл отсюда!

1) Вечеринка удалась. Они сидели друг напротив друга и ничего вокруг себя не видели. Сплошное созерцание, причём только своего внутреннего мира.
или вот так
2) Мы сидим на кухне и молча курим. На столе пачка сигарет. Оттуда мы берем сигареты и заполняем с их помощью пространство между средним и указательным пальцами, ты левой, а я правой, руки. Негромко, а главное мягко играет музыка. Я почти расслаблен, но только почти. Это "почти" мешает мне задать вопрос, возможно, самый главный вопрос в моей жизни.
или вот как
3) Я специально смотрю поверх его головы, чтобы видеть его лицо, но не смотреть прямо на него. Он замечает это и начинает смотреть мне прямо в глаза, а я при этом, продолжаю смотреть в пустоту. Потом мне становится смешно и, спасаясь бегством, я прячу лицо в ладони. Они пахнут табаком, а ещё мылом, душным дешёвым мылом. Мне не нравится этот запах, и я снова смотрю на тебя.
Прямо в глаза...

Когда засыпаешь, вспоминаешь о множестве дел, которых ты так и не успел сделать за день. А что же испытывает человек, когда умирает?
Чтобы не задаваться этим вопросом, я стараюсь измотать себя за день так, чтобы во время засыпания не было сил думать.
Однажды я поймал себя на том, что ни о чём не думаю. Я очень испугался: а что, если я потерял эту способность навсегда, но тут же успокоил себя - в этот момент в моей голове судорожно проносились тысячи мыслей. Я напрягся - и их количество стало исчисляться сотнями тысяч. Единственное, что меня беспокоило по-прежнему, - это то, что их количество не переходило в качество. По сути дела, это была одна и та жа мысль - размноженная, по-разному выраженная, но то же самое значащая.
Примерно так: мысль за номером две тысячи семьсот тридцать один, удивительно напоминала мысль идущую после сто тысяч пятьсот первой, то есть сто тысяч пятьсот вторую. Я ощущал себя ничем иным как заводом по производству мыслей о мыслях. С множеством труб и мыслеточительных станков, а работники этого завода никогда не уходили в отпуск и зарплаты они не требовали. Вот таким я представлял себе себя.
В общем, все эти мои фантазии настолько изматывали и запутывали мой мозг, что ему ничего не оставалось делать, как сдаться моему упрямому и сонному телу, и самому не погрузиться в сон...

...Я боюсь всего: собак, темноты, неискренности, ночного метро, крашеных блондинок, глупых вопросов, пустых людей, некачественного алкоголя, бессонницы, творительного падежа, одиночества, твоих глаз, часа пик, незнакомых людей, писателя Сорокина, твоих друзей, водителей такси, трупов, мокрой погоды, прохожих, школьных учебников, стиральных машин, воспоминаний детства, своей тени, рваных носков, взглядов исподлобья, постмодернизма, черно-белых телевизоров, премии "Оскар", Чарли Чаплина, напиться безалкогольным пивом, повторений, мягких кроватей, узких проходов, соседскую кошку, вовремя выходить из дома, главного редактора журнала "Афиша", плохих текстов, холода, яркого света, сломанных телефонов и их мобильных собратьев в рабочем состоянии, скрытых гомосексуалистов, открытых гетеросексуалов, спрашивать который час, резких движений, милиционеров в штатском, словарей, компьютерных вирусов, уколов, однажды проснуться, последних новостей на первом канале, электронной почты, чужих кассет, звонков в дверь, всего, что первым придет в голову, литературных приемов, змей, своих мыслей, маленьких девочек.........

Теперь должно произойти что-то такое, после чего все соединится воедино. Какое-то объяснение, а то, без него все как бы висит в воздухе, пахнет беспредметностью. Это выглядит, как неудачный эксперимент над формой.

- Доктор, не могли бы вы больше не задавать таких вопросов.
Доктор скулами передернул затвор своего лица. Потом, положив перед собой обе руки, как бы разглядывая их, сказал:
- А как, по-вашему, мне надлежит ставить вам диагноз. Без вашего посильного участия, ваше лечение не начнется. Я бы даже сказал, без желания.
- Чер-рт доктор, но я действительно не могу сказать вам даже приблизительно...
- Когда это началось?
Я обхватил руками свое кресло и стал рассматривать лицо доктора...

А теперь на миг представьте, что все эти голоса заговорили в вашей голове одновременно. Что вы сидели дома и вдруг, этот гул накрыл вас целиком, с головой, заставив вас сходить с ума. И главное, нет никакой возможности этого не слушать. Вас распирает от обилия чужих мыслей, страстей и желаний. Вот это в сущности и есть вдохновение. Истинное, пылающее, сжигающее вас против вашего желания, не дающее напиться собой, и также неожиданно покидающее. Оно, как женщина, убаюкивает вас и оглушает своей любовью.
Вы меня помните. Я нашел вас там же, где сам очнулся вчера. Грязный, испуганный и мокрый, вы, плача рассказывали мне, что с вами тогда произошло. Как все навалилось откуда-то сверху и не покидало, пока вы не сдались.
Я обнял вас, зная каково вам, было в тот вечер, и отвел к себе домой. Дал вам теплого чая. Согрел вас. Выслушал весь ваш бред, а теперь вы послушайте мои голоса...

P.S.
Мне действительно жаль, что так получилось, мой друг. Я ничем не могу Вам помочь. А теперь прощайте.
Всегда Ваш, Доктор Лебёф