Ему было очень страшно. Просто страшно от того, что темно и пахнет сыростью, и от того, что он не знал, что ждет его впереди. Уже пятнадцать минут Женя поднимался по каменным стертым ступенькам винтовой лестницы этой старой башни и не знал, сколько ему еще подниматься.

Башня эта была не простая, это была башня из его снов. Почти каждую ночь ему снилась эта старая башня. Каждую ночь он заходил в полусгнившую деревянную дверь, увитую плющом и начинал бесконечный подъем. Он знал, что поднявшись на самый верх, наконец обретет свое счастье, счастье, которого у него не было. Но как только он вставал на последнюю ступеньку – он просыпался. Сон этот повторялся из года в год, и не было никакой связи между его обычной, дневной жизнью и ночной. Он снился порой каждый день, а порой не снился месяцами. Каждый раз, просыпаясь, он чувствовал, что потерял что-то очень важное для него, ощущение полного одиночества не покидало его очень долго после этих снов, а потом перестало покидать совсем. Сон изматывал его, опустошал и выворачивал наизнанку, он сходил с ума от безысходности, он должен был узнать, что там в башне. Должен.

Женя был обычным среднестатистическим молодым человеком. Жил в однокомнатной квартирке на Гражданском проспекте, работал менеджером по продажам в маленькой фирме, торговавшей тканями. У него была жена, были друзья, было даже странное хобби – он собирал чужие тайны. Все это было у него, пока не появились его сны.

Поначалу он не обращал на них внимания – ну сны и сны, что тут необычного, потом он задумался, потом пошел к врачу. Врач, естественно, отмахнулся от Жени, предложил ему попить настойку валерианы на ночь и через пять минут уже забыл его. Но Жене валерианка не помогла.

Ему снилась ночь. Не простая ночь, а ночь, наполненная звуками, шорохами и тайнами, безлунная ночь. Ему снилось, как он из леса выходит на поляну и перед ним вырастает высокая башня (как выяснил он потом, это должна была быть дозорная башня) с приоткрытой дверью. В его снах всегда дул ветер, сильный, но не холодный, по небу плыли черные облака, и дверь от ветра скрипела и издавала какие-то почти человеческие стоны. Он всегда без страха заходил в эту дверь и начинал подниматься. Как же ему было хорошо в эти минуты, он был абсолютно уверен в том, что там на самом верху случится чудо. Но…

Чуда не случалось, и он потихоньку начал сходить с ума. Сначала он перестал встречаться с друзьями, чтобы больше времени оставалось на сон, потом от него ушла жена, сказав, что больше не может жить с человеком, который большую часть своей жизни проводит в кровати. Ему было все безразлично, казалось, что все это не жизнь – черновик, настоящая жизнь начнется тогда, когда он поднимется до конца. Пришлось уйти с работы – она отвлекала. Почти год он не выходил из квартиры, поглощая снотворное и пытаясь поймать свою ускользающую надежду на счастье.

Озарение пришло на второй ход его бесплодных попыток познать свою сущность во сне. Женя начал действовать. Он понял, что башня существует не только в его снах, что она есть и ему нужно ее найти. Десять лет своей жизни он потратил на поиски. Он был одержим этой мыслью, особенно последние годы, он искал ее везде, он не вылезал из читальных залов провинциальных библиотек, краеведческих музеев, каких то бабушек-старушек, живших на этом свете очень давно. Он ел, что придется, иногда не спал сутками, а когда проваливался в забытье, снова видел ее. Поиски башни стали единственным смыслом существования, он не спал с женщинами, даже перестал дрочить, полагая, что это отнимает у него силы. И он нашел, нашел ее. Она действительно существовала, где-то на южных границах его страны, постройки 13 века.

Двое суток пути в поезде отделяли его от заветной цели. Забравшись на верхнюю полку боковушки в плацкартном вагоне, Женя заснул со счастливой улыбкой на лице. Ему приснилась изумительной красоты девушка, с точеной фигурой, черными, как смоль волосами, фарфоровой бледностью лица и странным именем Ловьяд. Она нежно улыбалась Жене, обнимала его своими тонкими руками, целовала. «Милый, я так давно ждала тебя, наконец мы будем вместе!» Женя слышал ее серебряный смех, чувствовал ее чарующий запах, ощущал шелковистость волос……

Ему было очень страшно. Просто страшно от того, что темно и пахнет сыростью, и от того, что он не знал, что ждет его впереди. Уже пятнадцать минут Женя поднимался по каменным стертым ступенькам винтовой лестницы этой старой башни и не знал, сколько ему еще подниматься. Все было как в его снах, кроме страха, абсолютно все. Только вместо ощущения покоя, его сковал ужас, но он все равно продолжал подъем, зная, что наверху будет то, на поиски чего он потратил десять лет. Вот уже последняя ступенька…небольшой просвет…смотровая площадка и…ничего. Абсолютно ничего – поросшие мхом каменные плиты пола, паутина в углах и ветер, шумящий где-то наверху. И это НИЧЕГО было настолько явным и полным, что Женя сначала не поверил, он заметался по маленькой площадке, заглядывал в щели, дыры, он пытался поднять плиты, найти тайную дверь, найти хоть что-нибудь. Ничего. Тогда он закричал…..

В ПНД на Пряжке много разных больных, буйных и тихих, но один пациент особенно занимал врачей, он был абсолютно невменяем, почти никогда не спал и постоянно повторял одно и то же слово, значение которого врачи не могли понять «Ловьяд, Ловьяд, Ловьяд…».