Всё... — Ирма выдохнула и тут же как-то нехорошо рухнула на колени к сидевшей на скамеечке Воронцовой.
Я приложил ухо к губам малышки, но из-за ветра ничего понять не смог.
— Зеркало нужно, я читала, — Катя сама тряслась от страха, но пыталась спасти ситуацию, — где бы только его взять... Понеслись впопыхах, я даже сумочку свою не взяла, а там и зеркальце, и помада. Сигареты с зажигалкой тоже там...
— Да погоди ты с помадой своей, — я пытался найти пульс на тоненькой шее Ирмы. Пульса не было, — Палпалыч, посветите ей в глаза.
Воронцова осторожно повернула голову Неудахиной кверху и затряслась ещё сильнее. Глаза Ирмы безучастно смотрели в низкое серое небо над кладбищем и огромные зрачки никак не реагировали на свет фонарика.
Господи, прошу тебя, не дай ей умереть, ну пожалуйста, она же такая... такая... — Катька осторожно провела ладошкой по лицу бедняжки, вытирая свои же слёзы, — Альбертыч! Она же холодная уже как лёд, зачем мы её послушали только, что теперь делать...
Казалось, прошла целая вечность, пока жилка под пальцем дрогнула тихонько в первый раз, потом ещё, чуть сильнее, зрачки медленно сузились, бледные до синевы губы еле слышно произнесли: так было надо...
— В больницу её, срочно, — тут же рядом совсем, за забором, — в Палпалыче проснулся администратор на предмет как бы чего не вышло.
— Нет, она бы сказала, если было надо, мы уже знаем, — неожиданно подал голос Яша, — вы дорогу подсвечивайте, а мы уж как-нибудь справимся сами, спасибо вам за помощь.
— Рано спасибкаешь, — пока сам не увижу, что всё в порядке. — с вами буду, эта история из прошлого и меня касается. Похоже, и нынешняя мимо не пройдёт. Несите девочку в машину, печку включим и фляжка с коньяком в бардачке имеется, думаю нам всем полезно будет по глотку принять, — Палпалыч зачем-то потрогал холодный нос Неудахиной.
Процессия, бредущая по тёмному вечернему кладбищу являла собой довольно жалостливый вид: впереди полубоком перемещался проректор, пытающийся одновременно светить и себе, и следующим за ним, Герц нёс на руках Ирму, периодически поднимая падающие с неё туфли и протирая свои запотевающие очки. Завершали шествие мы с Воронцовой, поддерживающие друг друга как Алиса и Базилио.
Я находился в полном раздрае, мысли скакали и путались в голове. Хорошо, что Катька, успевшая залезть ногами в глубокую лужу, громко бубнила и причитала на все лады, таким образом связывая меня с окружающей действительностью.
Первой на заднее сиденье экспортной Волги засунули Воронцову, на колени ей аккуратно возложили Ирму, Палпалыч завёл машину, включил свет в салоне и печку, достал из бардачка фляжку с коньяком, отхлебнул и передал баклажку ВРИО санитарки. Мы с Герцем остались пока снаружи, наблюдая как Екатерина Сергеевна в позе кормящей мадонны ласково потчует совершеннолетнюю малышку армянским коньяком и растирает ей замёршие щёчки и ручки.
— Ты только посмотри, Яш, — твоя только час назад узнала про беременность, а уже такая нежность! И ведь сама даже не причастилась ещё, — похоже, за потомство тебе волноваться не придётся. Слушай, а вдруг Неудахина ошиблась? Или, не дай Бог, это шутка такая злая? Катька же с ума сойдёт...
— Нее, — Яков мотнул рыжей головой, — я сразу понял, что у Ирмы какой-то необыкновенный дар, да и какой ей смысл нам с Катей вредить? Мы не пересекались до этого, и про Маню она откуда могла знать? А комендантша, которая нас в упор не заметила? Ты-то что засомневался вдруг?
— Я не то, чтобы засомневался, просто... Ну вот смотри, — ты её до сегодняшней лабораторной не знал, на ВЦ свой мирок, вы по институту не шляетесь, ни за каким факультетом не закреплены, а я-то в общем котле варюсь. Просто так, на ровном месте, репутация аферистки и динамщицы не вырастает. 
История с Машей ни для кого не секрет и на районе тоже, вы свои с Катей отношения не скрываете, — информации хватает, чтобы под шкуру к нам залезть. Палпалыч в делах очень жёсткий, но сам по себе человек добрый и к Машке благоволил и мне с ней помогал чисто по-человечески.
Что до комендантши, то я ещё с родителями на выступлении Вольфа Мессинга был, папа мне потом обстоятельно про «цыганский гипноз» объяснил, и даже продемонстрировал у нас дома на своём уже бывшем нынче начальнике. Михаил Аркадьевич и с балкона на прохожих писил, и поделки мои пластилиновые ел, и за любовниц каялся, так что с комендантшей наверно не так уж и трудно было.
Правда жена Михаила Аркадьевича сказала, что он всегда так чудит, когда выпьет лишнего, но мы больше в науку верим, не при царе Горохе живём. Мне Ирма очень интересна, что уж скрывать, но не хочется быть на месте Иванова с прикленным к члену тензодатчиком. Хотелось бы более материальных фактов, если на то пошло.
— Есть факты. Доберёмся до института, покажу кое-что, только уточню у Палпалыча. Лезем в машину, уже руками нам машут.

* * *

Покосившаяся и потемневшая от времени деревянная башня выглядела декорацией к какому-нибудь историческому или фантастическому фильму:

— Сколько же в ней роста, дядя Егор?
— С луковкой и крестом около 35 метров, сейчас под 30 где-то, всё выше девятиэтажек городских.
— Мы с мамой прошлым летом на Валаам и в Кижи с коммунистами из Испании и Франции на пароходе ходили, там тоже колокольня деревянная есть, только она на пять с лишним метров ниже получается, а они там с открытыми ртами перед ней стояли.
И похожи они очень с вашей почему-то.

— Чему удивляться, если одни руки строили? Ну не совсем одни, но артель та же, из Вянги или из Вытегры, что одно и тоже. Как в обход их пристани железную дорогу проложили, село в упадок приходить стало, вот мастера и разбрелись за лучшей долей кто куда в конце 19 века. Понятно, что и умение своё здесь применили. Поехали, на месте всё поближе рассмотрите, если интересно, конечно.
Вблизи деревянная громада в ровном, как стол поле, в полутора километрах от ближайшей постройки, впечатляла ещё больше.
— Станция Петушки, выгружай свои мешки, — Егор Егорович подрулил поближе ко входу в башню, вернее, к вратам, но самих врат не было, только высокий и широкий проём.

— Прямо в колокольню заносить? — Венька стоял с берестяным провиантским коробом в руках.
— Можно и не прямо, можно кругами походить, как на крестном ходе, если заняться нечем.
— Я про то, что церковь же...
— Храм путнику всегда в помощь и защиту. С двадцатого года тут службу не проводят, а после Войны вовсе зерно хранили и больше не освящали, так что здесь и остановимся. Можно и в селе на постой встать, но это же не приключение тогда будет, так ведь? Только уговор, — не свинячить и всё за собой убирать.
И заночуем тут? — моему восторгу не было предела, — нас родители искать не будут по телефону?
— Не будут. Я своему Егору позвонил, — если твои хватятся, он объяснит.
— Деда, а тут хищники есть? А то без дверей как-то не очень уютно...
— Пруд пруди. Места глухие, никто зверьё не тревожит, охотники только на утку приезжают, сезон, кстати, вчера открылся, так что не крякайте особо.
Медведей мало в последнее время стало, да и раньше тоже отарами не ходили, — Мещера болотистая, а они посуше места предпочитают, но в начале осени на откорм заходят, — тут же и рыба в реке, и овсы, и жёлуди их любимые. Случается, и кабанов гоняют, когда дубы не поделят. Где кабаны, там и волки...- Егорыч нагнетал, ехидно поглядывая на побледневшего внука, — не бзди, Венька, отобьёмся, — подай-ка вон тот ящик зелёный узкий и не сачкуй, заноси поклажу, у комсомольцев прислуги нет.
Миронов-старший присел на порожек Луаза, набил трубку, закурил и чубуком указывал нам, что и куда надо поставить, попутно растолковывая план мероприятий.
— Сейчас пообедаем чем нам скатерть-самобранка приготовила, потом у вас тихий час, матрасы сразу заносите и сена из стожка натаскайте в подголовья, укроетесь тентом, дождя не будет, а я в село за Акимом съезжу, сродственником и однополчанином, за грибами сходим, а на вечерней зорьке на рыбалку с охотой. Всё ясно?
— А мы всё успе.. — затянул было Венька, но тут же осёкся в ужасе, — на верхнем ярусе колокольни кто-то шумно завозился и послышался громкий недовольный голос:
— Крря, кххе-кххе, крря-крря, прриём, прриём.. пррривет, пидарррасы!
Хоть я и похрабрее вроде своего одноклассника, но пулей вылетел из башни вслед за ним.
— Отставить панику! Забыл предупредить, — это Гитлер, вроде как главптиц сельский. Народ у нас простой-трудовой, вот и нахватался Гитлер фольклора местного. Так-то он животное полезное, охраняет кладбище, оно тут рядом, за рощицей, метров триста всего, и колокольню от шпаны и краеведов, — иди сюда, фюрер пернатый, с пацанами познакомишься, только веди себя прилично, не дерись и не сквернословь, а то в Москву поедешь. Чучелом.
Наверху что-то невнятно пробормотали, раздался шум с покряхтыванием, и вскоре из темноты на нас вышагнул здоровенный ворон. Понятно что у страха глаза велики, но это действительно был орнитологический Голиаф, — угрожающе раскинув иссиня-чёрные крылья, исполин полностью перекрывал ими дверной проём, в котором было добрых полтора метра. Птиц смотрел на нас неодобрительно-оценивающе, покачиваясь на своих почти страусиных лапах, как бы прикидывая, кого первого отнести на погост.

— Кккакой же это... это целый Геринг получается, — Венька ещё попятился, уткнувшись спиной в машину, — ему наверно лет сто, а то и больше...
— Не живут они столько, враки всё это. В лесу они 15-20 лет существуют, с человеком — вдвое больше. Наш сразу после Войны здесь прописался, значит около тридцати ему, считай, — мне с Акимом ровня, если на человечий срок пересчитать.
Угомонись, птеродактиль, — мы тебе гостинцев привезли, чапай сюда, только про отдарок не забывай.
Ворон важно прошагал к деду, на пути довольно больно клюнув меня и Веньку за ноги, — не бойтесь, это он с новыми людьми так знакомится, — немного отошёл в сторону, отщипнул страшным клювом от кустика цветок на стебельке и преподнёс Егорычу, исполнив нечто вроде церемониального поклона,

получив немедленно взамен конфету Белочка.

Пока Гриша (ну не хотели мы лишний раз поганое имя произносить), исключительно ловко разворачивал лакомство при помощи своего рубильника и одной из лап (потом, когда мы с вороном окончательно задружились, выяснилось что его лапа с когтями по размеру была даже немного больше моей ладони, длиной тогда 15 сантиметров), дед продолжил рассказ:
Обычно вороны стаями живут, а эта парочка сразу как-то особняком себя поставила и всех разогнала к чёртовой бабушке (из-за зернохранилища наверно) и всё больше с людьми общаться норовила. Нам в этом только польза, — и гвалта меньше и всё под охраной, им сверху всё видно, а слух и чутьё у них собакам и кошкам на зависть. Автолавка с Лесхоза только тронется, а это пятнадцать вёрст отсюда, — так они уже над селом кружат, оповещают. Лавочники каждый раз удивлялись, — у нас расписания точного нет, а народ уже в сборе.

* * *

Как я уже рассказывал раньше, институт делился на две с хвостиком зоны влияния, — самого ректора и проректора по АХЧ, Палпалыча.
За ректором стоял влиятельнейший и всемогущий отец, член Политбюро, председатель Комитета партийного контроля, за Палпычем детдомовское детство, недюжинный ум, изворотливость и жена из высших эшелонов.
* краткая справочка о карьере ректора, 1939 г. р.:
Ученый, организатор в системе высшего образования, доктор технических наук (1974), профессор (1975), член-корреспондент АН СССР (1987, позднее РАН), лауреат Ленинской премии (1972), Гос. пр. СССР (1986).
Ректора поддерживали учёные и преподаватели, кормящиеся с его руки, проректора весь остальной институтский люд, — Палпалыч был тем ещё жуком, но паству свою окормлял щедро, помогая и деньгами и соц. благами. Понятно, на чьей стороне была лаборантская мафия, а также спортсмены и клубные деятели.
Так как ректор не вылезал из-за границы, то чаша весов стала склоняться в нашу сторону, а тут еще я краснокнижных ВЦшников с Яшей и Мыколой расчехлил, и наши «тематические дискотеки» с гастрольными выездами по другим ВУЗам и НИИ попали на глаза вышестоящим, причём с весьма положительно-одобряемыми рецензиями.
Столкновение двух миров было неизбежным, и мы даже притормозили создание новых программ и просто добивали имеющиеся кусочками отовсюду, стараясь не выбиваться из найденного успешного стиля, тестируя синглы преимущественно из New Wave.

узнаёте одну полянку с В-52?

Жалко, что перемёрли они почти все.

Ну это вообще поющий наркодиспансер:

Однако эти андрогины 

считались самой влиятельной группой, пробившей дорогу для Kiss, Guns N’ Roses, Ramones и Sex Pistols.

Я уж давно запутался, кто там скололся, спился и снюхался, но на качестве музыки это не отразилось:

И напоследок услада не только для слуха, — Дебби Харри:

Да знаете вы её:

До новых встреч на звуковых дорожках, ага.