Ещё да таво как памереть на леснице в ылитном доме, Куня не рас бывал у багатых комерсау ябаных, еби их мать, багатых сук. Квартиры у них были знатные, невераятные, ахуенные, нахуй, яибу. Так размышлял Куня, ковыряясь в унитазах, бидэ, ракавинах и ванных. – Еби его мать! – в сердцах засовывал бумажку в пять рублей в нагрудный корман, выходя на колидор. – Ишь, ты! Грозил он пальчегом в дверь и бежал на другой заказ.

…На дворе стоял 1985ый год, а Куня был родом из 1940вова, это значело, што Куне тогда было 45 лет, и опыт у Куни к тому моменту складывался из двухкомнатной хрущёвки, жены, 20летнева сына-повара наинизшего розряда током по яйцам, и 30летнева опыта ковыряния в чужом гавне и паклах. А, ёбана, чюць не форгетнул – он ещё в 1970 ездил с женой Мармеладой и пятилетним сыном в соноторей ‘Блюмкин и Кампанэлла’, недалеко от речки и среди леса, но это уже сафсем другая история. Так вот, на очередном вызове в огромной, 140 (как и народнае название мярсядеса хозяена) метровай квартире нужна была прачистить всево навсево мини-туалет для кошки. Куня сразу невзлюбил это дело и уже шол с предубеждениями, как нечаянно наступит своим слесарским гавнадавам пряма на еёную усатую тупую башку и она лопнет нахуй. – Я, блять, Куня или Куня не я, за ссаными кашаками засоры убирать? – пыхтя думал Куня. Но хозяен, хоть и был тварью, оказался вполне себе милым барином, сходу предложившим Куне снять обувь (иначе нахуй скинет с этажа) и не выёбываццо (иначе нахуй скинет с этажа). Куня такое понимал, и отнёсся с увожением на ройоне.

Чистка унитазика зоняла менуд десять, за работу сулила тоже нимноганимала целая дзисятка(!!!), ну а на чесах было 10 чесоу утра, и это означало (он хлебнул пару десятков грамм водярки из горлышка), што день уже задался и поебать, жить так жить! Так еще и 10 апреля было!

- Слы, Куня, у меня такое к тебе предложение. Куня насторожился, как соскучившаяся по жопам ворья тупая злая огромная собака. – А? – как-то несомненно отозвался он.
- Хуй на, ахахаха, Куня,  без обид. У меня есть дача. Песдатая такая дача, три этажа, фпадвале бассейн с подагрогревом, бильярдная, маленький теннис (панятнае дело, что Куня услышал ‘пенис’ и задумался нахуй он ему это скозал).
- И? – блеснул Куня икрословием.
- Хуй гни, бгагага, без обид. Так вот, на даче помер сторож, а новый будет только через месяц.
- А как помер-то?
- Да там маньяк ходит по лесам, так он его серпом на 60 кусков попилил, а рядом флаг США прикрепил.
- Нахуй!
- Да, сагласен, ваще пиздец. Хочешь туда на месяц? Плачу тысячу рублей, ёба, слыхал такую цифру? Куня чуть не помрачнулся. Он буквально увидел гору ящегов водки, платьев жене, новой кастрюли сыну.
- А на работе што я скожу? А дома? Меня же жена не отпустит…
- Уже фсё продумано. Твой ночальнег с ЖЭСу – мой бывший однокласнег.
- Алексеич?
- Ну. Хуй гну, без обид, - сказал он сам себе и заржал. Куня уже спаялся с этой шуткой.
- Занятно, ёбана. И что, это старый пид..в смысле он вот так меня прост отпустит, штоле? Да у него законный выходной хуй выпросишь! – ушол в запал Куня.
- А мне не нада выпрашивать, он мне должен по жизни. От таких слов душа Куни словно водочкой подмылась, так ему стало мажорненько и животрепещюще.
- А жена? – аккуратно спрасил дрожащий адренолиновый Куня.
- Тут уже сам. Я так панимаю, что на дачу бабы не нужны.
- Нет, - кременно рубанул Куня, делая рубящий жест ладонью. – Мать их ёб, шалав этих, мать их…
- Ясно, ясно. Хм, дай подумать, - хозяин кружил вокруг Куни, напоминая рыхлую акулу. Кошка предусмотрительно не выходила из угла.
- Вот и сиди там, падла, - зыкнул Куня, извлеча хозяина из дум.
- А? Он расфокусировано уставился на Куню. – Ну скажы ей, что едешь к генералу Корпачёву-Ельчину сантехнику устанавлевать, трубы чистить, навадить парядок. Сумму, хехе нах, упомяни.
- Не атпустит, - качамши головой сомневался Куня…

- Ты чё нах, залупа, ёпт! Я тебе уже и чемодан собрала! Мармелада действительно вернулась чирис минуту с красным чемоданом. – Вот! – пизданув им об пол, она тревожно вперилась в ошеломлённого Куню.
- Но когда? – было залупнулся он, однако, уже осознавая, что он едет, и без тысячи рублей можит даже не вазращацо. – Ну ладно, - чувствовалось, что Куня расстроен: он был уверен, что Мармелада его так просто не отпустит.

Мерседес мчался по шасэ. И хотя светило солнце внутри было прохладно и не так светло. Куня до сиго момента даже и не знал, что такое тонировка, а внутри автомобиля вообще был впервые и озирался, словно Борат в лифте, нахваливая, и ощупывая кожу, вставки под дерево. Пахло чем-то…инопланетным. Пахло багатай жизнью. А Кунины запахи па жызни ограничивались пиздой жены и чужими унитазами. Он так сука был рад што согласился. Другая жизнь, хоть что-то другое, разнаабразие! И косарь, прилепленый на лоб в конце, да хоть меж уретры бумажку сунут – один хуй песда. Поглощёный такими мысляме он сам не зометел как они приехале.

- Выходи, Куня, и радуйся. Это будет твоё новое жилье на целый, ёпта, месяц-хуесяц, ахаха.
- Нахуй, нахуй, - лампово перекрестился Куня, чуть не сломавший позвонки, задрамши голову в оценке высоты постройки.

Внутри пахловато. Немудрено, сука, ведь дома не проветревале уже неделю, да и труп на веранде не добавлял экстерьеру дискотеки. Вернее, 60 кусков трупа.
- А почему не убрали? – как-то даже обыденно спросил Куня.
- Да убрали, убрали, - по-хозяйски пизданул Хозяин Куне по плечу. – Это памятник, - он всплакнул. – Я так любил его, Укробибера-Джастин-Хуибера, ахахах.

При это его ебало оставалось серьёзным.

- Фух, нах, ёпт-переёпт, - отлегло у Куни.
- Проходи.

Дом бы необъятен. Ещё бы – 400 метров живова весу.
- Как 10 маих квартир, - ахнул в ахуе Куня. – Как 10, - прошептал он, готовый к обмороку.
- Месяц всё это твоё. Значит, давай обсудим детали, присаживайся…

…Когда жопка шестисотава исчезла за сосёнками Куня приклеил руки к бокам и важно, очень важно громко сказал в пустоту: Хули! С дерева неподалёку сковырнулась белка, а птенцы в гнёздышке жалостливо запищали. Оглядевшись, он вдруг со всей силой воспринял тот факт, што он тут на месяц что-хачю-то-варачю. Правда, вспоминавшаяся новость про маньяка напрягала. Да и кучка кусочков тут прям на входе. Куня заботливо перенёс эту хуйню под крыльцо, ебанул водочки, и теперь уже ничего не могло омрачить его солнцестояния. – Сунешься, отъябошу, маньяк ябаны! Куня через карман потрогал складной нож. – Сам тебя порежу, ишь ты.

Часть 2.

На первом этаже слева (если стоять ебалом к дому) была кухня и столовая, справа была библиотека, туалет и курительная. На втором  этаже слева была ванная и туалет, а справа была зала, большая комната, с полсотни квадратов, а за ней дверь в хозяйскую спальню (туда Куне заходить было не велено). Само что удивительное, что комната освещалась одним окном ровно посередине стены, напротив окна стоял кожаный тёмно-бардовый деван. На этом всё, есле не считать небесного ковролина на полу. Все стены в доме были поклеены одним и теми же обояме (даже ф подвале) – матово-салатовыми, с золотистыми точечками, такими маленькими, что напоминали сыпь на залупе. – Когда я злюсь на жену, я отращиваю бакенбарды, - внезапно подумал Куня, и это было наивысшей точкой его наслаждения в этот день. Третий же этаж был чердаком, там вообще не было нихуя кроме свисающих с покатых потолков вязанок лука. В подвал Куня не спускался, но вниз заглянул, открыв массивную дверь: ступеньки зияли темнотой.

- Пользуйся чем хочешь, раз в неделю будет приезжать человек с продуктами, список я составляю сам, ешь сколько угодно, если что закончится, то звони. Бухла тут на троих, развлечений - дохуя.

Так же он показал Куне где было ружьё. – Не заряжено, - предупредил Хозяин.

Спальное место для Куни было прямо на кухне – охуенный огроменный диван тёмного бежа, из чего-то вроде замши, с толстыми подлокотниками и спинкой. Вот на нём Куня и завалился спать, предварительно закрывшись, и положив рядом ружьё. – Нахуй мне это всё надо? – вдруг дёрнулся он в предбаннике сна, но потом вспомнил про тысячу и уснул.

Проснулся он ближе к апрельскому вечеру того же дня. Смеркалось. Он, как обычно, не сразу вспомнил где находится, особенно в полумраке, а потом, нащупав водочку, успокоился. Всё было ему непривычно тут, ну всё! Вместо ванны – джакузи, вместо раковины (ну или плюс к раковине) – посудомоечная машина, стиралка, плита полуавтоматическая, big fridge, отдельная марозилка (ябаны ты в рот, багачы ябаныя), микроволновка и прочее, прочее, прочее. Куня никогда в жизни не видел столько техники в одном месте. Зарубежный пылисос, тостер. Кунина кухня курила в стороне со своими задрипанными тумбочками, голой раковиной, да метровым холодильником. Харчевалась семья за квадратным столиком о трёх табуретках. А здесь…массивный раздвижной столяра, нахуй, выпуклые стулищща с высокими спинками. Да тут, суко, кухня была едва ли не с размером со всю его хату. Куне было непривычно, что он не мог дотянуться до халодильника с того места, где жралъ.

Поначалу его всё это бесило. Туда пойди, поднимись, спустись. Долго и нудно, заёбывало. А через пару дней, пижжя по телефону с Хозяином он признался (больше сам себе), что уже как-то и привык, что дом пиздатый, что всё заебись, лужаечка подровнена, в сарае порядок почти наведён, пыль сверху согнана, уже кое-где и трубы глянуты.
- Ты там это, Куня-хуюня, аахха, без обид, смотри мне, чтоб успел, не откладывай до конца. Ты лучше сделай, а последнюю неделю отдохни, баб тебе вызову…а, ну да, не вызову. Ну в общем, хуй его знает, сам смотри, но всё мне сделай!
- Куня сказал – Куня сделает.
- Вот и хорошо.
После этого разговора Куня почувствовал себя ещё более важной птицей. Он с гонором налил холодной водочки в хрустальную рюмку, взял левыми пальцами корнишон, одурманивающе благоухающий кориандром и уксусом и, посмотрев на мирно плавающие в ауре спокойствия дворика деревья, выпил. Забор уже не напрягал, а наоборот, умиротворял.

Часть 3.

Неделя прошла спокойно и, к своему удивлению, Куня психанул и обследовал всю систему водоснабжения где только смог. За раз. А ещё, к ещё большему удивлению, Куня не признался в этом Хозяину. – О, как, ибать их мать! – присвистнул Куня, позатыливая чёсок. – И это я? Я себя не узнаю, - принялся самокопаться Куня. Вынужденный омыть глотку водкой, Куня взгрустнул над салом, луком и афроамериканским хлебом. Наугад вытянув книгу с одной из полок он полупьяно прочёл: Кафка. Какая нахуй кафка? – с силой швырнув книгу куда-то в угол, он тут же спохватился, поднял её, осмотрел на предмет повреждений и бережно вернул на полку. – Что это я? – испуганно потнолобил Куня. – В кого я превращаюсь? Или это дом делает меня таким…непривычным, злым каким-то? Куня обнаруживал в себе всё новые и новые таланты – например - он думал. Думать сантехникам запрещено, так говаривал ещё его самый первый мастер Д. Фофанофофанотов.  – Почему? – по незнанке булькнул тогда ещё совсем салатовый пэтэушник Кунцевич (ака Куня), за что получил леща (-100 баллов Гриффиндору), и лекцию на полчаса, за что потом был в благодарность дико накурен одноклассниками за срыв урока. А Куня – думал. И, самое что интересное, ему начинало это нравиться.

На десятый день ночью он проснулся от звука мягких шагов. Сон алкоголика краток, поэтому Куня уже не спал, поэтому хуй он там проснулся, я напиздел. На часах было 5:30 утра, и Куня, жэсточяйше хотевший ссать очень долго диллемил вставать или не вставать, вот в чём вопрос. Шаги, а это были шаги, Куня не дурак, Куня всё понимает, до опизденения его напугали, парализовали, заставили фриссонить всю поверхность кожи, головные редкие паклы тоже встали, как очень тонкие нейтрино-хуи. Скоростно глотнув водяры, он ровненько сел на диване, онемевший. Так страшно ему было только раз в жизни, когда огромный галдэшон застрял в жопе наполовину и не желал выходить в течение двух часов. Куня тогда пережил всё – и взлёт и падение, он представил, как приедут врачи, и будут думать, что он себе в жопу говно чужое сувал, что бы он ни говорил, он представил, как обломает галдэшона и тот навсегда останется в его жалком очке, зияющий срезом орешков, волос и извилин кала. Два часа Куня стонал и покачивался на стульчаке, пытаясь выманить говно, когда в итоге, почти теряя сознание от нервенных потуг он почуял, что кал тронулся, господа. И в тот самый момент, когда это полуполено явилось на свет божий Куня уже был верующим. Так вот сейчас ему было так же страшно, может, даже, и больше.

- Ну привет, Куня. Услышав сиплый голос маньяка Куня гулко отхлебнул водки и, как на экзамене, который начался – расслабился. – Ну всё, подумал он, вот пришёл мой сантехнический пиздец. Не говном затопило, не убили по пьяни богатые хозяева ради шутки, не жена придушила (да запросто так, нахуй), а маньяк, итить. В какой-то степени Куня успел возгордиться тому факту, что умрёт как абсолютное меньшинство – выебанным и расчленённым.
- Привет, - выдохнул он.
- Не боись, не убью, да и вообще не трону. Я не по сантехникам.
Куня молчал.
- Не спросишь?
- Что?
- Что-нибудь. Голос внезапно стал раздражённым
- Ебать твой рот, в смысле, - спешно исправился он, - А по ком ты?
- По накипи земной.
- А я, разве, - запнулся он. Маньяк подошёл к холодильнику, от чего его очертания стали ещё отчётливее.
- Хуязве, ахаха, без обид.

Tweet