На пятилетие мама подарила Лене пингвина.
- Братики есть у всех, –сказала мама. - А с пингвинами у нас дефицит!
Мягкая плюшевая игрушка пахла папиросами деда Абеля. Да и похожа была на него как две капли свежевыжатого гранатового сока.
Круглый, пузатый  он смотрел на Лену блестящими, добрыми глазками и улыбался.
- А в Грузии есть пингвины? – спросила у мамы Лена.
- Есть! - ответила мама. - В Грузии все есть.

Пройдут годы, и прогуливаясь по расположенным у Староконного базара рядам блошиного рынка Лена увидит продающую  на тротуаре плюшевые игрушки, старуху. Увидит и вспомнит  комнату в коммуналке, бабушку, маму,  и подаренного ей на пятилетие, пингвина. В тот солнечный зимний день Лена поймет как важны в жизни вещи. Поймет, что разве что они, эти подаренные, или забытые кем-то предметы способны объяснить людям, что такое счастье.
—-

Дед появлялся в коммуналке у Привоза раз в год.  Громогласно здоровался с бабушкой и требовал показать ему внучку.
Вместе с дедом в доме появлялись мандарины, конфеты, кострец из свинины и слова гаморджоба, генацвали и чеми ламази. "Здравствуй, моя красивая, моя прекрасная девочка!", говорил Лене дед и отправлялся на кухню жарить мясо.
Поздно вечером на общей кухне одесской коммуналки пели грузинские песни и танцевали танцы. Темными зимними ночами в квартире у Привоза пили сухое вино и заедали его шашлыками и брынзами. Поздно ночью Лена укладывала спать подаренного ей дедом пингвина и говорила:
- Спи дорогой, спи мое чудо, спи, мой Кацо.
Лена думала, что Кацо - значит брат, и любила плюшевого пингвина так же восторженно, как деда, как далекую и неведомую ей страну Грузию.
Пузатый добрый пингвин отвечал Лене взаимностью. Улыбался, согласно прятался на дне ее школьного портфеля и, так же как Леночка, боялся засыпать в одиночестве.

В коммунальной квартире на Чижикова  стояла огромная деревянная кровать. Лена называла ее грузинской. Когда-то давно дед привез ее из Грузии и подарил своей юной одесской возлюбленной. В этой кровати спали и бабушка и мама и Ленка с пингвином. Долгие годы она занимала чуть ли не все пространство той небольшой комнаты, и ни один мужчина не ушел из нее безнаказанным.  Что-то такое гладкое, нежное и одновременно бесстыжее было в ее резных барельефах и скользящих по простыням женщинах что-то такое, что переночевав в ней однажды, мужчины мечтали оказаться в ней снова и снова.
Но, стечением ли обстоятельств, или  помешательством спящих в той кровати женщин, но второй раз в ней оказывались только грузины.
Что-то манило в этот дом у Привоза грузинских негоциантов? Была ли это красота и строптивость живущих в ней женщин или увядшие на стенах дома виноградные лозы? – Неизвестно.
Что заставляло влюбчивых одесситок хранить верность заезжим купцам? Была ли это вера в свою исключительность или смирение перед их похотью? - Тоже неведомо.

Но, в этой кровати бабушка зачала свою дочь от грузина Абеля. В глади грузинских сказок дочь Абеля родила дочь от Михо. И Елену тоже не обошла стороной начертанная на барельефе грузинской кровати судьба жены путешествующего торговца.
—-
Летом одесские грузины уезжали домой.  Растворялись в сердцах своих Тамар и Нино. Учили законнорожденных детей любить маму и родину,  Любить отчаянно, так, как грузинские мужчины любят одесских женщин. Любить преданно, так, как только грузины любят своих детей.

Летом коммуналка на Чижикова становилась скучной.  Редко кто жарил на ней шашлык и мало кто пел веселые песни.
Летом Лена с бабушкой ходили на море и ждали, когда в город вернутся грузины.

Грузины возвращались в Одессу с первым снегом. В начале декабря или перед самым Новым годом. Как будто предчувствуя запах первого снежного ливня, на перронах одесского вокзала появлялись смуглые франты в шейных платках и тонких дубленках. Вслед за разодетыми грузинскими шулерами на вокзалы и в аэропорты города прибывали ящики с мандаринами и гранатами, а вслед за ними в коммунальные квартиры у Привоза являлись долгожданные мужья и деды. Они приезжали туда из Мурманска и Якутска, из Москвы и Питера. Возвращались из дальних торговых точек и привозили своим одесским детям немецких кукол, мурмАнских рыб и сплющенных на дне чемоданов пингвинов. Никакой в мире Дед Мороз не мог сравниться с подарками, которые грузинские мужчины привозили из дальних стран своим одесским детям. И дети любили эти игрушки как Грузию. Как страну, которую они никогда не видели, но знали, что в этой стране все есть.
—-
В одну прекрасную одесскую зиму дед не приехал.
Бабка по-прежнему ходила на базар, приносила домой гранатовый сок, баклажаны и фасоль, а деда все не было. Не появился он ни в следующую зиму, ни потом.
И Лена забыла о нем. Забыла, как о спрятанном на дне сундука пингвине.
Лена выросла, научилась курить и говорить мужчинам «да». Лена Кротова приводила в коммуналку на Чижикова русских парней и украинских хлопцев. Еврейских мальчиков и армянских любовников. Но никогда ни один грузин не познал радости касаний к ее гладкому, как барельеф деревянной кровати, телу.
Лишь иногда, ночью, девушка вскидывалась и сглатывала сладость потекшей изо рта слюны и вкуса приснившегося грузинского шашлыка.
Ленка выросла, забыла о своем грузинском деде.  Не жалела ни брошенную им бабку, ни позабытую себя, ни промелькнувшую в истории любви одесситки и грузина маму. Лена никого не жалела и не вспоминала. Ее коммунальная жизнь к этому не располагала.
Лишь только вещи, оставленные кем-то и где-то, напоминают людям о том, что с ними когда-то было, и иногда эти вещи творят чудеса.

В один сияющий зимний день, когда небо соединилось с землей и люди не понимали где заканчиваются облака и начинаются лужи. В день, когда Лена стояла на остановке трамвая и думала о том, что приготовить из купленной на Привозе свинины. В тот день к Лене подошел мужчина в шейном платке и меховой шапке и спросил:
- Ты где была?
- Ты?! - дернулась от наглости обращения Лена.
- Ты где была? Я искал тебя всю жизнь, – мужчина вынул из рук Лены пакеты с продуктами и пошел в сторону запаркованной у остановки машины.
Невысокий, плотный, коротконогий, он нес в своих распахнутых навстречу жизни руках кульки с продуктами и был очень похож на пингвина.
- Ты где была, дорогая? – спросил у Лены грузин.
- Что Вы себе позволяете? – бежала вслед за мужчиной Лена.
- Где ты живешь, чудо? Где ты живешь, чемо саокребав? – спросил у Лены грузин.
И услышав это чемо и ты прекрасна, услышав это «ты», Лена поняла что от судьбы не уйдешь и смиренно назвала мужчине адрес дома на Чижикова.
Лена показала этому случайному мужчине все, что у нее было. И барельеф грузинской кровати, и синяк на коленке, и небритые подмышки. Она показала ему даже подаренного  дедом пингвина!
- Где ты был? - спрашивала Лена у храпящего на всю коммуналку грузина. - Где ты был, мой рисованный?  Где ты был мой прекрасный? – гладила женщина небритые щеки своего возлюбленного.
Счастье приходит и уходит внезапно. Счастье это чудо, которого нет, но которое случается. В ту яркую солнечную зиму Лена была счастлива. В каждой луже города она видела отражение своего счастья, в каждой луже небо падало на землю.  Отражалось, как северные пингвины в зеркалах льда.
Он кормил ее шашлыками и сыром. Дарил духи и мандарины. Он называл ее девочкой, и она ему верила.
А потом он исчез, исчез как исчезает из жизни все хорошее. Однажды ее грузинский пингвин ушел на Привоз и не вернулся. Растворился в свете позднего весеннего снега. Ничего не сказал, не обещал вернуться. Исчез, как и не было.

К следующей зиме в старой грузинской кровати на Чижикова заливалась слезами новая, рожденная одесситкой девочка.
- Цемай, пингвина, цемай, - тыкала в ее горестное личико пахнущую папиросами и мандаринами игрушку мама. – Ты мое чудо, - говорила дочери Лена.

А потом в городе пошел снег. Хлынул с небес влажной искрящейся лавиной. Всю ночь он падал на землю, как пух из изодранных ангелами подушек, как крупа из несъеденной ими манки. Этот долгожданный снег никого не боялся. Ни курящей под стенами дискотек молодежи, ни опаздывающих на поезда пассажиров, ни хлещущих кофе "книжников", ни матерящихся автомобилистов. Он шел и шел. Искрился в красных фарах трамваев и ... не таял.
А к утру прекратился. Застыл на земле одеялом из колючей овечьей шерсти. И заскрипел под колесами въезжающего во двор на Чижикова  «Камаза».  Камаз этот был доверху полон мешками с чем-то бело-голубым и мягким, и весь день грузчики заносили в коммуналку старого одесского дома эти пахнущие грузинскими папиросами тюки.
К вечеру того странного снежного дня чердак дома на Чижикова оказался заполнен мягкими плюшевыми игрушками. А каждый живущий у Привоза ребенок получил в подарок  пингвина.
К ночи того странного, хлещущего в окна снегом и пингвинами, дня Лена поняла: в город вернулись грузины! Вернулись, как снег, как пропавший дед, как редкий, пахнущий арбузом и помидорами праздник. Вернулись, как исчезающие во льдах океанов и возвращающиеся вместе с солнцем, пингвины.
В тот день Лена взяла дочь на руки и сказала:
- Смотри дорогая, смотри, мое чудо. Эту кровать подарил тебе твой прадед, а этих пингвинов – отец. Знай, моя нарисованная, знай моя прекрасная, в этом мире есть страна, которая тебя любит. И эта страна называется Грузия.

На тротуаре у Староконного базара старуха продавала игрушки. Она продавала ненецких кукол и мурмАнских рыб, южных акул и северных пингвинов. Продавала русалок, жирафов  и панд.
На тротуаре у "Староконного"  старуха продавала счастье.

Tweet