Часть 1: http://udaff.com/read/creo/139591/
Часть 2: http://udaff.com/read/creo/139600/
Часть 3: http://udaff.com/read/creo/139605/

– Ладно, - папенька встал с кресла, посмотрел на поднос с печеньем и кофе. - Поехали-ка в офис. Пообедаем нормально, а заодно обсудим детали операции.
Я поднял на него глаза.
– Что-то я волнуюсь за тебя, бать.
– С чего бы это?
– С того, что в последний раз ты приглашал меня на обед, примерно... никогда. Те случаи, когда маман закатывала тебе скандал, и ты, всё-таки, отправлял мне приглашение, не в счёт.
Он хмыкнул, подошёл ко мне, похлопал по плечу.
– Суровые времена требуют суровых мер, Эрос. Поэтому, давай-ка, оторви свою ироничную задницу от кресла, и поехали.

Наш кортеж плёлся в пробке, медленно продвигавшейся в сторону центра, папенька безостановочно трындел по телефону, без особого труда переходя с греческого на итальянский, потом на сербский, потом на русский, потом на хинди. Я пялился в окно, и всё никак не мог понять, почему старик не может просто вызвать Дако к себе, или отправить своих людей к нему, чтобы те влили в бедолагу, ну, не знаю, хоть целый литр этой ёбаной целебной кровищи, а потом отволокли бы его в нашу частную клинику и посадили, блять, под пожизненный присмотр.
– Вот да, - сказал я вслух и толкнул папеньку в плечо.
– Что «да»? - он убрал трубку от уха, раздражённо глянул на меня.
– Почему бы тебе просто не отправить к нему кого-то из парней Лихого, чтобы ему поставили укол?
– Я тебе перезвоню, - рявкнул он в трубку и уселся вполоборота ко мне. - Какой укол? Кому?!
– Да Дако этому твоему, кому же ещё!
– Не понимаю. Ты обдолбаться, что ли, уже успел? Прямо тут, в машине?!
– Блять... Вот смотри, объясняю на пальцах: вызываешь Лихого с бригадой, он созванивается с охраной Дако, приезжает к нему в офис - или домой, или где он там прячется, - они вместе скручивают этого новоявленного пидо... прости, партнёра этого твоего. Ставят ему укол, и - вуаля! - через минуту перед нами слегка нездоровый, но всё же живой и вполне дееспособный мафиози-натурал!
Папенька уважительно покачал головой. Потом положил мне руку на плечо и очень проникновенно проговорил:
– Я горжусь тобой, сын. Ты чёртов гений. Будь я сейчас на твоём месте, я бы немедленно за диссертацию сел. Или нет, сначала, роняя штаны, в патентное бюро бы побежал. Потому что лечение гомосексуализма уколами - это такое... такое... Нобелевскую премию тебе за такое надо срочно дать, вот что! За открытие в области фармакологии, угу.
Я дёрнулся, сбросил его руку со своего плеча и процедил сквозь зубы:
– Сильно я тебя уважаю, батя. А то бы нахуй послал.
– Деньги ты мои уважаешь, а не меня, - хохотнул он, убирая телефон в карман. - Ладно, без обид. Давай я теперь тебе на пальцах объясню. По крысятнику Дако уже гуляют слухи, что он поголубел. Ещё день-два, и слухи эти уйдут в народ и жёлтую прессу. Лихой сейчас целыми днями занят исключительно тем, чтобы утихомирить там особо буйных и болтливых, и чтобы дележа власти не началось, и новости за периметр дома Дако не вышли. Основная версия, которую мы сейчас среди них внедряем, это что их босс, банально, дал ёбу.
Я заржал так, что из глаз брызнули слёзы, а стёкла в машине жалобно звякнули.
– Да, ты прав, как-то двусмысленно прозвучало... - папенька хмыкнул. - Как бы то ни было, мы активно убеждаем всех, что шальная пуля Далибору кукушку повредила, но как только у него пройдёт сотряс, и дня через два-три Дако очухается, то забудет он всё, как страшный сон, и станет прежним привычным Дако. А чтобы эта версия осталась правдоподобной, нам не уколами его лечить надо, а тем же, чем ему уже прилетало. То есть, дробью.
– Но как?! Ты же сам сказал, что из спальни он не выходит, мужиков к себе не пускает... Как я к нему пройду? Бабой, что ли, прикажешь мне переодеться?
– Если ты будешь и дальше выёбываться, то я прикажу Лихому, и он самолично тебя переоденет. И сиськи тебе пришьёт. Причём, криво. Но если ты, таки, найдёшь в себе силы хотя бы пять минут не вести себя, блять, как дешёвый клоун из портового борделя, то я изложу тебе нормальный план действий.
Я насупился, молча кивнул и снова отвернулся к окну.

* * *

Кузнечный молот. В моей башке безостановочно гудел кузнечный молот, а саму башку отчаянно трясли.

– Давай, вставай уже, ебаный ты больной ублюдок! Вставай, блять, или, богом клянусь, я тебя просто пристрелю, и босс мне только спасибо скажет! - Лихой не выдержал, пинком отправил мою тушку с кровати на пол, и я кое-как продрал правый глаз.
– Собирайся! - он швырнул мне джинсы и один мокасин. - Самолёт ждёт!
– Чего, блять?.. Какой самолёт? Куда?!
– В Магадан, сука.
– В Мага... это где, вообще?!
– Скоро узнаешь! Одевайся, у тебя пять минут.
Пошатываясь, я поднялся на ноги, сел на кровать.
– Я не проспался, какие пять минут, ёпта. Сколько времени, вообще?!
– Половина девятого утра.
– Бля, да иди ты в пизду! Я лёг... я не помню, во сколько я лёг! Проваливай из моей хаты, дай поспать!
– Твоя хата теперь в Магадане, - едко процедил Лихой, - в ебучей Сибири, понял?
– Это ж с какого хуя?!
– С того самого. Собирайся, давай. У тебя три минуты.
– Лихой, завязывал бы ты с бухлом. Ты - не я, тебе столько нельзя.
– Две минуты.
Я поднял голову и глянул на него уже двумя глазами. Лихой был не просто в ярости, он был настолько бледным от злости, насколько вообще может быть бледен человек, у которого в нормальном-то состоянии кожа по цвету похожа на свежий гипс.
– Я хочу поговорить с отцом.
– После вчерашнего он с тобой не то что говорить, он, блять, знать о тебе ничего не хочет, понял?
– Лихой,...
– Нахуй иди! У тебя минута! Не оденешься - полетишь прямо так, без трусов и в одном носке. Клоун, блять.
Я потёр кулаками виски, кое-как сдержал подкатившую к горлу блевотину, икнул.
– Слушай, ну, что за хуйня, а? Я же сделал, как он просил.
– Да ты что?! - Лихой всплеснул руками, как базарная бабка. - Вот, прямо, как он просил, да?! Прямо, слово в слово?!!
– Ну, да. Он же хотел, чтобы я въебенил этому вашему Дако ещё одну пулю в лоб. Я всё сделал... Или, погоди... Или опять что-то пошло не так?
Лихой подошёл ко мне в упор, сунул мне палец под подбородок, резко вздёрнул мою башку вверх. Перед глазами запрыгали звёзды, я дёрнулся в сторону и выблевал из себя ёбаный Тихий океан. Один из стоявших у входной двери охранников зажал нос, рванул к окну и распахнул раму на полную. Лихой отвесил мне подзатыльник и я рухнул рожей в собственную лужу.
– Полегчало? - услышал я сверху. - Теперь иди умойся, одевайся, и поехали. Больше я просить не буду. Заебал.

Я стоял под ледяным душем, и в башке понемногу восстанавливалась картина прошедшего вечера.

Далибор был, реально, умный чувак, вот, не отнять. Поднявшись до поста смотрящего за трафиком всей наркоты, шедшей в Европу через здешние места, он не стал строить дворцов размером с город. Он просто купил кусок этого самого города – десяток двухэтажных домов с садами на улице в тихом неприметном спальном районе. В одном доме поселился с семейством сам, в остальные заселил охрану и прислугу, и несколько квартир сдал, для вида, случайным людям. Аккурат напротив его резиденции, в крошечной полуторакомнатной холупе под крышей жили трое студентов местного химфака.
Именно эту холупу Лихой и предложил использовать для задуманной операции. Как раз в тот день, когда мы с папенькой сидели в офисе и обсуждали его гениальный план, студенты «неожиданно» получили предложение отправиться на трёхдневную конференцию в Любляну – все расходы оплачивала принимающая сторона, поэтому, надо ж какое дело, пацаны согласились, почти не раздумывая. Как только квартира освободилась, в неё заехал я.
Папенькин план был прост, как деревянная линейка: каждый вечер для Дако перекрывали с двух сторон кусок улицы, чтобы он мог выйти и прогуляться на воздухе, размышляя о жизни своей непростой. У охранников был строгий приказ не высовываться из машин, прислуге мужского пола запрещалось покидать свои дома под страхом пули в лоб. Дако с полчаса в одиночестве бродил по тротуарам туда-обратно, потом возвращался в дом, и на следующие двадцать четыре часа наглухо запирался в спальне, окна которой выходили в сад.
Всех нужных людей об операции предупредили заранее, поэтому прятаться мне не пришлось. Я спокойно разместился на балкончике, выходившем на улицу, расчехлил пневматическую винтовку, подготовил пульки. Погода стояла шикарная, вдоль всей улицы цвели липы, впереди было несколько часов тупого ожидания, поэтому я расстелил на полу балкона полотенце, вывалил на него гору печенек, поставил банки с пивом и врубил на телефоне приятную музычку – кажется, «Раммштайн».
Время тянулось неебически долго. Пиво быстро закончилось, печеньки тоже. Я разобрал винтовку, тщательно смазал замок, собрал, проверил затвор, ешё раз проверил пульки. По плану, Дако должен был высунуть нос за калитку часа через полтора. Я достал из кармана джинсов портсигар с парой косяков и таблетками экстази.
То ли от жары, то ли от плотного запаха липы, то ли я хуй знаю ещё от чего, но от «колеса» меня накрыло очень быстро и вообще не по-детски. Выглянув в очередной раз с балкона, я понял, что мне пиздец. Глаза слезились от дневного света и этой ёбаной зелени на деревьях. Черепичная крыша на доме напротив напоминала кучу колбасы, накиданной поверх огромной буханки хлеба. Но больше всего меня бесила яркая жёлтая крышка на мусорном баке, стоявшем рядом с воротами дома, в котором сидел я. У меня начали неметь кончики пальцев, а от запястьев до локтей всё жутко чесалось и зудело. Я понял, что ещё минута в таком состоянии, и я начну скакать по балкону и орать этот ёбаный «Ду хаст», и провалю нахуй всё дело. Нужно было срочно попуститься. Я попытался достать из портсигара косяк, но руки почти не слушались, и всё рухнуло на бетонный пол с таким громовым грохотом, что, казалось, даже папенька услышал его, сидя в своём долбаном офисе в десяти километрах отсюда.
Я плюхнулся рядом с портсигаром на пол и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь отогнать подступающую паническую атаку. После третьего или четвёртого вдоха мне удалось собраться с силами и сконцентрироваться. Дрожащими пальцами я поднял косяк, кое-как прикурил и пыхнул так, что спалил его едва ли не наполовину всего одной затяжкой. Вниз по телу побежало приятное сладковатое тепло. Ещё через пару затяжек внутри стало спокойно. Вспышки перед глазами сменились мягкой пеленой густого тяжёлого дыма. Я негромко облегчённо рассмеялся, подтянул винтовку к себе и положил её на колени. Я снова был в норме и был готов стрелять.

(окончание следует)

Tweet