После Рима - лечу в Россию, на Родину, в Сибирь… Не был там с 3-х летнего возраста. Хочу увидеть село где я родился и посетить могилу отца.
Ночь. Приближаемся к Москве. Смотрю в окно. Темно. Но вдали виднеется сквозь туман яркая паутина света, разбросанная в ночи. Moscow. Объявляют пристегнуть ремни и выправить кресла. Паутина света становится крупнее. Яркие огни приближаются, влетаем в ливень…
“Welcome to Moscow!” Люди хлопают, включают телефоны, созваниваются, пишут смс-ки: мол, я тут, встречай. За окном дождь стеной. Укутанные в плащи работники аэродрома суетятся, подъезжает тележка для багажа, по резиновой ленте съезжают чемоданы, сумки, коробки кувыркаются вниз, грузчики бесцеремонно их швыряют на телегу.
Выходим в туннель, в аэропорт и я на русской земле. Проверка паспортов. Я сонный и полупьяный. Несколько бутылочек виски приговорил в пути. Подхожу к окошку. Пограничник – блондиночка лет тридцати пяти, глядит на меня холодными и подозрительными глазами.
- Куда следуем?
- в Сибирь.
Изучает меня с полминуты.
- Долго будете в России?
А у меня молдавский паспорт. Может думает я на заработки прилетел.
- Пару дней, - говорю. – А может и сегодня улечу.
Повертела мой паспорт, полистала страницы, там только два чистых листа осталось, остальные в визах и печатях. Опять подозрительно взглянула на меня и шлепнула печать.
Прохожу, беру чемодан, через таможню и я – в России. Чистенький сравнительно и не очень людный аэропорт. Захожу в кафе. Смотрю меню, кофе – десять баксов. Открываю ноут, инет есть. «И зачем я в Москву прилетел? Надо было сразу в Челябинск или Ебург.»
Смотрю какие рейсы есть на сегодня. В Москве в гостиницу даже не буду пробовать, сто долларов самая дешевая.
Я хотел посетить Сибирь именно на свой день рождения. Я надеялся, что этим я пойму что-то до сих пор мне недоступное, далекое, может быть забытое там, в Сибири, вместе с моим младенчеством. Я не знал, что все что можно было понять, все что нужно было знать, было доступно там, где я находился сейчас, в самом спокойном своем, бездумном и бесцельном существовании, на берегу моря, в крохотной палатке, за крутой скалой в виде паруса. Я не знал, что понимание того неуловимого и важного состояния пустоты и озарения не найти в путешествиях, в скитаниях, в деньгах, в женщинах, в достижении земных целей, или даже в посещении святых мест, церквей или монастырей. Оно было там, в безмолвии, в пустоте, в созерцании моря, звезд, луны и садящегося на горизонте солнца. Оно было внутри, в радости собственной души.
Купил билет в Челябинск на шесть утра, вечером больше рейсов не было. Первый рейс в шесть. Это значит в четыре на регистрацию, итого – пять часов в аэропорту.
На втором этаже валялись на скамьях и лежали на полу – сотни транзитников. Присесть было негде. Я зашел в кофейню, заказал капучино за пятьсот рублей и «Хайнекен», и достал из сумки «Один день Ивана Денисовича». Я оставил в Севастополе все книжки кроме этой. Очень уж душевно описан здесь один день бедолаги зэка-оптимиста Шухова.
Я читал, созерцал народ, даже вздремнул, подложив рюкзак под голову. В три утра выпил экспрессо и потопал на регистрацию. Прибыл в шесть утра в Челябинск, сел на маршрутку и поехал на вокзал. Долго трясся бусик по городу, с многочисленными остановками, столько же по времени, сколько длился полет из Москвы. Около девяти утра выгрузился у вокзала, постоял чуток в очереди и купил билет в Курган.
Итак – Москва, Челябинск, аэропорт, маршрутка, еще пару часиков по городу, вокзал, поезд, четыре часа езды до Кургана. Опять автобус, еду в Куртамыш. Ровненький хайвэй, высокий лес слева и справа. Где-то здесь официально заканчивается Европа и начинается Сибирь. Мои предки были сосланы сюда в Зауралье в конце 40-х гг.
Автобус подруливает к пыльной автобусной остановке, выгружает несколько пассажиров. Выхожу. Пустынно. Маленький вокзальчик, окрашенный в цвет синьки, дремлет закрытыми решетчатыми форточками. Через дорогу вижу магазин. Топаю туда за информацией.
Внутри душно, пахнет продуктами, жужжат мухи. Над стойкой висит коричневая липучка для мух, с трупами насекомых, распятых на закрученной как фотопленка, липкой ленте. Кладбище для позарившихся на магазинную жрачку, мух. Клейкая лента немилосердно приговорила глупых насекомых, летящих на запах сельмага.
Продавщица, блондинка лет сорока, любопытно поглядела на меня. Я купил бутылочку воды, «Советское Шампанское» и шоколадку. Поинтересовался, есть ли тут такси и гостиница. Она ответила, что про гостиницы не слышала, а таксист есть, дядя Паша, щас наберу, пассажиров на вокзале встречает.
- А разве щас его нету на улице? – она выглянула в окно. – Нету. Ща позвоню.
Дядя Паша приехал минут через пять, подняв пыль и резко притормозив, даже с легким скольжением и заносом, прям под окнами магазина. Продавщица помахала ему рукой.
Тачка была синяя, первого выпуска японских автомобилей: «Тойота Корона». Водитель, лет 60-ти, крепкий, здоровый, довольный жизнью.
Я его спросил про роддом и гостиницу. Роддом знает, у него там дочка родилась лет сорок тому назад, а гостиницы тут нима. Но есть общага, может приютят.
Поехали. Роддомом оказалось деревянное коричневое здание, русский сруб с двухметровым забором.
- Щас это общежитие, малосемейки, - объяснил дядя Паша. – Но раньше был роддомом, примерно во времена твоего рождения. У меня ведь тут дочка родилась.
Я откупорил шампанское, дабы отметить возвращение на Родину, выпил с Пашей (он только пригубил: за рулем). Затем он отвез меня в общагу на ночлег.  Одноэтажное грустное здание. Каменное, с решетками на окнах.
Я вошел в темный предбанник, слева в будке сидела вахтерша. Объяснил ситуэйшен, оплатил и последовал согласно инструкциям к своим апартаментам. Налево, потом направо, еще направо и упираешься в дверь номер одиннадцать.
Отпираю, вхожу. Темная комнатка, три кровати по углам, воздух спертый (альтернатива сна на улице), будто помещение никогда не проветривалось.
Пытаюсь открыть форточку: забито гвоздями и сверху обклеено скотчем (чтобы ни одна капля свежего воздуха не просочилась). Жарко. Как я тут буду спать?  Кровать с пружинами, провалилась. Что делать? На улице, наверное, было бы уютней в палатке.
Спал беспокойно, недостаток кислорода. Как стало светать за окном, попросил вахтершу вызвать такси.
Подъехал молодой парень на Жигулях, очень похожий на вахтершу, вероятно ее сын, и отвез меня на дорогу, на перекресток, ловить попутку. До Лебяжья, говорит, обойдется очень дорого, лучше на попутке.
Постоял на развилке минут двадцать, солнышко поднималось, покрывая окрестности оранжевым светом. Было очень красиво, тихо, лес кругом, машин нет. Время около шести утра.
Показался темно-зеленый «Пазик», остановился. Внутри оказалось несколько работяг. Подбросили до ближайшего села. Дальше надо было идти пешком или ловить другую машину. Прошелся по улице, увидел у дома в проезде стоял «Москвич». На лавочке сидел мужичок лет пятидесяти, курил. Я его спросил: есть ли у кого тут авто или такси, надо в Лебяжье добраться. Он постучал в ворота, оттуда вышел казах средних лет. Согласился отвезти за семьсот рублей.
Село оказалось крохотное, всего одна улица и несколько домов. Когда-то здесь было озеро, но оно высохло. Вот здесь я родился, в этой деревне. Казах-таксист отвез меня к одному старичку, дядя Коля его звали, который знал моих родственников. Мы с ним выпили водки, затем поехали на могилу к моему отцу и деду.
Два деревянных перекошенных крестов, с фамилиями моего отца и деда, сиротливо стояли рядом, и они лежали вместе под землей. Отец умер, когда ему было всего лишь тридцать четыре года, затем ушел из жизни дед в восемьдесят лет. Я не помнил ни отца, ни деда, мне было два годика, когда мы переехали в Молдавию.
У могилок мы постояли молча. Дядя Коля налил водки в пластиковый стакан, плеснул на могилу и сказал:
- Вот, Колька, твой сын из Америки приехал к тебе.
И я заплакал.

Tweet