Шла жизнь, проходила молодость. Познакомился Витольд с барышней. Дочерью влиятельного семейства. Назовём её для ясности N. Конечно, не Сфорца и Медичи, а с местным акцентом. Но тем не менее. Архитектор, дизайнер, художник. Девушка воспитанная, образованная и, что главное, – умная. Витольд, мнящий себя неглупым человеком, тупых и ограниченных людей всегда старался избегать. Да и тупиковый это путь – обнаружить через пару месяцев, что вам поговорить и посмеяться вместе не о чем.
  N жила вполне себе такой рафинированной «светской» жизнью, какую мог этот миллионный город позволить. Из пункта А в пункт Б лихо передвигалась, мчавшись на красном, рычащем двигателем Audi TT. Это, вообще, довольно часто встречающееся явление среди интеллигентных людей. Когда им хочется резко снять очки, сложить их в футляр, забыть про воспитание, образование и утончённость. Отдаться наконец по полной будоражащему нервы экстриму.
  Так с ней происходило довольно часто. Иногда N вдруг решительно откидывала волнистые рыжие волосы назад. Скручивала их резкими штопорными движениями в тугой хвост на затылке. Затягивала собранный пучок накрепко резинкой, как пережимают кровеносный сосуд лигатурой. Вставляла в зелёные глаза линзы. Надевала тёмные очки. Вдавливала их дужки пальцами, укрепляя на пунцовых ушах. Последним, ещё полным изящества жестом поправляла их пальцем на переносице с трепещущими от бушующего адреналина ноздрями. Это означало:
  «Всё надоело! It's show time!!!»
  Самое малое, что требовал пепел, стучащий в её сердце, – бешеных гонок по ночному городу. Когда твои лопатки намертво вжимает перегрузкой в кресло в момент резкого старта со светофора, как в кабине сверхзвукового истребителя. Точки одиночных фонарных огней сливаются в одну длинную цветную гирлянду. Фирменный рокот двигателя в спортивном режиме отдаётся в желудке. Свистят на поворотах покрышки. Из динамиков рубит калифорнийский панк-рок.
  – Разрешите взлёт?!
  – Взлёт разрешаю!!!
  Два раза N прыгала с парашютом. В зимний отпуск отправлялась в австрийский Вестендорф кататься на горных лыжах. Летом выезжала на конные прогулки верхом. Где, чуть отъехав от инструктора, оглядывалась, как перед дерзким побегом, и, пришпорив коня, скакала трёхтактным аллюром, склонившись к его шее. Много имелось у N способов успокоить бурлящую кровь. Но что касается её и Витольда – даже не просите. «Джентльмены не рассказывают». После всех подобных приключений «всадник без головы» превращался в спокойную интеллигентную девушку в очках. С гривой вьющихся рыжих волос и зелёными глазами. Усердно чертившую проекты коттеджей в «Автокаде» и рисовавшую масляными красками картины на холсте. В духе изощрённых сюрреалистических фантазий Сальвадора Дали.
  Когда труд упорный и неуёмное творчество вставали ей поперёк горла, N заходила в Сети на страницу городской афиши. Придирчиво выбирала, куда же отправится сегодня. На выставку, а лучше всего в театр. Пользуясь влиятельностью и связями своего семейства, звонила и заказывала места неизменно в бенуарной ложе. Искусство каждый раз оказывалось перед ней в большом долгу. О чём она в изысканно замаскированных колкостях и упрёках сообщала служителям Мельпомены при встрече. Актёрам, многих из которых знала лично ещё с детства.
  Выставки её внимания заслуживали гораздо реже. Как и Витольда, подбешивали интеллигентную девушку N всякие перформансы, инсталляции и концептуализм. Горделиво обозначенные авторами на афишах как «прорыв в современном искусстве». Однако посещать вернисажи такой бредятины считалось в узких кругах обязательной необходимостью. Хотя бы для того, чтобы накоротке познакомиться с автором, наговорить ему витиеватых, фальшиво-восторженных комплиментов, запомнить странноватого человека в лицо и по фамилии. Чтобы потом в том же «узком кругу» расслабленно отмахнуться, что давно уже успел этот паноптикум посетить. Составив весьма исчерпывающее впечатление. Отпустить пару реалистичных подробностей об увиденном. И завершить эту тему интеллектуальной беседы приговором в виде ироничного, брезгливого «фи!» в адрес автора и его творческих потуг.
  На то, чтобы создавать что-то самим, у людей «узких кругов» редко хватало сил и времени. А вот со способностью и талантами к критике всё обнаруживалось в полном порядке. Сказывалось образование и уровень привитой с детства культуры. Некоторые фразы, произнесённые на этих замкнутых тусовках, накрепко прилипали ярлыками к личностям из творческо-художественного мира. Скатываясь вниз по ступенькам социальной лестницы, подпрыгивая, как пинг-понговый шарик, «уходили в народ». Становились штампами и лейблами, иногда «чёрной меткой». Которые оказывались способны, в зависимости от сказанного, небывало возвысить. Или, наоборот, «похоронить заживо» неудачливого деятеля культуры.
  Впрочем, случалось, что рыжеволосая и зеленоглазая девушка N звала Витольда с собой на более интересные мероприятия. Например, на дегустацию французских вин, что проводила её давняя подруга, ныне поставленная родственниками управляющей рестораном фламандской и бургундской кухни.
  Зная о слабости Витольда к алкоголю (в чём он честно признался в первый день знакомства), настоятельно попросила её там не позорить. С утра не пить кофе, не курить и не завтракать чем-то острым. И вообще постараться «не выглядеть колхозником». Он, как парень дисциплинированный, обязался этого не делать. Наглаживая в шесть утра костюм и рубашку. Размышлял при этом, как нормальные люди могут так легко начать пить в десять утра, на которые была назначена дегустация.
  Зал ресторана встретил их европейским лоском. Натёртое стекло тюльпановидных бокалов сияло на белоснежном ряде льняных скатертей столов. Рядом переговаривались, характерно грассируя и плотоядно улыбаясь, представители французских винных домов с помощниками и переводчиками. Эмоционально потряхивали они кудрявыми или, совсем наоборот, до блеска выбритыми головами. В тёмных костюмах, белых рубашках, в галстуках вычурных цветов, оттенков и рисунков. Наивно суетились франкофоны, теша себя надеждой завоевать российский рынок и его платёжеспособных граждан. Уже не как в старину, наполеоновской армией, а мегатоннами слабенького алкоголя.
  Вокруг стоял гомон хозяев и многочисленных гостей. Музыка почему-то не звучала. Как прокомментировала N, её наличие отвлекает от тонкостей сосредоточенной дегустации. А столь раннее начало церемонии объясняется физиологией. Именно в это время человек, ещё не умотавшийся за день, со свежим восприятием, способен почувствовать всеми рецепторами языка мельчайшие нюансы и тонкие ноты вкуса. Кроме того, именно дневной рассеянный утренний свет даёт глазам идеальную возможность оценить цвет и оттенки вина в бокале. Поэтому никакого гранёного хрусталя, искажающего точное зрительное впечатление. Только обычное гладкое стекло.
  После краткого спича ведущего и презентаций французов с переводчиками за спиной дегустация началась. Со светлых молодых вин. Девятнадцать элитных сортов. Но «нажраться» совершенно не представлялось возможным. Не потому, что наливали всего пятьдесят граммов в бокал. Дело в другом. Опытные французские коллеги показали потенциальным кандидатам в «колхозники», как это делается по всем правилам искусства. Берёшь бокал за длинную ножку, подальше от чаши, ближе к подставке. (Чтобы теплом руки содержимое не грелось и стекло отпечатками не заляпывалось.) Вглядываешься пристально сквозь стекло на свет. Нюхаешь «первым носом». Осторожно взбалтываешь, глядя при этом на стенки бокала. Вино насыщается кислородом, «раскрывается». Пробуешь на запах «вторым носом». Ещё раз любуешься жидкостью на солнце.
  Затем погружаешь кончик языка. Им чувствуется более всего сладкий вкус. Отпиваешь глоток. Перекатываешь вино во рту по языку. Боковые поверхности чуют солёность. Те, что чуть глубже, – кислоту. А корень языка – терпкость и горечь. Французские дегустаторы делали это, закатывая глаза, сосредоточенно и оценивающе. Напряжённо подёргивая выбритыми до синеватой бледности щеками. (Борода и усы дегустатору не полагаются. Потому как могут привнести посторонние запахи.) После чего привычно, не стесняясь, сплёвывали вино в стеклянные приготовленные вёдра. Прижав руку, придерживающую галстук, к груди. Ополаскивали рот свежей водой. Заедали чёрствым белым хлебом. Никакой другой закуски более не наличествовало. Какой там сыр? Чёртовы прижимистые французы! Минуту спустя приступали к следующему вину. И так, бокал за бокалом, следовали остальные сорта. Красные, а затем сладкие, десертные. К которым закуски также не полагалось. Поскольку по европейским правилам десертное вино – и есть непосредственно сам десерт. Ничего более. Некоторые из особо искушённых обмакивали в бокале пальцы, перетирали их кончиками вино. Оценивали консистенцию и текстуру.
  Намучился Витольд, к европейской культуре приобщаясь. Однако смог, делано улыбаясь, прижимая рукой галстук в момент сплёвывания, все сто сортов одолеть. Выдержав это изощрённое издевательство над русским человеком. Оставаясь абсолютно трезвым. Чем заслужил немалое уважение рыжеволосой, зеленоглазой девушки N, взявшей его туда на свой страх и риск.
  Вспоминалась ему при этом старая дедовская байка. Как после войны он оказался на курорте в винных подвалах Массандры. На прописанной в путёвке дегустации крымских вин. С фронтовой закалкой махом начал опрокидывать предназначенные для тщательной пробы двадцать винных бокалов. Внутри них еле-еле виднелось содержимое. В объёме до смешного ничтожном. Молча кивал головой, занятой делом. Под восторженные слова экскурсовода:
  «Обратите внимание на огненно-рубиновый цвет и неповторимый букет…»
  Обратил внимание на то, что другие дегустаторы, почтительно расположившиеся вдоль стен со своими двадцатью бокалами, смотрят на него как-то странно. В том числе экскурсовод. Недоумённо обвёл присутствующих глазами. Пожал плечами. Допил последние, двадцатые по счёту, пятьдесят граммов. Звучно поставил порожнюю посудину на стол. Во весь голос, от всего сердца дед похвалил экскурсию. И удалился из подвала. Наверх, к крымскому солнцу.
  В очередной раз Витольд, будучи приглашённым на дегустацию элитных сортов виски от английских производителей, поехал один. Всеми этими тонкостями французского политеса даже не заморачивался. Вискарь нравилось ему пить, как и полагается, по всем правилам. Безо льда, кока-колы и содовой. Из закуски разве что груши сорта «конференц».
  Роман с рыжеволосой, зеленоглазой, интеллигентной и умной девушкой N продолжался глубоко и насыщенно. Пока вдруг однажды вечером не пригласил его на кухню отец. Её папа. Здоровенный, солидный мужчина. Большой начальник и глава влиятельного семейства. Плотно прикрыл кухонную дверь. Поскольку слышать именно эту его речь женской половине семьи посчитал необязательным, а скорее, излишним. Состоялся разговор. Серьёзный. Мужской. Точнее, почти монолог.
  – Вижу… Сразу вижу… Хорошо всё у вас с ней. Она тебя любит…
  Про то, любит ли Витольд девушку N, речи даже и не зашло. Давно женатые люди из влиятельных семей такими вопросами не заморачиваются. Всё как в шахматной партии. Люди – всего лишь фигуры на доске. Главное, уметь их грамотно и вовремя расставить по своим чёрно-белым клеткам.
  – Ты парень нормальный. Молодой. Воспитанный. Не глупый. Образованный. Не бандит. Не наркоман. Работа у тебя нормальная…
  Сразу видно, всё «пробил». Навёл справки. Про все этапы жизни. От самого рождения.
  – Согласен если, медлить не стану. Даже тебя потороплю. Женись!
  Вот так резко. Без всякого «здрасте» и долгих предисловий.
  – За свадьбу не беспокойся. Все расходы на себя возьму…
  Сразу начало вспоминаться про «бесплатный сыр» в мышеловке.
  – Мне, главное, перед «своими» нормально засветиться. Чтоб состоялось всё по-человечески. Как у людей!
  Ну это тем более понятно. «Noblesse oblige» – «Положение обязывает». Куда денешься. Корпоративные правила игры.
  – Сразу дарю квартиру с евроремонтом и мебелью. Потому что так положено. Всё-таки она моя дочь. А у тебя всё равно толком ничего нет. Когда ещё успеешь на всё заработать…
  Куда деваться. Влиятельная семья. С устоявшимися традициями. Былые жизненные трудности у них уже позади. Хотя больше это напоминало разговор Папанова с Мироновым из «Берегись автомобиля» на дачном участке.
  – Но!!!
  Это «но!!!» прозвучало весьма отчётливо. Серьёзно и предупреждающе. Так, что даже самый тупой понял бы. Витольд с интересом замер в ожидании продолжения.
  – Случится что не так… Херня какая-нибудь… Будет что не по мне или меня не послушаешься, извини! Больше я тебя знать не знаю. И знать не хочу!
  В ответ Витольд лишь вежливо улыбнулся и кивнул. Руку пожимать главе семейства не стал. Дипломатично поблагодарил за оказанное доверие.
  Представил себе, как за любой «косяк» выставит его папаша за дверь даренной квартиры с евроремонтом и мебелью. А сделает он это, случись чего, легко. Никто не посмеет слова поперёк сказать. Всё-таки предводитель влиятельного семейства. Выбросит за шиворот, как нагадившего посреди комнаты приблудного, беспородного щенка. И отказался Витольд от этой перспективы. Коротко попрощался. Поцеловал зеленоглазую девушку N с вьющимися рыжими волосами в щёку на глазах у строгого папы. И отбыл домой со спокойной душой.


Читать роман полностью на Литрес в бесплатном доступе, в любом формате через простую регу: https://www.litres.ru/aleksey-valerevich-burcev/vitold-alko-roman/

Tweet