Сегодня меня навестил адвокат. Принес бумаги подписать, что я расскажу им всю правду: «как подделал налоговые декларации». Трясет меня... всегда мандраж, когда общаюсь с федералами.
Хожу по клетке. Не могу себе места найти. Подписал бумагу, а сейчас жалею. Звонил юристу в панике, он не отвечает. Уже поздно, двери заперты, хочется еще раз позвонить. Если не дозвонюсь, не смогу спать всю ночь. И двери не открывают. Обычно в десять выпускают в зал, а сейчас пол одиннадцатого, а двери все еще заперты. Почему не открывают... юрист может отключить телефон.
Открыли, наконец, в одиннадцать. Звонил, не дозвонился. Конечно... поздно уже, спит наверное, обнявшись с женой. Завтра утром попробую опять. Даже не с кем поговорить в этом зале, все озабоченны собственными проблемами. Не могу спать, зачем подписал...
Утро. Дозвонился до адвоката, он обещал приехать. Вернулся в клетку, лежу
на полке. Тут тише, шумно в зале очень. Магазин сегодня. Народ тащит мешки в норки, щас будут раскладывать, кушать, наслаждаться покупками.
Я тоже получил свой заказ: растворимый кофе, чай, сахар в кубиках, сухое молоко и два пакетика орешек с изюмом (там даже кусочки сушеного банана попадаются). Это подняло мне настроение... как мало для радости надо: растворимый кофе и орешки
с изюмом и кусочками банана.
Магазин тут большое событие, целый день потом обсуждают, кто что купил. Шум после принятия сахара... в блоке идет бартер, кто у кого что одолжил в течение недели, сейчас возвращают.
Вон и Норман — медвежатник, мешок с жрачкой волокет. Сникерсы там, пирожки сладкие, кола, лапша, печенье. Он говорит, что как только получает продукты, то тут же съедает два-три пирожка (те что по 800 калорий каждый) и запивает диетической колой (он диабетик), потом лежит кайфует, будто звезды сыпятся в голове. И после этого, вдогонку — пилюлю против диабета. Я иногда, проходя мимо его клетки, вижу: Норман храпит на полке, пузо колышется, вокруг фантики от конфет.
Трогательно наблюдать как арестанты тащат мешочки с едой в клетки, будто подарки от Деда Мороза. Все тут от кого-то зависят и каждый продукт — это подарок.
Кушаю орешки с изюмом и кусочками банана и пью чай. Я завариваю один маленький пакетик в большой кружке, а когда остывает, добавляю лед и пью холодный потом.
Приехал адвокат опять, рекомендовал ехать на допрос. Говорит, это поможет делу... меньше срок дадут, «просто расскажи все как есть, это облегчит твой ситуэйшн».
Когда ведут на встречу с адвокатом, то процедура эта происходит примерно так: вызывают по интеркому (если заперты в клетках), либо охранник выходит из своей стеклянной будки и выкрикивает имя.
Надо выходить только в униформе и с тюремным удостоверением. Сопровождают по коридору до комнаты посещений, заходишь в предбанник, раздеваешься, снимаешь всё, включая носки и нижнее белье. Приходит другой коп и проверяет тщательно чтобы ничего не переносил с собой... поднимаешь руки, ворошишь волосы на голове, раскрываешь рот, кашляешь... Потом одеваешься и следуешь на стрелку с адвокатом... на встречу со свободным человеком из внешнего мира, на которого надеешься
и молишься как на бога.
Итак, сегодня приезжал Мистер Ланелл, принес бумаги подписать, что я даю согласие проверить все мои емэйлы, соц сети, лэптопы, хард драйвы, а также банковские счета и недвижимость. Я написал на бумаге все логины, пасворды и аккаунты, всё что помнил...
Утро, суббота. Разбудил истошный клич, приглашение на завтрак. Этот новый черт, который раздает еду, орет очень громко: «CHO-OOW»! Потом еще раз пять, стараясь всех разбудить, будто в атаку зовет, а не на завтрак. Нравится орать, дает о себе знать, что тоже существует и делает важное дело: жрачку раздает. А оно и есть дело важное, вижу зажиливает несколько пакетиков молока каждое утро, потом обменивает на лапшу.
И лишние подносы, тех что не встали на завтрак, раздает корешам, а то и сам по две-три порции лопает. Молодой, а живот свисает: лишние пакеты молока там бултыхаются.
Я вышел, сонный... другие зомби уже сидели хавали кашу. Съел овсянку
и пирожное. Мне нравится этот пирожок что дают по субботам, имеет немножко корицы.
Народ слопал завтрак и ретировался обратно спать, а я после сладкого не могу уснуть, сижу смотрю новости... что происходило в этом городке пока мы спали.
1.26 утра. В центре остановили машину за проезд на красный свет. Водитель (женщина) стала спорить с копами, даже покрикивать на них, мол она мать и у нее ребенок в машине (на самом деле, из автомобиля доносился вопль младенца). Тем
не менее, ее скрутили, мордой об бампер, наручники и в круизер. Может я упустил какие детали, не понял за что арестовали.
3.29 утра. Автомобиль остановили: не включил поворот. Проверяют документы у владельца (тоже девушка), а у нее ордер на арест. Обыскивают машину, там находят

шприцы, какой-то порошок и маленькие весы. Руки за спину, извольте, и в круизер, на заднее сиденье. «Осторожно, головой не ударьтесь при входе».
5.17 утра. Афро-американец сидел в своей машине никого не трогал. В пять утра? Подозрительно. Копы подъезжают, просят документы. Он вытаскивает кошелек, а оттуда вываливается на землю крохотный белый пакетик с порошком... «Йо-мае! Стоять! Руки за голову! Нет, ложись на землю! руки за голову! Что это за хуйня у тебя в кошельке...» – «Да... это лечебное...» – «Молчать, бля! Разберемся в участке». Втискивают бедолагу в машину, а он молится, губами шевелит, благодарит Бога, что не застрелили... А какого в пять утра сидеть в машине? Да еще и крэк в кошельке (одна доза)... «Э-эх... тока вышел, даже шесть месяцев не погулял... а в машине сижу потому что жить негде, это и есть мой дом... кофе попил на заправке, а щас собирался дунуть, потом ехать работу искать... я же вливаюсь в ряды полезных членов общества, вливаюсь... пытаюсь бляха муха, но со статьей никто не берет... но я стараюсь, у меня планы, я подымусь... Ничего, может отпустят... а если посадят, то больше годика не дадут... время пройдет быстро...»
Так он думает, пока едет в участок, руки в браслетах, пейзажи любимого и в тоже время ненавистного ему города, мелькают, он уже прощается с ним... А на сколько? Хорошо если только на год. Если повезет, не больше года, но зато потом он точно новую жизнь начнет, тогда уж наверняка все будет гуд. Он автомойку хочет открыть.
И откроет... «вот посмотрите суки, открою, еще вспомните меня... я ведь не сдаюсь, я сильный... все будет хорошо. А вот и участок, приехали, бывал тут много раз... Э-эх, суки...»
7.25 утра. В центре города, недалеко от ночлежки, стоял автомобиль припаркованный под деревом. Внутри — двое. Коп постучался, чисто чтобы поинтересоваться если у них все ок... «для их же безопасности», удостовериться что
у них все пучком там в машине, может чем помочь надо. Когда те открыли двери, то менту показалось, что пассажирка что-то пыталась спрятать... как-то суетливо она там вертелась и вроде рука у нее была под сиденьем... «А ну-ка выходи! Руки на капот, сука! Что там у тебя?» — «Ничего, офисер...» — «Ща посмотрим». Мент лапой под сидушкой шасть... и вытаскивает... и улыбается... глаза заплыли радостью... поймал... поймал наркоманов... «Теперь мне прибавят к зарплате... может продвинут
по службе... сколько я их уже поймал, наркош этих... уж и не помню... много... а что... их всех сажать надо, че под деревьями парковаться-то... Ща отвезем и разберемся, может у них и другие грешки за душой... Плиз, проходите в наш круизер, присаживайтесь на заднее сиденье... Не волнуйтесь за машину, мы ее аккуратненько
на эвакуатор, потом вы заплатите... если выйдете, конечно. А если грешки есть
и загремите за решетку, то машинка ваша пойдет на полицейский аукцион. Что
за авто? «Мустанг»? Ого! Нам самим такие нравятся. Старый? Ничего, как раз антиквариат, я даже сам его куплю за сто баксов, сделаю реставрацию и дочке подарю как школу окончит. Не-е... дочке жирно будет... в семнадцать лет такой ништяк... Себе оставлю... У нас с женой четыре машины, но еще одна пусть будет, антиквар ведь... пригодится... А эти двое, ну по роже вижу преступники... Что они тут в семь утра делают? Разберемся в участке, а мне дальше работать, смену только начал,
а наркоманов и бездельников полно, очистим улицы нашего любимого города... очистим от нечисти... извините за каламбур, ну а лучше и не скажешь...»

8.12 утра. Полиция пытается остановить белый трак. Им показалось, что
на красный проехал, но они не уверены, надо камеры проверить. Белый такой трачок промчался, там еще превышение скорости... копы за ним, мигалки, все
дела... «Остановись! А-а нет... лучше убегай, нам это нравится...» А трачок мчится, проезжает красный и на хайвэй! Копы за ним... еще три круизера
присоединились. Откуда они взялись? Летят. Погоня, бляха муха! А вон и вертолет нарисовался... Как он сука так быстро прилетел и откуда? И уже по телеку крутят, прямая трансляция. Короче, догнали злодея. Ну конечно, куда он уедет... закинули ему цепи с гвоздями, колеса взорвались, юзом... юзом... в бордюр эстакады, перевернулся на бок... парнишка в кепке и белой футболке (это из вертолета уже съемка), вылезает через боковое окошко и прыгает в речку с моста... Исчез.
Народ в зале меняется, новые лица, текучка. Это место как перевалочный пункт из одной тюрьмы в другую. Некоторые больше года здесь, но их мало, основная масса задерживается от недели до месяца, потом исчезает. Мелькают лица, как на вокзале.
Вон Кенни, ему семьдесят четыре года, а все еще бегает, занимается. Говорит, что даже рад быть в тюрьме, дома не с кем было поговорить, никто не слушал, все заняты,
а тут общения полно. Планирует пару лет отсидеть, потом на пенсию (накапливается
в банке) путешествовать с бабкой.
Паренек новый по кругу бродит, у него болезнь какая-то физическая, ходит скрючившись, но общается нормально. Говорит, прокурор обещает ему четыреста лет,
но при хорошем поведении, выйдет через триста. Статья: «нападение на полицейского». Хотя, это его копы обрешетили пулями, когда он полез в задний карман за кошельком, при этом предупредив их: «у меня с собой оружие». Он собирался еще добавить: «...
и право на его ношение», но не успел... в него выпустили обойму через лобовое стекло, чудом остался жив. И копов оправдали. «Подсудимый сказал что у него есть оружие
и полез в карман... мы испугались за свою и его безопасность»... Ну и расстреляли, чтобы все были в безопасности.
Новое правило в блоке, размещать всех по двое-трое в клетку, чтобы по одному
не были... приближается сезон самоубийств: День Благодарения, Рождество и Новый Год.
Подселили и мне сокамерника прошлой ночью. В полвторого утра щелкнул замок, я аж подпрыгнул, и вошел нынешний сосед по клетке. Сколько времени он тут будет, неизвестно. Нехорошая новость в том, что он диабетик, а это значит что каждое утро,
в полчетвертого, он будет выходить на прием инсулина, щелкая замком при входе
и выходе.
Зовут Скотт, за пятьдесят, волосы уложены, набриолинены, тоненькие усики а-ля Кларк Гейбл. Скотт был настоящим алкоголиком на воле, двенадцать бутылок пива в день выпивал, каждый день в течение тридцати пяти лет. Перенес пять инфарктов, шесть открытых операций на сердце, но все еще борзый. Стоит, прилизывает волосы, любуется
в зеркало. Принимает двадцать семь видов медикаментов, шестьдесят три таблетки в день!

Но не выглядит больным. Похож на алкаша. Это ж сколько бутылок пива получается он выпил всего? 12 бутылок в день умножить на 30 = 360 в месяц. 360 х 12 месяцев = 4200! 4200 х 35 = сто сорок семь тысяч!
Скотт рассказал о своих проектах, чем будет заниматься после освобождения. Планирует работать грузчиком (с 5-ю инфарктами?), заработает денег, купит пять участков земли в Пенсильвании и построит пять домиков. Один для себя и своей жены и еще четыре для каждого из своих детей. У него три дочки, один сын и четырнадцать внуков. И будут они все жить счастливо в одной коммуне.
Его зовут Скотт Уильямсонс... соответственно, улицу на которой он построит мини городок, он назовет «Уильямсонс стрит». Домики будут стоять полукругом. Посреди — бассейн, фонтан и площадка. Там они планируют собираться и отдыхать. Но дома эти он запишет на себя, чтобы дети не продали их.
Вот такой план у Скотта. Оптимистичный, учитывая то, что он имел шесть операций на сердце и спит с нитроглицерином в кармане. Это ж сколько надо грузчику работать, чтобы пять домов построить.
Скотт показывал свою грудь рассеченную по вертикали, от горла до пупка, открытая операция на сердце. Шесть раз. Теперь у него внутри металлические пластины, держащие вместе грудную клетку с помощью восемнадцати болтиков. Говорит, что привык жить с постоянной болью. На улице врачи ему выписывали мощные обезболивающие, а в тюрьме нельзя. Наркотик. Так что живет с болью. Нервы повреждены были при одной из операций. Не жалуется, а просто констатирует факт.
Он начинает что-то рассказывать, потом внезапно засыпает. Немножко тишины, просыпается, и как ни в чем не бывало, продолжает свой рассказ тем же тоном. Впадает в короткие спячки. Говорит, что если уснет лежа на спине, то может задохнуться. Только на боку ему можно спать, но во сне может случайно повернуться на спину и умереть. Попросил, чтоб я его сразу же перевернул на бок, если увижу что лежит на спине.
Тут есть в блоке один зэк, по кличке «Санта Клаус», тот который 150 лет срок получил. Он такого же возраста как и Скотт — 56 лет, но выглядит на 76. Так вот, Скотт постоянно сравнивает себя с ним, говорит: «да я его на двадцать лет моложе выгляжу, а мы ведь одногодки. Плюс, ему 150 лет сидеть, а мне только полтора года. Я еще поживу, домики построю, внуков подниму, даже любовницу найду молодую... Ну, жена есть, я ее конечно люблю, но она толстая, сто двадцать килограмм, мне бы постройнее найти»... И смотрится в зеркальце, усы расчесывает, волосы бриолином намажет, потом засыпает.
И вправду, у него волосы черные, без седины, и не толстый, хотя следы алкоголизма оставили отпечаток на лице. Двенадцать бутылок пива каждый день
в течении тридцати пяти лет и пять инфарктов? Удивительно, что он еще жив... Мало того, у него еще планы на маленькое поселение для родственников, а может даже
и молодую любовницу завести.
К нам за столик подсели двое: Трент — финансист из Кливленда и Джо — гомосексуалист в очках, работал ассистентом сенатора в Вашингтоне.

Сегодня, во время ужина, Джо набрал два подноса, плюс некоторые дали ему то, что сами не едят: хлеб, рис, тортики, макароны. Он заполнил этим свою пластиковую миску и еще за столом сожрал два подноса. Джо тридцать один год, весит около ста двадцати кг, живот висит, принимает антидепрессанты, снотворное, таблетки против высокого давления. Я ему сказал, что если он будет продолжать так жрать, то у него скоро будет инфаркт. Он ответил, что это было бы к лучшему, так как ему светит тридцать
пять лет.
Сегодня четверг, должны принести магазин, сидим, ждем. Трент спрашивает у Джо:
— Ты что заказал в магазине?
— Ой, я жду кукурузные хлопья с изюмом.
— А ты? — Трент спрашивает меня.
— А я орешки с изюмом.
— Сразу съешь?
— Наверное.
— Даже не посмотришь, не полюбуешься?
А Трент – буддист. Так он прежде чем кушать, долго разглядывает пищу, даже
прикрывает глаза и шепчет благодарственную молитву... затем осторожно откусывает и, просветлев лицом, медленно жует...
— Ну, наверное по изучаю немножко, — отвечаю. — Почитаю ингредиенты. — А я заказал мороженное, — говорит Трент.
— Какое? — спрашивает Джо. — С печеньем «Орео»?
Трент улыбается в предвкушении, щурит глаза.
— Да...
— Ой! — восклицает Джо, прижимая кокетно руку к груди. — Я тоже хочу. Норман сидит задумчиво, смотрит ТВ. Наверное, он купил себе упаковку
«медовых пирожков», те что по 800 калорий. Он их каждый четверг заказывает и съедает в тот же день, запивая колой. Потом засыпает. Толстый и рыжий, храпит на узкой полке, а на полу валяются жирные обертки от пирожков.
Он мне свои судебные бумаги показывал, здесь так принято, чтобы доказать что
не педофил и не стукач. Так первая судимость у него в девятилетнем возрасте: подложил монетки под рельсы поезда, чтобы расплющить. Следующие три или четыре судимости — драки в школе ранцем по спине... потом в двенадцать лет, магазинчик с другом грабанул, конфет набрали полные карманы... в шестнадцать продавал марихуану на районе,
в двадцать угонял машины... ну а когда вышел из тюрьмы, переквалифицировался
в медвежатника. Взаперти эту профессию изучил.
Скотт целый день сидит в зале, пьет цикоревый кофе (утром набирает заранее двенадцать бутылок) и общается. Не важно с кем, бы ли бы свободные уши. Вижу, нашел их в лице Санта Клауса. Сидят вдвоем за столиком, Скотт говорит, а тот молча кивает седой головой.

В час дня закрыли на пересчет. Скотт зашел в клетку, увидел что я не сплю
и тут же начал сетовать на то, что его медикаменты еще не прибыли. Он говорит громко, акцентируя и делая паузы, придавая сказанному необычайную важность. Он мог бы быть политиком с такой речью.
Сначала пожаловался, что вот уже неделю ждет свои лекарства, а это плохо для его здоровья и начал перечислять все препараты, двадцать семь видов, шестьдесят три пилюли. Я это уже слышал, но все равно удивился: «шестьдесят три»?! Скотт кивнул. Потом он рассказал, что начал пить пиво с восьмилетнего возраста. С первого глотка — понравилось!
Мне хотелось полежать и помолчать, но Скотт продолжал свои истории... Неудобно было попросить его заткнуться, я еще не знаю его так хорошо, чтобы фамильярничать, может он разъяренно кинется на меня, от зэков можно ожидать такое, поэтому я открыл книжку, давая понять, что хочу читать. Скотт, к этому времени добрался до рассказа о своем юношестве, когда его симпатии к пиву переросли в стойкую любовь: от двенадцати до восемнадцати бутылок пива в день! Трезвым, с восьмилетнего возраста, он не был, всегда под кайфом, всегда навеселе. Работал на стройке, зарабатывал хорошо, крыши стелил. Две-три бутылки пива он выпивал во время первого перерыва
в районе десяти утра, затем еще две-три бутылочки во время ланча с часу до двух, следующие две-три в четыре после обеда... остальные вечером в баре или дома перед теликом.
Первые проблемы со здоровьем появились в сорок два года, попал в аварию
на авто (не очень пьяный был), сместил несколько дисков. Начались таблетки. Сначала обезболивающее, морфин, потом уколы кортизона в спину. Здоровье ухудшалось. Последовало два инфаркта, под воздействием алкоголя артерии стали узкие и ломкие, давление повысилось, сердце стало работать сверх нормы. Первая операция на сердце
в сорок семь лет, потом еще пять. Врачи повредили нервы, с тех пор живет с постоянной болью. Один час пролетел в драматических рассказах.
Одна из историй: когда ему было пятнадцать лет, он отыскал своего отца, которого никогда не видел. На радости воссоединения, они бухали всю ночь, общаясь
в родственном забвении. Утром отец пошел на кухню приготовить кофе, включил кофеварку, взял стеклянный сосуд, начал набирать воду из крана и медленно сполз
на пол... Умер у сына на руках. Тридцать семь лет, инфаркт. Только вчера Скотт нашел отца, а утром уже потерял. Так он за свои деньги его и похоронил. Шесть тысяч восемьсот долларов потратил, заработанные на стройке.
На этой кульминационной увертюре, замок в клетке зажужжал и двери с громким щелчком открылись. Перерыв окончен. Скотт, с мокрыми глазами, вышел в зал
и направился к столику, где его уже дожидался Санта Клаус.
После обеда Скотт притащил десять бутылок цикоревого кофе (это пять литров), плюс четыре кружки он выпил за столом. Я спросил, сколько ж он кофе пил
на воле? 120 кружек в день вместе с женой! Он выпивал 50 в день, а жена — 70! Вот

настоящие кофеманы. Пиво запретили пить после операции на сердце — перешел на кофе. Не по чашечке утром на веранде, а сто двадцать! Почему нет? Медицина бесплатная есть, они оба с женой на инвалидности, он из-за сердца, а жена просто очень жирная, государство позаботится, заплатит за мед услуги. Например, первая его операция
на сердце стоила восемьдесят три тысячи долларов. Государство оплатило. Остальные пять операций, в среднем, по 80 тысяч каждая, тоже налогоплательщики отстегнут. Установка металлических плат в груди — 43 тыщи.
Его посадили семь лет тому назад за распространение наркотиков. Одолжил близкому другу двадцать своих собственных таблеток «Oxicontin» (обезболивающее), а у другана был микрофон за пазухой... он всё записал, так как ему самому срок грозил за наркоту, и федералы обещали скосить, если он подставит Скотта.
Итак, Скотт дает корешу таблетки, провожает его до машины, тут налетает ФБР в масках... крики, паника, кидаются на Скотта (который кстати, недавно перенес открытую операцию на сердце), хватают его, швыряют грудью на капот... у него швы расходятся, он падает на землю в конвульсиях. На него в это время надевают наручники и еще десять федералов стоят с нацеленными в голову автоматами. От удара грудь разошлась, пластины согнулись, хлынула кровь, он потерял сознание. Жена примчалась, стала вопить, держать его грудь вместе, чтобы сердце не вывалилось. Его везут
в больницу, там еще операция и новые пластины. Старые он держит дома – сувениры, будет внукам дарить.
Несмотря на это, вижу — умиротворенный, выпил четыре кружки кофе и спать. А я только полчашки и бодрствую, смотрю в потолок, слушаю его храп и галдеж в зале.
Юрист сказал: завтра ехать на допрос. Это значит, подъем в три и целый день
в цепях. Надо бы поспать, но не могу. К тому же на боковой полке спать сложно. Она слегка под уклоном и ночью иногда кажется, что едешь в поезде и вот-вот свалишься. Плюс она узкая и прижата к стенке. Другие две полочки имеют проем сантиметров шесть- семь от стены, а тут впритык, спишь скрючившись и только на боку.
В четыре утра объявили по интеркому быть готовым к поездке, в пять отвели
в R&D. Это типа приемной, куда поступают заключенные. Там переодевают в оранжевую униформу и запирают в отдельную клетку с решетками со всех сторон, сидишь там как обезьяна.
Привели еще несколько негров. На всех надели кандалы и гуськом на выход. Когда цепи на ногах, сложно идти, передвижения только маленькими шажками. Один черный был на костылях, перекошенный весь, больной, шея в гипсе. Ему тоже цепи надели, он еле дополз до бусика, шел в три погибели. Кроме него, еще три негра были. Эти – молодые, здоровые, шумные, в тату и золотыми зубами. Мода такая в гетто, чтобы зубы от крэка
не портились.
Погрузили нас в каталажку, едем в Кливленд... Подъезжаем к федеральному зданию... одни железные ворота... вторые, третьи... заезжаем в железный бокс, врата

опускаются... Выходим... осторожно, цепи на ногах звенят, гуськом в боковую дверь... лицом к стене. Тут, нас передают местным копам... следуем по серому коридору в лифт, решеткой разделенным на две части... поднимаемся на 11-й этаж и — в отстойник.
Когда начали отпирать кандалы, прозвучало мое имя по рации. Одели обратно цепи и повели в маленькую комнатку, решеткой разделенной на две части. Железный стул вмонтированный в пол, и больше ничего. За решеткой, с той стороны, также пустое помещение, но там дверь деревянная и два кресла стоят — места для адвокатов.
Минут через пять пришел Мистер Ланелл, морально подготовить меня к допросу. Похоже, это единственный человек, который сейчас на моей стороне. Или так мне кажется.
— Говори им все как есть, так лучше будет, они уже и так все знают. Налоговые декларации фальшивые?
— Нет, ты что... Они разве не могут это проверить?
— Лучше сказать, что фальшивые... сознаться, так сказать... иначе придется идти в суд и тогда тебе дадут срок в два раза больше.
- Сказать им что мои налоговые декларации фальшивые? Хотя... это не так?... - Да.
У меня на лбу появился холодный пот.
— А если скажешь, что не виноват, то... я тебе уже говорил – государство
выигрывает девяносто семь процентов дел из ста... так что у тебя только три процента шанс. Будешь рисковать?
Пришли два федерала в черных костюмах, повели на допрос. По коридору, обратно в лифт, лицом к стене, спускаемся вниз в подвал, входим в помещение. Стол, два стула
с одной стороны, еще два напротив, видеокамеры на потолке. У двери две кнопки, одна — интерком; вторая, покрупнее и красная, для экстренных случаев, если пленник разбуянится.
Посадили на стул рядом с адвокатом. Напротив — прокурор, впервые увидел его сегодня улыбающимся. Двое в пиджаках уселись вдоль стены, оружие виднеется из под сюртуков. Коп сидящий передо мной, включил диктофон. Две папки, сантиметров
по десять толщиной появились на столе. Сбоку на них — мое имя.
Прокурор извлек блокнот и стал читать условия допроса. Запутанное легальное линго, понятное только юристам и долго сидящим зэкам. Вопросы звучали
в утвердительном склонении, то есть они уже констатировали совершенные мной преступления, мне лишь оставалось кивнуть в согласии. Допрос длился около четырех часов. Я сидел все это время в кандалах (на руках, ногах и на поясе), голова гудела, страшно хотелось пить.
Затем меня отвели обратно в автозек набитый шумными гангстерами. После федералов, эти люди с золотыми зубами и растатуированными лицами, казались мне родными братьями. Это была бандитская группировка... все в тату, включая лица, шеи, затылки... Боевая окраска, творчество... истории любви и ненависти, наколки матерей, детей, жен, друзей... много могильных плит с именами погибших родных и близких, капельки слезинок из черной туши на лицах... Когда подъезжали к тюрьме, они закричали: «Home! Home»! То есть... «вернулись домой»! И я был рад вернуться.

На следующий день адвокат приходил опять, принес обвинительное соглашение, прочитал мне пункт за пунктом, двадцать пять страниц, объяснил что не понимаю и сказал что надо подписывать срочно. Я подписал, он обещал в четверг в суд.
Обычно туда возят рано утром, даже если слушание назначено после обеда. Собирают несколько пленников, грузят в бус и везут в Кливленд. Я ждал, что объявят
в полночь о поездке, но объявления не было. Это ввело меня в панику, не мог спать всю ночь. Рано утром, спросил у охранников: «нет ли моего имени в списках поездок в суд?» Они сказали что «нет». Тем не менее, в семь тридцать, когда закрыли на пересчет, объявили в интерком быть готовым к восьми утра на выход.
Я быстренько оделся, взял удостоверение, четыре таблетки аспирина и беруши, чтобы защититься от галдежа по дороге. В полдевятого повели по пустому блестящему холлу в приемную, там переодевание в другую униформу и обыск.
В соседнюю комнату, что побольше, вновь привели банду из двадцати гангстеров, с которыми я давеча в суд ездил. Еще два часа ожидания и нас стали выводить по одному и наряжать в кандалы.
Это не типичные наручники, а настоящий цепной комплекс: железные браслеты на руках... от них тянется стальная цепь, соединяющаяся с оковами на поясе. Кандалы на ногах также связанны цепью, сантиметров сорок длинной, так чтобы можно было передвигаться только мелкими шажками.
Нас было двадцать два человека: уличная банда негров, и среди них двое белых... я и еще тип из Южной Африки. Поговорил с ним пока ждали в обезьяннике. Высокий, вежливый, лицо круглое, грустное, лоснится печалью. Зовут Зинк Масон Ля Вон. Обвиняем в финансовой афере, которая привела к убыткам для инвесторов, более сорока миллионов долларов.
В десять утра нас вывели на улицу, погрузили в два бусика и усадили на лавочки
в заднем зарешеченном отсеке. Передняя часть, что для охраны, разделена от нас двойной решеткой. Там сидели два амбала, вооруженные и в бронежилетах. Они хавали гамбургеры и курили всю дорогу.
Было тесно, затолкали по одиннадцать человек в бус, а некоторые толстые, размером с двое. Я сидел на передней лавочке, с тремя неграми. Предстояла трудная поездка. Два часа до Кливленда под непрестанный гетто базар, кандалы давящие
на запястья, живот стягивает тугая цепь, надвигается головная боль. Я потянулся было за таблетками, но рука скованная цепью не позволила дотянуться до кармана, очень хотелось пить. А это было только начало пути, впереди целый день в скрюченной позе.
Я начал незаметно делать дыхательные упражнения, другого выхода не было. Медленные вдохи и выдохи отвлекли от негатива, тесноты, боли в запястьях и давящих цепей... Я ехал и смотрел на виды проносящейся за окном свободы, которую раньше не замечал... Я думал, но мысли не грузили, не оседали глубоко, а легко проносились
в сознании и уплывали вместе с ритмичными выдохами... «Есть то, что есть — принимай это».

Подъехали к задней части федерального здания. Въезд в одни врата... вторые... в железный бокс. Выходим, ползем к двери... в холл... в лифт... мордой к стенке,
по четыре в ряд, на двенадцатый этаж... в отстойник. Двадцать гангстеров в одну большую клетку, меня с белым аферистом в другую.
В соседней камере гангстра галдит. Колоритные. Каждый из них мог бы быть рэпером, спортсменом, танцором, музыкантом... Статистика говорит: в тюрьмах США, в настоящий момент, сидят 2.3 миллиона человек. Из которых, около 60% негры. Как привезли их в кандалах и цепях триста лет тому назад из Африки, так и стараются эти цепи с них не снимать.
Сначала насильно привозили рабов в Америку, потом придумали «Американскую мечту» и уже «белые рабы» стали добровольно сюда рваться и добиваться этой обещанной «мечты». "Земля обетованная" — замануха для рабов. Почти все эмигранты (в первом поколении) в сущности — рабы.
«Американская мечта» — это всего лишь дешевая рабочая сила. Рынок рабов существовал в Африке еще до колонизации Нового Света. В 15-х — 16-х веках рабство стало большим бизнесом. Африканцы продавали друг друга в рабство. Сначала в Европу, потом через океан. Испанцы, португальцы, французы, англичане, покупали невольников на западном побережье Африки и кораблями высылали в Америку. Было импортировано от 10-ти до 20-ти млн рабов.
Поначалу колонизаторы пытались эксплуатировать местных индейцев, но те быстро умирали от непосильно тяжкого труда и от принесенных из Европы болезней,
от которых у них не было иммунитета. Тогда стали ввозить негров. Их скупали
от Сенегала до Анголы, перевозили в трюмах, по 500–600 на корабле. Во время вояжей, те обитали в малюсеньком пространстве около 60—70 см в ширь и столько же поперек. Их везли как товар, как ящики, как мешки. Тридцать процентов умирало в пути. Остальные работали от восьми до десяти лет на плантациях, прежде чем скончаться от тяжелой работы.
Еще час ожидания, и меня вывели из клетки и сопроводили по коридору в зал суда. Адвокат уже дожидался. Напротив сидели прокурор и федерал. Они улыбались и шутили. Дело выиграно ими, я подписываю обвинительное соглашение, по-другому быть и не могло. «United States vs Smirnoff»... кто выиграет?
В зале на стульях, сидели несколько зевак, рядом с подиумом — стенографист и секретарь. На стенке герб США, в окне виднелась спокойная гладь озера... «вот там бы мне быть сейчас...»
Юрист открыл обвинительное соглашение, двадцать пять страниц... я поставил свои инициалы на каждом листке и подписался в конце. Затем автографы поставили адвокат и прокурор.
Через минуту вошел судья, тот самый что отказал мне в апелляции о незаконном обыске и аресте. Все встали. Адвокат подвел меня к маленькой трибуне с микрофоном. Судья спросил для протокола мое полное имя, день рождения, гражданство, уточнил если я все понимаю, не пьян ли и не сумасшедший... Затем он стал читать обвинительное соглашение. Мне лишь следовало отвечать «Yes» после каждого вопроса. Зачитали все статьи, я подтвердил что виновен. Все это длилось не более получаса, я был на удивление спокоен.
Когда судья сказал: «от двадцати семи до тридцати трех месяцев заключения», то адвокат торжественно поглядел на меня и мы чуть было не обнялись. Еще каких-то пятнадцать или восемнадцать месяцев и свободен!
Затем меня отвели обратно в клетку. Кандалы больно давили на запястья, сильно хотелось пить, болела голова, но я пребывал в легкой эйфории, словно только что выиграл лотерею. Еще полтора года и свободен! Да это время я могу «отсидеть» стоя на голове!
Когда и все остальные вернулись из суда, нас гуськом повели на выход. Меня посадили спереди, вместе с четырьмя неграми, двое из которых были огромные
и занимали большую часть скамьи. Я присел на краешек и приготовился к двум часам дыхательных упражнений. Негры на передней скамье задремали, а те что сзади трепались все два часа путешествия. Когда подъезжали к тюрьме, зэки оживились и радостно заголосили: «Приезжаем домой! Домо-ой»! Да... это и мой дом. Скоро снимут кандалы, душ, отдых, суд позади. Еще четыре-пять месяцев в этом остроге и 15-го января в суд. Потом, ждать распределение в тюрьму.

Tweet