На майские, пили с мужиками пиво. Гришка всякий раз вздрагивал, когда под окнами проносились пацаны на воющих разбитых мопедах.
– Не любишь мотоциклы?
– Не люблю…– признался он.
– ???
– Еще в СССР было. Мне тогда лет десять, не больше. Родители стояли в очереди на «Жигули» и параллельно строили кооперативный гараж. А порядок был такой, – не обзавелся к моменту передачи тебе бокса машиной или мотоциклом – шиш, а не стойло. Вернут бабки, и катись.
Наша очередь на Жигуль была конечно ближе, чем на телефон, но сильно дальше, чем срок сдачи гаража – приходилось покупать мотоцикл.
Прижимистая матушка выделила смешную сумму – ей бы лишь поставить что в бокс, чтоб правление кооператива увидало, да бумаги были.
Но, батя грезил колёсами. Где-то занял ещё денег и взял подержанный бирюзовый «ИЖ Юпитер 4»: на ходу и с люлькой. Нам соврал, что уложился в сумму.
Как сейчас помню – во дворе раздался адский треск – то батя приехал на обновке. Поднялся в квартиру – сияет. Ну как же – первые колёса! А то все на великах на рыбалку хуярили. За лето так брыкалки прокачаешь – впору в балет.
– Осторожнее! – сказала мама, провожая нас на первую мотопрогулку.
– Не беспокойся, дорогая. – улыбался папа. – А лучше накрывай-ка стол, мы мигом. Машина как часы, движок поёт: та-та-та. И все за копейки.

Тем днем, он дал мне порулить, – а как иначе?! Умчались с ветерком за город, а там съехали с дороги в поля – рули не хочу.
Усадил меня перед собой – рулю. Пылища так и клубится.
– Зверь? – кричит батя.
– Зверь! – кричу в ответ.
– Завтра на рыбалку махнем, за сто километров. Нет, за двести! Ха-ха.
– Ура-а! – заорал я.
– Прум!– чихнул зверь – П-прум! – и… заглох. Стали слышны жаворонки и кузнечики.
Спустя полчаса реанимационных мероприятий, батя попросил: – Набери-ка лучше помидор, сынок. Крутишься под ногами…
По тому, как он зол, я понял – дела плохи, – подвел нас стальной конь. Встал как вкопанный аккурат у помидорного поля. Там сям краснели зрелые плоды.

Сорок минут я расхищал социалистическую собственность и сносил в люльку. Заполнил спелым овощем всё пространство в ногах.
А на небе меж тем собрались нешуточные тучи, дунул ветер, потемнело на глазах, и страшно прогремело совсем рядом. Вот-вот, и обрушится ливень.
Мы сели на корточки неподалеку от мотоцикла и накрылись попоной капризного скакуна – грязным брезентовым чехлом. Получилось вроде плащ-палатки. Застучали тяжелые капли.
– А почему не на мотоцикле? – спросил я. – На нем удобней.
– Дурья голова. А молния? – сказал батя, и достал сигарету. – Черт, спички на седле. Я мигом…

Едва па вылез из укрытия и сделал пару шагов, как с ужасающим грохотом и треском рухнул на меня. Я закричал и заплакал от ужаса.
Он достал меня из брезента: – Жив?! Слышишь?! Молния прямо в мотоцикл!
– Слышу.
Сгреб он меня, и прочь от проклятого боженькой агрегата – а ну еще в бензобак прилетит?
Мокнем поодаль, молчим, в себя приходим – не каждый день по тебе молнии работают.
Ливень закончился резко, как начался – подгоняемая ветром, стена дождя унеслась дальше. Проглянуло солнышко.
Мы подошли к трехколесной троянской скотине. Молния ебанула в люльку с помидорами – на носу дырища! Краска сгорела, помидоры вообще сдетонировали, угваздав весь мотоцикл красным. Казалось, мы разорвали кого-то в клочья на бешеной скорости…

Батя осмотрел, ощупал мотоцикл и застонал: – О-о, ебучая дрезина! Сеть сгорела. Ладно, надо толкать. Мать поди с ума сходит.
Толкать... Ливень превратил пыль в сало, размазанное на скользкой что лёд грунтовке.
Спустя полтора часа докатили до крутого взгорка, ведущего на асфальтовую ленту. Но, выкатить мотоцикл на дорогу не под силу – просто кисель! Да и выдохлись.
Мы столько оскальзывались и падали, что стали как негры, закатанные в целебные грязи Мацесты по договору о дружбе и сотрудничестве соц.стран. Видал я их там прошлым летом.
Батя вышел на дорогу и остановил буханку.
Водила оглядел простреленную, опаленную люльку, брызги «крови», нас, и предположил: – Что-то случилось?
Отец вздохнул и развел руками – ну что он мог объяснить…
– Ладно. – сказал буханщик. – Возьму на буксир, километр прокачу, а там мне налево, на скотобойню. Вам не тудой..?
Нам было прямо, – в город…
Меня шеф взял в кабину. Перед поворотом остановился, дал на прощанье сверток с бутербродами: – Всё что могу…– вздохнул он, и погладил меня по голове, как пропащего.
Я всхлипнул…
Отцепил он нас, и уехал.

Дорога вела к колхозам да деревням, разбросанным в округе, потому ехали всё грузовики да самосвалы. Им не до нас. А толкать далече – километров восемь.
– Нажмем, сынок. – попросил отец и налег на руль. – Вишь, опять гроза собирается…
Мол, еще прямое попадание, и нехуй будет в бокс поставить, предъявить правлению кооператива.
С грохотом пролетали грузовики. Разрываемый ими воздух, мотал меня как былинку. Батя беспрестанно оглядывался назад – как бы не сбили.
Упершись в люльку, едва перебираю кедами, как вдруг, отец с криком прыгнул ко мне, и мы покатились с дороги в бурьян.
И тут же: – Бабах! – «ИЖ Юпитер» пролетел над кюветом и с грохотом угодил в огородный ящик. В ту пору, огороды вдоль дорог были нормой, а инвентарь хранили в железных ящиках-гробах.
Бешеный ЗИЛ зацепил нашего ИЖа, мотающимся по дороге прицепом и даже не заметил! – уехал.

Подошли к останкам. ИЖ годился лишь встать у поста ГАИ, под табличкой «Они пили за рулем». Думаю, тут многие позабудут про рюмку. Или про мотоциклы…
Батя приуныл – судьба гаража повисла на волоске.

– Пошли… – сказал он, беря меня за руку. Ладонь его дрожала.
– А мотоцикл?
– Где ты видишь мотоцикл? Скорее мотокультиватор.
Жалкий ИЖ лежал вперемешку с тяпками, и сломанными лопатами. Люлька с помидорами отделилась сразу после старта, и улетела черт те куда.
– А каски? – говорю.
Два шлема вывалились из люльки, и белели в траве.
– Каски нас не спасут. Впрочем, возьми одну – мне на надгробье…
Это он конечно про маму. Справедливую, но безжалостную. Мне так стало жалко и папу, и мотоцикл, что я заплакал. Мы взялись за руки и пошли сдаваться…

Tweet