Здесь я вынужден несколько придержать повествование, дабы более подробно изложить автобиографические данные рядового Турсунбекова.


      И начнём с глубокой старины, когда эпос «Манас» был уже конечно известен прогрессивной киргизской общественности, и даже некая продвинутая часть эпикантусной 1 интеллигенции начала одевать трусы к обеду, не забывая есть плов при помощи ножа и вилки. В те сумрачные для национального киргизского самосознания дни, многие потомки хана Хубилая стремились стать несколько менее узкоглазыми, и даже для этого давали своим детям практически русские имена. Это только на первый взгляд дилетанта имя Эрэс нерусское. А по факту…
     

      По факту – дед рядового Турсунбекова, который в те далёкие послевоенные годы был просто Турсунбеком Бакеевым, проходил срочную службу в Советской армии в гвардейской части, в окружении не менее гвардейских миномётов. То есть он эти гвардейские миномёты видел конечно же, но приближаться к ним ему было запрещено под страхом мучительной  смерти, и по довольно вескому поводу, ибо был рядовой Турсунбек – полностью неготовым к исполнению сколько бы то ни было регулярных воинских обязанностей. Потому его не только что к гвардейским миномётам не подпускали – а вообще к любому оружию на всякий пожарный случай. Служил он при кухне, выносил помои, ухаживал за гвардейской живностью и считал что служба в армии – это такой вариант киргизского курорта. Кормят, поят, работа посильная, ещё и кино показывают на халяву и одежду бесплатно выдают. Одно слово – курорт.


      Но всё ж таки за три года службы он один раз видел (издалека правда), что такое соединенный бортовой залп батареи БМ-132 и это обстоятельство так глубоко поразило его киргизское воображение, что первого своего внука он назвал Эрэс. В честь боеприпаса к гвардейским миномётам. РС – реактивный снаряд. В просторечии ЭрЭс. Но в такие синтаксические дебри русского языка ум рядового Турсунбека был погрузится не в состоянии – потому имя внуку и записали так – Эрэс. Так появился на свет будущий рядовой внутренних войск -Турсунбеков Эрэс Юсупханович. Фамилия и имя от деда, отчество от отца.


      Неспособность выполнять простейшие солдатские обязанности была у рядового Эреса в крови. Сын бесконечных степей и потомственный погонщик овец, его вольнолюбивый дух просто не мог понять что такое Устав Боевой службы и для чего его, предварительно тщательно обув в постовой тулуп и завернув в валенки с калошами, норовят выставить ночью на мороз. Этого его киргизская ментальность просто не могла вместить, и потому он вел себя так же как и его великие предки в не менее великой степи. Он пел песни про то, что видел вокруг, ковырялся в носу и отправлял естественные надобности прямо и непосредственно во время несения боевой службы.


    Он засыпал стоя на посту, ни секунды не задумываясь, гадил со сторожевой вышки по большому и по малому – как только возникала нужда, нисколько не обращая внимания на мелькающие мимо поезда дальнего следования. Мог прийти в караулку, оставив автомат на посту – потому что ему стало скучно и чаю попить захотелось. Или сойти с поста и пойти ловить пилоткой (настоящей пилоткой, а не тем про что вы подумали) кузнечиковъ. А автомат… Какой автомат?!  Получая пиздюли от возмущенных сержантов и офицеров рядовой Эрэс искренне недоумевал – ЗА ЧТО?! 


    А некоторые пассажиры скорого поезда Владивосток–Москва откровенно охуевали, если вовремя выглянув в окно видели на вышке возле моста довольную физиономию киргизского воина, который выставив голую жопу за ограждение сторожевой вышки, с удовольствием гадил с высоты, одновременно в лицах исполняя очередную пестню собственного сочинения с примерным текстом:  «Поезд идет издалёка, он громко гудит как шайтан-арба, а я вижу его и совершенно не боюсь, потому что я солдат Кызыл-Орды и вот пою песню, и мне так хорошо, что я даже посрать присел». И всё это естественно на на чистейшем киргизском языке в переводе С.Маршака.


  Объяснить свободолюбивому сыну киргизских степей основные положения Устава внутренней и гарнизонной службы не представлялось возможным даже на его родном языке. Это просто никак не коррелировалось с его представлениями об окружающем мире и образом жизни потомка Чингиз-хана Закаспийского. Он считал что ему дурят голову какой-то хуйнёй. А пиздюли? Ну чо пиздюли… Бригадир овцеводов его плёткой хуячил за потерянную овцу, а тут всего лишь кулаком в морду. Даже как-то… Он ведь взрослый джигит – а его рукой, как какого-то малалетку… Абыдно, да!


    Да, на русском он конечно же мог говорить. Особенно у него получались универсальные ответы на все случаи жизни «Та», «Нэть» и «Низнаимь». Через год службы, какие-то представления о воинской дисциплине всё-таки начали проникать в его кочевую голову – и фразы стали звучать «Татошно!», «Никамунет!» и «Вапшэ пизьдесь».


    В отличае от Эллочки-людоедки ему не нужно было большего. И дураком он отнюдь не был. Просто он не считал нужным тратить лишнюю энергию своего киргизского организма на произнесение каких-то там букв. Зачем? Он и так этими тремя универсальными фразами просто превосходно обходился в повседневной армейской жизни. На все остальные случаи он издавал носогорловой звук, в виде арифметического среднего между всеми буквами русского, уйгурского, кыргыз-кайсацкого и тюркских алфавитов одновременно. Придавая этому звуку различную эмоциональную окраску – то философскую, то резко отрицательную, то лирически – разслабленную, он был способен передать любому постороннему человеку весь спектр своих чувств и мыслей. Повторить хотя б на уровне узнавания этот звук не получалось даже у опытного в таких делах тувинца-дембеля – свободно владеющего древним искусством горлового пения.


    Как оказалось горловым пением рядовой Реактивный Снаряд Юсупханович тоже владел, но не очень любил это дело, ибо его увлечением стало великое русское слово, но об этом дальше. Услышав в исполнении тувинского дембеля песню «Полёт орла над бескрайней тувинской степью» он издал настолько презрительный носогорловой звук, что тувинец аж поперхнулся орлом и так и не закончил рассказывать, как похожа Тува с высоты полета на маленькое вымя молодой кобылицы.


      В связи полной неспособностью рядового Турсунбекова осуществлять караульную, а так же гарнизонную, а так же все иные виды воинской службы, более того, в связи с потенциальной опасностью которую он представлял для окружающих, его – как до этого его деда, как и его отца (и скорей всего в будущем его сына) перевели от греха подальше в хоз.взвод – в просторечии хозбанду. Там он с увлечением доил корову Зорьку, мыл бока свиньям, нисколько не стесняясь Аллаха и всех его пророковъ, исполнял киргизские песни колосящимся по утру курам, косил коноплю в запретке, таскал воду и помои, и так же как и его дедушка искренне считал, что попал в киргизский Дом Отдыха имени Розы Рымбаевой.


    Для такого выдающегося еблана, каким являлся в представлениях сослуживцев, рядовой Турсунбеков даже клички подходящей не было. Он откликался на всевозможные имена и прозвища которые ему выдавались, с совершенно потрясающей степенью похуизма, и ни одна из кличек к нему не прилипла. Звали его кому как в голову прийдёт – и Свинопас и Жывотноёб, и Хуйня Кочевая и Мудень Косоглазый… Ему было глубоко наплевать. На все имена он откликался тем самым носогорловым звуком различной эмоциональной окраски. Ему было глубоко и сверху. Одно время ему нравилось, что интеллигентный связист называл его Синонимом Боеприпаса, но потом ему стало так же похуй и на это прозвище. Но ещё раз повторю – дураком рядовой Турсунбеков не был. У него даже было своё представление о прекрасном, просто его эстетика и менталитет соприкасались с реальностью срочной службы в армии на одном – очень коротком отрезке жизненного пути. И менять свою ментальность в угоду двум годам жизни? Зачем? Все великие предки и потомки рядового Эрэса просто не поняли бы такого пренебрежительного отношения к ним отношения. 


      С наступлением тепла, почти всё время он проводил в караулах, выкашивая, подкрашивая, подтаскивая, распиливая и при этом всегда жизнерадостно или грустно напевая.


      Но самым главным открытием у этого Киргизского Синонима Боеприпаса было простое русское слово «хуй». Как в свое время его дедушку поразили взрывы реактивных снарядов, так в душу Эрэса Турсунбекова запало это шибко ненормативное по фомату, но притом исконно русское по своему значению слово. Запало сразу и на всю глубину его кочевой души. Вот она сила Великого и Могучего!


      Так, как произносил слово Х У Й рядовой Турсунбеков, так не произносил его никто в мире. Его знаменитый носогорловой звук был жалкой черно-белой калькой с трехмерного оригинала, сияющего всеми оттенками спектра. Произнося слово Х У Й – он вкладывал в это слово всю свою киргизскую душу и даже частично души своих ещё не родившихся потомковъ. Птицы замирали в небесной вышине, степной орёл паривший над бескрайними просторами Дешт-и-Кипчак3 спускался из поднебесья поближе к земле, землеройки переставали копать свои норы, а рыбы в глубине рек досрочно нерестились слыша это волшебное слово.
     

        В карауле, в котором в данный момент пребывал Косоглазый Снаряд, была даже такая традиция. Например, теплым майским вечером,  перед сменой часовых, заступающие на пост,  во главе с нач.каром и ПМК4 сидела в караульном дворике за столом и наливалась крепчайшим, свежезаваренным чёрным байховым чаем № 36, производства Иркутской фабрики резинотехнических изделий5. С конфетами «Дунькина радость», что по 90 коп/кг. И вот, когда последний глоток чая допит, рядовой состав закуривал папиросы «Беломор», а сержантский блатные сигареты «Стрела», производства Моршанской махорочно-чаеразвесочной5 фабрики, после того, как последний шёпот «дай прикурить!» замолкал в тишине угасающего дальневосточного дня… Вот именно тогда старший по званию и сроку службы сержант говорил
    – Давай кыргыз, делай вещи!


    И рядовой Турсунбековъ делал. С легкой улыбкой степного философа на лице, он доставал свою свежезабитую волшебную папиросу, закуривал, делал глубокую затяжку и вместе с выпущенным дымом в окружающее пространство выливалось слово Х У Й…


      Это был поистине магический момент! Лучи заходящего солнца слегка подсвечивают бока словесно-ментальной конструкции, с горящим знаком качества на торце. Смолк вечерний концерт в исполнении сверчков, лягушек и цикадъ.  А слово Х У Й, играя на гранях изумрудным и бриллиантовым блеском, переливаясь инфракрасно - ультрафиолетовыми оттенками, издавая еле-еле слышную ностальгическую мелодию из фильма Эммануэль (исполняет заслуженный артист Французской СССР – Джо Дассен) уплывает по направлению к реке Китайская Дыра…


    Суровые дембеля украдкой смахивают скупую мужскую слезу, бойцы ранних сроков службы вздыхают по утраченной вместе с присягой юностью… И даже суровый майор Долбоёбов увидав однажды это лингвистически - филологическое шоу, замолк на произнесении слова «Поебень», снял свою фуражку, в которой он по слухам спал, сралъ и исполнял супружеский долг, вытер подвернувшейся под руку портянкой свою блестящую лысину и уехал на заставу совершенно потрясенный. Несение службы часовыми так и не было проверено, жена не дождавшись от майора объяснений ушла ночевать к замполиту. А майор Долбоёбов, в совершенном смятении чувств напился перед зеркалом в комнате отдыха заставы, вспоминая, кто же и когда его, тогда еще совсем юного допризывника Долбоёбова впервые в жизни послал нахуй…

    А в это время, незамеченное средствами как советского, так и китайского ПВО, слово Х У Й, развиваясь на ветру и истончаясь от пронизывающей наш мир энтропии, уплывало в сторону советско-китайской границы…
           
Конец второй части.

Примечания аффтора

1. Эпикантус - особая складка у внутреннего угла глаза, в большей или меньшей степени прикрывающая слёзный бугорок. Эпикантус является продолжением складки верхнего века. Собственно эпикантус и делает глаза узкоглазыми.
2.БМ-13  - легендарная «Катюша»
3.. Дешт-и-Кипчак – Великая Степь – она же Степь Половецкая – в арабских исторических источниках так называется степь от верховьев Сырдарьи до устья Дуная.
4. ПМК – помощник начальника караула. В частях внутренних войск по охране железнодорожных объектов и нач.кар. и ПМК – обычно сержанты. Офицеры, по причине своей малочисленности – обычно дежурят на заставе в качестве активного резерва.
5. Это конечно же шутка. Иркутская фабрика была чаеразвесочной, а Моршанская табачно-махорочной. И даже ПО «Дебилтабак» называлось правильно «Тбилтабак» - хотя производило конечно же продукцию, даже по советским меркам редкой степени гадостности. Хуже продукции «Дебилтабак» были только корейские и индийские сигареты.

Tweet