Зима 1997-1998-го выдалась в Хакасии весьма холодной.
Я на тот момент уже устал от водки, мой организм говорил мне - стоп, всё, хватит, завязывай!
И я завязал. Взялся за ум.
Я взялся готовиться с третьему туру поступления в ХГУ - на физмат, на программера, а за плечами, на мои 18 лет, у меня уже были преподавательская работа по общешкольному курсу ИВТ в течение трёх лет - из-за чего я перестал любить это дело, лето работы трактористом на большом тракторе Т-150К - что отбило у меня всякую охоту идти в трактористы, и море раздолбайского прожигания жизни в карточных играх, не на деньги, но и немного на деньги, чуть-чуть - это навсегда отбило во мне игровой азарт. Причём информатику я преподавал всей школе, сам там же учась параллельно - со своих девятого по одиннадцатый класс. Я напрочь разлюбил преподавание - но всё равно, угодил в список лучших ста учеников школы за всю её историю.

А вот мои послешкольные годы сопровождались, практически, диалектическим дуализмом: летом я пытался поступить, но после того, как очередной раз пролетал, ибо мои предки не могли мне купить место в институте - я шёл работать. Так как я работал - приходилось и пить. Так как я вращался в такой компании, что просто ух - пили много. Впрочем - это были 90-е, тогда пили многие. Даже приснопамятный и пресловутый ныне Сирожа Михалок из группы "Ляпис Трубецкой", очень метко описал то время словами:

Спирт "Рояль" - анабиоз
Вырвал из жизни лет семь или восемь,
Многих друзей пустил под откос -
А я всё верил, кончится осень!
Радуга в небе, новое время,
Новые ангелы, новые черти.
Слава Богу, я не в системе -
Я не на том, я на этом свете!

Как говорится, ни убавить ни прибавить. Молодёжь не отставала; половины моих собутыльников тех лет уже нет с нами - если не трёх четвертей их.
Но градообразующее, если так можно сказать о селе, предприятие - совхоз "Аскизский Племенной" - хоть и начал уже сбавлять ход - но ещё даже не кренился.
Собственно, я хотел обрисовать антураж, для большей описательности, и настроение. И всё это зимой...
На дворе был декабрь 1997 года.

Я сидел вечером дома и мастерил модель американского "трака" Peterbilt-379 с фурой, в масштабе 1:20 - это довольно большая штука. Моделизмом я увлекался с младых ногтей, и до некоторого возраста, пока не начал работать с машинами каждый день на работе. Я уже наводил внешний лоск - подкрашивал-подмазывал, и всё такое. За бортом было знатно за тридцать, я уже управился с хозяйством, печь протопил и даже поужинал, семья ждала возвращения отца - он трудился на молоковозе. В описываемое время, он должен был везти три тонны молока в город Абакан, на молокозавод - но внезапно домой зашёл батя и упавшим голосом сообщил, что у него застучал на молоковозе мотор, что он спешно завёл другой молоковоз и уже на нём везёт молоко в Абакан - а мне предписывается оперативно сейчас же нестись в автогараж, где с моим сродным братом Серёгой и друзьями, кого сможем отмобилизовать, выдернуть дохлый движок и притащить со склада (предварительно вызвав тётку-складовщицу) живой - а он ночью с другой командой его также оперативно вкукожит на место, чтоб с утра уехать за молоком - либо поедет другой на его машине, а он отправится спать. Молоковозы тогда почему-то умирали часто, не успевали их реанимировать, так что, задача была знакома. Я тогда не работал в совхозе, но отцу помогал всегда; именно наличие опыта и навыков впоследствии и определило мой выбор профессии автоэлектрика. Но едем далее.
Я собрался, пришёл брательник Серёжа, мы зацепили ещё кой-кого, и пошли в автогараж, где, в промёрзшем напрочь боксе, стоял обледенелый молоковоз на шасси ГАЗ-53.
Так как было очень холодно - да и бетонный бокс без отопления (разморозили) не способствует здоровью - я насквозь промёрз, да так, что застудил голову.

Молоковоз мы раскидали, движок притащили - то есть, поставленную перед нами задачу мы таки выполнили, несмотря ни на что. А я - заболел. Парняги-то мои немного догонялись водочкой и закуской - а я не мог даже видеть на тот момент алкашку и закуску - я не зря в начале написал про включенный у меня "стоп".
И всё б ничего - подумаешь, повалялся дома с температурой, почихал-покашлял да похрипел - с кем не бывает!? И не такое переживали - прорвёмся!
Да вот только моя "хроника" с детства - слух, стал знакомо падать. Пошёл в больницу, там сказали - двухсторонний отит, да ты и сам знаешь, что делать, лечись!
Я взялся лечиться: имеющиеся у меня и названные врачом лекарства, процедуры...
Не помогало.

С отца всё-таки удержали стоимость тех трёх тонн молока: он привёз молоко в недезинфицированной бочке, его хоть и взяли - но в совхоз ушла "малява". Это не позволило на описываемое время иметь мне возможность ехать куда-то: в семье не было денег, решили немного подождать зарплаты.
Это привело к полной потере слуха и началу "сдвигов по фазе": как впоследствии оказалось - опухоль обоих внутренних ушей стала давить на мозг. Мать в панике заняла где-то денег и вывезла меня в райцентр, в поликлинику, откуда меня привычно и узнаваемо заслали с пометкой в бумажке "Cito!" в Абакан; в регионе считалось, что лучше "абаканской республиканки", только госпиталь в Красноярске.

А между тем, вот-вот должен был наступить новый, 1998-й год.

Там меня стали мурыжить, не хотели класть стационарно под предлогом отсутствия местов, но обещали место много позже. Заслали в городскую, посоветовали пилить туда после наступления нового года. И он настал.
Примерно восьмого числа, поехали мы в республиканку, оттуда с направлением в городскую, а из городской меня отфутболили... в военкомат!
В республиканском военкомате меня принял доктор - на его двери была табличка, что сообщала нам о том, что за дверью находится главный врач республиканской приёмной комиссии, Иванов Василий Георгиевич. Как только мы зашли - он изменился в лице, посмотрел на меня - и стал звонить по телефону. Я тогда не знал, что именно он рулил и ЛОР-отделением в республиканке.
Но, тем не менее, тут же мы с матерью отправились именно в республиканскую больницу, где меня тут же положили стационарно и лихорадочно стали готовить к операции.
На следующий же день меня прооперировали.
Как сейчас помню - пришли мы в операционную, я уже с обритой вокруг ушей головой, меня укололи промедолом и меня штырит как зайца, но при виде операционного стола я стал трезветь. Я лёг на стол, мне поставили капельницу и открыли крантик на ней - а потом одели маску, и я отключился.


Проснулся на следующий день, утром. Удивился тому, что слышу - Я СЛЫШУ!!!
И голова болит. Пытаюсь открыть глаза, и даже открыл их - нифига не вижу. Лежу молча, пытаясь сообразить, кто я и где я.
Сообразил - у меня замотана бинтом голова справа, включая, почему-то, и правый глаз, а левый глаз просто смотрит в подушку. Потому и не видно нифига.
Ага, с этим разобрались. Так, что со слуховыми ощущениями?
Неясный шум; очевидно, я не до конца в сознании. Голова вращается как антенная решётка локатора, по ощущениям. Ощущаю себя пьяным.
Но вот слух стал проясняться; рядом кто-то вполне внятно и отчётливо разговаривал по-английски, и английский весьма недурён.
Пытаюсь говорить - не выходит, во рту засуха. Кое-как выделив слюней, решил попросить попить - пить хочется ну просто зверски. Ага, по-русски не говорит никто - значит, будем розмовлять английскою. Говорю:  - "Hello, somebody can give me a little bit of water? I guess, I woke up and I want to drink like a horse"
Слышу: речь заткнулась. Повторяю свою речугу, кто-то спросил по-русски: "Нихренассе, чо он хочет?"
Голос с английским говорит, по-русски: "охренеть, он пить просит".
Кто то затопал и послышалось "щас вон Наташку позову, она разберётся, она же врач".

Я же подумал - ура, по-русски тоже можно, круть. Мне на тот момент было простительно, думал  на заднем плане сознания некий внутренний я, я ещё в себя не пришёл, ничего страшного, а некий я на переднем плане сознания подумал, что он чего-то отмазы лепит, этот внутренний я, с чего бы это? Он что-то знает или что?

Далее голоса стали переговариваться - мол, на каком языке он говорил? Отвечают - раз лётчик Димка понял - скорее всего, на английском.
Далее, мол, а чо он на чужом языке базарит, он же тока одыбался? Отвечают - наверное, шпиён, или разведчик.
Снова первый оппонент - данунах, чо ему тут ловить, и чо он вчера молчал даже на анализах? Второй ему - вот видишь, сегодня и узнали, почему! Шпиён, как пить дать шпиён!

Пытаюсь ответить, что я не шпиён, но во рту всё связалось окончательно, и глотка пересохла: получаются лишь неясные хрипы.
Пришла медсестра - узнал по походке, меня не обманешь насчёт них - и спросила - ты что, шпион?
Пытаюсь ответить интонационно, что нет, она даёт мне воды буквально в ложке столовой чуууть-чуть, что позволило мне заговорить-таки снова - спасибо, стало легче, но мне хреново.
Сестра повернула мне голову мордой лица вверх, и я тут же уснул.

А потом я проснулся.
О-о-о-о, это была пытка!
Болела каждая клеточка в организме, как мне показалось!
Местные в палате, объяснили мне, что отходняки от наркоза. Посоветовали позвать сестру и пожаловаться, но я стоически придумал перетерпеть это.
И стал терпеть.
Палата же взялась допытываться, а чего это я по-басурмански заговорил?
Я объсянил. Не помогло. Но отвяли.
Отлёживаюсь.
На следующий день, навестить меня пришли одноклассник Колька и брательник Витька, что тоже одноклассник мой. С порога обозвали меня Джоном, справились о здоровье. Говорю, что поправляюсь.
Палата смотрит на меня с нескрываемым подозрением - восемь взрослых мужиков!
Перебивают меня, спрашивая у моих корешей - а чой-та вы его Джоном материте? Он чо, засланный или приехал в детстве "оттуда"? Как у него родителей зовут?
Колька говорит - да вы чо, это же Димка, он вундеркинд, его Джоном Ворнером прозвали на английском языке в пятом классе! Он тогда отличился при чтении по ролям, и его так и окрестили!
А сам он природный русак (знал бы Колька о коктейле народов СССР в моих жилах!), мол.
Тут и доктор подошел, вышеупомянутый Василий Георгиевич, и, как человек военный, спросил напрямик - почему ты заговорил по-английски?
Рассказали и ему. Я пообещал познакомить его с моей учительницей английского, и что я не прохиндей. Мои кореша засобирались и оставили традиционные гостинцы.
Доктор с этим вопросом отстал, дальнейшее с ним общение было сугубо медицинского характера.

Чуть позже в мою палату попал ещё один крендель из моих палестин, и он развеял все подозрения относительно моей персоны: "Да вы что, это же Димка, я его знаю, у нас в деревне только два настоящих алкаша - его дед да я".

Далее было много всякого, смешного и не очень, но об этом - как-нибудь в другой раз.
©John Warner

Tweet