Начало здесь:
http://udaff.com/read/creo/133816/
http://udaff.com/read/creo/133836/

Часть 3

*  *  *

Первая смятая бумажка, развернутая бывшим опером, привела к удаче. Это был протокол об административном правонарушении, составленный сотрудником ГИБДД. Он узнал её имя, фамилию, отчество, номер и марку автомобиля, номер телефона, место работы, и то, что она иногда не пристегивается ремнем безопасности. И адрес, конечно, адрес! Она жила на соседней улице в ближайшей многоэтажке.

Если бы он не ограничился протоколом, а разобрал и дочитал всё до конца, до последней бумажечки, то врятли находился бы в такой эйфории… Но он не дочитал.
Оставив неизученными остальные документы, он кинулся в дом – компьютер, интернет, соцсети и…
- Вот она, вот она, зайка моя…
С фотографий смотрела на него тридцати-с-лишним-летняя симпотяжка с большой «бразильской» задницей и сисяндрами неприличного размера. Она была даже лучше, чем он мог себе представить.

Пересматривая её фото, размещённые в одной из популярных социальных сетей, Василий получал эстетическое удовольствие. Вот она отдыхает на пляже, вот в ресторане в компании подруг, вот опять на пляже, вот опять в ресторане. Вот целуется с котейкой, вот, сделав губки бантиком, изображает чаровницу, вот губки бантиком с другого ракурса, вот опять пляж и так по кругу…
Чисто в плане физиологии он был очарован, как герой песни «Жопа» рок-группы «Ленинград».
- «…у неё такая жопа! у неё такая жопа!! у неё такая жопа!!! в общем, я её люблю… ту-ту ту-ту туру-туру ту-ту ту-ту туру-туру…», - напевал, ошеломленный красотой пятой точки, Василий.

Смущать Василия начало однообразие фотографий. Нет, сами фото были разные, пейзажи, помещения и даже страны на них, тоже. Повторялся сюжет – кабак, пляж, губки-бабочки, котейка и… на этом разнообразие заканчивалось. Это не то, чтобы раздражало, но заставило его задуматься и начать внимательное изучение её статусов, каментов,  лайков,  созданных тем и репостов.
Через несколько минут анализа её странички в соцсети разочарованию Васи не было предела, - какая-то тупая пизда, - озвучил он безутешный диагноз.

Он почувствовал себя героем бородатого анекдота - ёжиком, слезающим с кактуса и застегивающим ширинку, - Ну надо же так ошибиться, - сокрушался Василий.
Образ, который он нарисовал в своём воображении, совершенно не соответствовал фактическому облику этой твари. Перед ним была знакомая до боли, до тошноты, «потреблядь обыкновенная».

Этот вид женщин он знал досконально. Построить с ними семью было невозможно. Тысячелетняя мантра – «в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас» являлась для них смешной, глупенькой присказкой. Как только на горизонте появлялась бедность или, не дай бог, болезнь, они не задумываясь, сбрасывали балласт с Боливара. Без каких либо угрызений совести. Да что там бедность и болезнь, они предавали просто ради перспективы большего комфорта и удовольствия.

- Если эта тварь дала в задницу, то явно не из жертвенности натуры, а только потому, что она любит это грязное и вонючее дело, - переполнили Васю чувством брезгливости воспоминания про Инь и Янь.
- Ну, свинья, если ты знала, что в очко жахаться будешь, ты бы хоть проклизмилась предварительно, - не было предела его возмущенью.

Эйфорию, в которой находился Вася несколько минут назад, как рукой сняло. Из романтического дурочка, очарованного бразильскими булками, он опять превратился в циничного опера. Он вернулся к мусорной куче, и, для отчистки профессиональной совести и завершения последних штрихов портрета, продолжил изучение вещдоков. В ворохе бумажек, кроме чеков от ККМ, он разглядел какие-то медицинские документы.
- Охуеть! – разобравшись в справках, изумился Василий. Эта тварь перед романтической встречей обследовалась в вендиспансере, и результаты обследования выбросила в мусорное ведро. А результаты были неутешительные. Насколько ему позволило знание латыни, он понял, что из огромного перечня слово «отрицательно» стояло напротив гонореи, сифилиса и СПИДа. Всё остальное «положительно» присутствовало.  Всевозможные хломидии и кандиды переполняли её влагалище, как ветхозаветная живность Ноев ковчег.
- Богатству фауны, расплодившейся в её пизде, может позавидовать зоопарк средней руки,  - констатировал Василий с некоторым оттенком зависти - в его городе не было даже плохинького зоопарка. Ржавая клетка с замордованным медведем в армянском кафе была не в счёт.
- А ведь я целовал её в своих фантазиях, - вспомнил свой прокол Вася и начал блевать. Непрофессионально – что поделаешь?! Зато амплитудно и изнурительно долго - до желудочных судорог и желчи.

*  *  *

Весь день на работе Вася провёл в размышлениях. Он ковырялся в самом себе и воспоминаниях о прожитой жизни также усердно и тщательно, как утром в мусорном пакете. Прожитая жизнь смердела почище мусора. И на этот смрад, настырно, как мухи на навозную лепёшку, слетались в голову Васи мысли о потреблядях.

Он ненавидел их всеми фибрами своей яростной души. Больше украинских фашистов. Хотя, казалось бы, ну куда больше?! Те иуды просто предали нацию, отреклись от собственной русскости. Потребляди же были предателями общей идеи. Предателями любой идеи, объединяющей общество. Независимо от того, что это за идея - идея коммунизма, на которой держался Советский Союз или идея православия, бывшая стержнем Российской империи. Уничтожая великие идеи, они разрушали великие империи. И поэтому они были страшнее любых фашистов. Вася был уверен, что и Римскую империю уничтожили именно они – потребители. Варвары пришли уже на руины.
Разве варвары-коммунисты смогли бы разрушить Российскую империю без помощи потребителей?! Разве великий и могучий Советский союз рухнул, как карточный домик, под натиском варваров-либералов?! Нет. Советский Союз, который стёр в порошок фашистскую Германию, оказался бессилен против скверны потребительства. Герб СССР был втоптан в грязь потребителями ради «окорочков Буша», также как когда-то были «сброшены орлы ради бройлерных куриц».

- Кто они? Кто они такие, люди-потребители? – задавался вопросом Василий.
- Потребители, это не люди, - отвечал он сам себе, - Это лушпайки. Внешняя оболочка без внутреннего содержания. Шелуха, в которой нет никакого смысла. Отбросы. Шлак. Орешки без ядра. Фантики без конфет. Только внешне, это были люди, только внешне, мужчины и женщины, фактически - лушпайки.

Они существовали с давних времен. Идейные коммуняки клеймили их позорным словом «мещане». Коммунисты ненавидели мещанство, видимо предчувствуя, что именно они – потребители, вобьют осиновый кол в лучезарную идею построения рая на земле.
«Их бог чрево, их слава в сраме, они мыслят о земном», - задолго до коммунистов обличал их апостол Павел. «Их конец – погибель», - грозил он. Но лушпайки не верили в Бога и мучений ада не боялись.

То, что Павел пророчит им погибель не только в мире загробном, они не допускали. Ведь первое, о чем они заботились, было самосохранение. Ничего дороже собственной жизни для них небыло. Единственная их цель - удовольствие и комфорт. Удовольствие и комфорт и ничего более. Ах, да - и деньги - деньги, как гарант комфорта и удовольствия. Это вбивали им в голову с молодых ногтей, это впитывали они с молоком матери – удовольствие и комфорт, вот ради чего стоит жить.

То, что идея потребительства лжива и не только не гарантирует сохранение жизни, но является путем к самоуничтожению, представить они не могли.
- Пусть все умрут, а я выживу, - всегда надеялась лушпайка. Но выжить в одиночку невозможно. И, создавая конкретному индивидууму иллюзию возможности сохранения жизни, идея потребительства гарантированно уничтожала все общество потребителей в целом.
Но они никогда этого не понимали. Когда мерилом всего на свете для человека становится удовольствие и комфорт, человек теряет разум.

Объяснить потребителю-мужчине, что он должен служить в армии ради самосохранения невозможно. Ведь никакого удовольствия и комфорта там нет. А зрелости мозга, чтобы представить, что будет, если каждый мужчины откажется от службы, ему не хватает. Он не может представить себе, что если придут «чужие», они будут убивать именно его. Его то, за что?!!! А убивать они будут именно его, потому, что они будут убивать всех без исключения.

До определенного времени Вася и сам был таким. Он вспомнил, как в юности со своей бабушкой смеялся над дедом-фронтовиком. Мало того, что тот рванул на фронт добровольцем, так он умудрился вернуться домой с осколком в спине.
Дед закрыл своим телом командира от разрыва мины.  Вместо того, чтобы прыгнуть в окоп, спрятаться, прижаться к земле, он встал и прикрыл собой командира. Он встал! И получил за это осколок в спину. Хорошо – жив остался.
- Простофиля, - злилась на деда бабушка.
- Дремучий лошара, - думал тогда про него Вася.
Дед объяснял свое сумасшествие собственным желанием выжить, собственной трусостью, по сути.
- Там, Васятка, ситуация такая была… Если бы командира убили, какой у меня был шанс выжить? – Никакого. Ни у меня, ни у всего батальона шанса не было бы.
- А так я выжил, потому, что он живой остался. И весь батальон выжил. Значит, я был прав. Жить я очень хотел, про смерть тогда и не думал совсем…

Человек осознанно идет на смерть потому, что хочет выжить, - когнитивный диссонанс от этой мысли прошел у Васи только после срочной службы в армии. Там он понял, о чём говорил дед. Осознать, что смерть командира в бою – гибель всего подразделения, это была первая половина дела. Вторая, более важная мысль была в том, что чтобы спасти себя, нужно встать навстречу опасности. Не прятаться, не бежать, не просить пощады, а встать.

Этому не сразу, но все-таки, научили чёрные. Вставать против них, было безумием. Тем более, когда к тебе лично они и не подходили пока. Они, как любые хищники, всегда вычисляли слабого и подходили к нему. Но, заметив со стороны «слабого» хоть каплю сопротивления чёрным, Вася вставал. Вставал всегда. Не потому, что лелеял надежду, что когда-то и за него кто-то встанет. А потому, что он точно знал, что за него не встанет никто и никогда. Логики вроде бы не было никакой. Но на самом деле, как и у деда, у Васи была своя логика.
Придут ли они за Васей? – да - сто процентов. Встанет ли кто-то за него? – нет – сто процентов.
- Так чего ждать, зачем упускать шанс? Ведь этот «слабый» сейчас волей-неволей прикроет мою спину, – рассуждал Вася и вставал…
- Бей волков!!! – сумасшедше орал от страха Вася, яростно махая кулаками…
Вася, как и его дедушка, был трус. Но в таких случаях неважно, кто ты есть на самом деле, важно, что о тебе думает противник. О Васе думали, что он псих, и трогать его боялись.

Армия заставила Васю задуматься. Там очень быстро снималась шелуха и выявлялась суть человека.
Моменты, когда ты должен встать, чувствуют все без исключения - встают не все. Встал – значит, мужчина, значит, человек. Все твои бицепсы и трицепсы, весь твой гонор и корявые понты ты можешь засунуть себе в жопу – ты не встал. Не встал – значит, грош тебе цена, ты пустышка, иллюзия мужчины и человека, - лушпайка…

- Прости меня, дед, я всё понял, - хотел сказать фронтовику Вася, но сказать не успел. Когда он пришел из армии деда уже небыло. Как Вася плакал на могиле деда, никто никогда не видел. Почему? – спросите вы. Потому, что мужчины не плачут…

*  *  *

Но потребители-мужчины, это меньшая из бед. У общества есть государство, у государства есть закон – началась война и, хочешь-не хочешь, выбор не велик, либо фронт и почетная смерть, либо трибунал и смерть позорная. Худо-бедно общество может защитить себя от мужчин-потребителей.

Вот с женщинами всё намного сложнее. Беда не в том, что они вышли из-под контроля мужчин, ужас в том, что они вышли из под контроля общества и государства. Собственный комфорт и удовольствие они поставили выше общественного блага. И государство не имеет на них рычагов воздействия. Общество требует от них только одного – рожать. Рожайте, или мы погибнем, - пытается достучаться до них государство. Но они не рожают. Потому, что на вопрос рождения детей они смотрят через призму комфорта и удовольствия. В родах нет удовольствия, дети лишают их жизнь комфорта.

Ребенок для них оправдывает себя только как рычаг закабаления мужчины – поставщика комфорта и удовольствия. Математика простая, оптимальный процент алиментов взыскивают с мужчины на одного ребенка - они рожают одного ребенка, начали выплачивать материнский капитал на второго – они рожают второго, перестанут платить алименты и материнский капитал, они вообще не будут рожать. Материнский инстинкт они заглушат котиками, собачками и попугайчиками. Они не будут рожать до тех пор, пока комфорт и удовольствие не будут зависеть от количества рождённых детей. Если сказать им, что деторождение, это не право, а их гражданский долг, они ничего не поймут. Они будут смеяться и улюлюкатью.
- Чья матка, тот и решает! – издевается над обществом логика потребительства.

Им невозможно объяснить, что страна находится в состоянии войны, просто в эпоху атомной энергии и ядерного оружия война принимает другие формы. Одно общество увеличивает количество своих членов по отношению к другому не только путём уничтожения чужих, но и рождением  и воспитанием своих. И вот тут самым актуальным оружием становится женщина со своим родильным аппаратом. Вот тут побеждает общество, которое не только мужчин заставляет насилием отдавать свои жизни во благо общества, но, что более важно, умеет заставить женщин рожать детей – новых членов общества. Во все времена и эпохи к женщинам относились бережно, не потому, что они были источником удовольствия, а потому, что они были оружием, инструментом, делающим общество многочисленней, а значит сильней.

Мудрые древние греки после очередной войны, под корень скосившей мужское поголовье, законом вводили многоженство. Временно, до исправления ситуации с демографией. Русские, находясь на дне демографической пропасти, продолжают делать бесплатные аборты.
- В атомный век нет оружия эффективней пизды, - рассуждал Василий.
- Пизда, это жерло пушки, рождение – выстрел, рождение близнецов – очередь по врагам. Если лушпайка на одного рождённого делает восемь абортов, то она работает на врагов. Она стреляет в спину своим.

Чёрные это понимают, они держат своих женщин в узде, и их женщины стреляют безотказно, как автомат Калашникова, у них есть многоженство, и у них есть великая объединяющая их идея – Ислам. Их дети наследуют мир.
Что будет с русскими? Их не будет совсем. Русских без идеи не бывает. Русских создала идея православия. Великими их сделал старец Филофей. «Москва – третий Рим, и четвёртому не бывать», - сформулировал он идею и мир содрогнулся. И, вооружённая этим тезисом, Святая Русь заняла шестую часть суши. Со смертью этой идеи вымрут русские. Они не просто потеряют государственность, как курды. Они растворятся, исчезнут с лица земли, как инки и ацтеки.

- Что могу я? Как Я могу изменить мир? Я и мир… какие несоразмерные вещи… - рассуждал Вася, - Что я могу? Ну, что я могу?…
Ответ был очевиден - ничего…
Не нужно быть Нострадамусом, чтобы понять и представить, что будет, когда на его землю придут «чужие», «чужие», как большинство, «чужие», как победители. Неважно, кто это будет, чёрные-муслимы или белокурые немцы, китайцы или англо-саксы. Василий вполне отчетливо представлял, как демонстративно они будут танцевать на его земле свои национальные танцы. Как назидательно они будут насиловать, грабить и убивать его потомков, просто за то, что они русские… потому, что русских мало… потому, что у русских нет объединяющей идеи… потому, что идея потребительства превратила русских в трусливых животных, думающих только о собственной шкуре…

И зубы Василия скрипели, - Что я могу? - снова и снова спрашивал себя Вася.
- Что могу я, песчинка, пылинка, малюсенькая частица этого мира? – ненавидя свою беспомощность, рассуждал он.
Ответ лежал на поверхности, - если, я частица мира, то весь мир состоит из таких, как я. Значит, я и есть этот мир. Мир это я. Значит, я могу всё… «Москва – третий Рим» - я сам в себе буду нести эту идею. Я буду рожать детей и вбивать эту идею в их мозг.
- Господи, только дай мне женщину, - просил со слезами Василий.
Но женщины у него на тот момент небыло. Лушпайки, ублажающие собственные задницы, заполоняли собой окружающее пространство.

*  *  *

Стоя на лестничной площадке многоэтажки Вася убедился в правильности номера квартиры и надавил на кнопку звонка. Дверь открыла до изжоги знакомая незнакомка.
- Шелудько Эвридика Степановна? – спросил Василий, точно зная ответ.
- Она самая, - кокетливо подтвердила Эвридика Степановна, подняв удивлённые бровки в ожидании сюрприза от  брутального незнакомца. Источая флюиды соблазнения, она уперла руку в талию, выгодно подчеркнув рисунок бедра и, как бы нечаянно, пару раз сделала губки бантиком.
- В жопу ебать не буду, не надейся, - сказал, как отрезал, Вася.
Ничего не понимающая Эвридика Степановна не успела додумать, - Вот тебе и «здрасте»! – как получила по морде целлофановым пакетом.
Пакет был хоть и мягкий, но увесистый, и она, потеряв равновесие, упала на свою бразильскую попку, и уселась под зеркалом, оперевшись спиной о стену прихожей. «До нЕльзя» удивлённая сюрпризом, Эвридика сидела, выпучив глаза и потеряв дар речи.
- Сор из избы выносить не нужно, - назидательно произнёс Вася и высыпал на голову беззащитной женщине содержимое пакета.
Глядя в зеркало, он поправил свою прическу, перекрестился и вышел.

Испуганная до жёлтой лужи на линолеуме, Эвридика Степановна дождалась, пока он спустится по лестнице и хлопнет подъездной дверью, и метнулась искать телефон, чтобы вызвать полицию…

*  *  *

На следующее утро Вася опять нашел на своём дворе пакет с мусором…
То, что пакеты таскает с помойки через дырку в заборе его собака, Вася понял только утром третьего дня…

Tweet