Пиво было хуевым. Пена от порошка “Ариэль” и разведенная моча. Притом, хорошо, если ослиная, а не узбечья. Сухарики отдавали мерзкой прогорклостью и гадостно прилипали к зубам – приходилось сковыривать.
Ветер, заблудившийся меж унылых серых девятиэтажек, с лихим посвистом бросал за шиворот абортированные капли недоношенного дождя.
Сплошная хуета и пидерсия в чистом виде. С другой стороны, если ты шесть дней в неделю работаешь на продуктовом складе, где по-русски говорит только начальник, а прочий личный состав для понимания надо пиздить... Все будет казаться хуевым. И город, и пиво, и вообще вся прошлая и будущая жизнь окрасятся подозрительно коричневым цветом. Густым, насыщенным и непередаваемо ароматным.
С третьей стороны, пиво действительно было гадким. Ослиную мочу, Мичман, конечно, ни разу не пробовал, но подозревал, что на вкус она - аккурат как «Ебалтика нумер сри». Один в один. Зато дешевое. И его было много – полный рюкзак стоял рядом. И ларьки местные бухло продавали круглосуточно.
- Блядь! - Задумавшись, Мичман не заметил, как сполз с трубы ограждения, на которой сидел, и чуть не упал на асфальт. Опыт пропить нельзя, а пробухать можно. На ногах устоял, зато бутылка из руки выскочила, и со звоном лопнула под ногами. Брызги, пена, осколки.
- Ебанная, нахуй, пиздота, блядь, и вообще, нахуй все заебало!
- Зато тебя в тюрьму не посадят!
Мичман бухал не в гордом одиночестве - рядом, на мокрой лавочке сидели двое. Импа и Ленуарий.
Импа – шклявый паренек, Мичману ровно по плечо. Они на соседних складах работали. Ленуарий – девушка Импы. Тоже мелкобздейка, но Импы раза так в полтора тяжелее. Эдакая полненькая блондинка с блядским взглядом. 
Мичман приблатненную шелупонь, обнюхавшуюся блатных хуев - никогда не любил и не понимал. Но когда ты один в чужой стране и в чужом городе, то схватишься за кого угодно. За любого, с кем можно ненапряжно наебашиться. Человек – тварь социальная. Эту истину Мичман понял хер знает сколько лет назад.
- Ну, блядь, Импа, кысмет такой у тебя. Любишь в людей железяками тыкать, люби и отвечать.
Мичман восточных слов нахватался из умных книжек и использовал частенько. Благо, по роже вполне мог сканать, что за дикого нохчу, что за какого-нибудь «белого туркмена».
У Импы на днях должен был быть суд.
Этот мелкий, которого Мичман, не напрягаясь, срубил бы щелчком, обвинялся в тяжких телесных. Многочисленных. С полгода назад, когда Импу не стукнуло еще восемнадцати, они с Ленкой зарулили в какой-то гадюшник. Там её помацали за толстую жопу. Девчонка радостно завизжала. А Импа вытащил из кармана нож, схватил второй со стола. И начал хватателя резать. Шестнадцать ножевых, все как в песне. Или в стихах. Мичман точно не помнил, но цифра все равно нравилась. Он вообще любил обстоятельный подход к смертоубийству. Конкретно это сорвалось, но задатки радовали. Шестнадцать ударов - не шубу в трусы заправлять, внушает уважение.
Клиент выжил, следствие закрутилось. Крутилось, крутилось, а тут и день рождения Импы. Здравствуй, жопа, Новый Год!
Перспектива заехать на зону лет на десять - статья 111, раздел 2, пункт з, вся хуйня - Мичман в русском УК не разбирался, но справки навел - Импу радовала мало. Можно сказать, вовсе не радовала. Вот он и пробухивал последние дни и деньги.
- Ну то понятно, но блин…
- В тюрьму тебе не хочется, хули тут, - Мичман сгреб кроссовкой битое стекло в сторону, открыл ножом следующие бутылки, передал молодежи. Те вцепились в пиво. Импа – как в спасательный круг. Ленуарий – как в мужской половой хуй. Каждому свое. Человек – тварь как социальная, так и разнообразная.

***

Мичман с трудом разлепил глаза. Под подушкой заходился в истерике телефон.
- Ну, блядь, кому не спится, нахуй... - с нехорошим ощущением приближающейся хуйни, спросил Мичман.
Из динамика раздавались вой и всхлипы, перемежаемые несвязными слогами.
- Блядь… - обреченно выдохнул Мичман. – Импу посадили, да?
В трубке завыли. Точно так же выли волки на польской границе. От них Мичман отбился, расстреляв полмагазина, но осадок остался.
- Ну, сочувствую, вся хуйня, - в подобных ситуациях Мичман терялся. Что на похоронах, что на свадьбах. Хуй его, что сказать. И молчать нельзя.
- Выходи, я под подъездом… Пожалуйста-пожалуйста! – неожиданно выдала Ленуарий длинно-осмысленную фразу.
- Блядь… щас, пять минут.
Мичман полюбовался видом за окном – темно, мерзко, гадко. Серое небо рубили струи серого дождя. Пиздатая погодка для прогулок. Заснеженный ельник и волки вспомнились даже с некоторой долей нежности. И автомата нет.
Ленка действительно ждала у подъезда. Зареванная, в соплях… Ну, хули тут другого ждать? Ситуация. Кысмет блядский.
Не успел Мичман выйти из подъезда, как девчонка повисла на нем, скуля и плача прямо в ухо.
- Хорош, блядь! Отставить рев! – рыкнул по привычке Мичман.
Ленка отпрыгнула. Командовать у Мичмана хорошо получалось всегда. Жаль, одна родина не оценила, а второй понаехавший сыночек и в хуй не тарахтел.
- Ну это…
- Что, «ну это»?
Мичман был с бодуна и нихера не выспамшись, через четыре часа ждал опостылевший блядский склад и коллеги-уебки. Охуенное состояние, чтобы успокаивать плачущих женщин, лучше не придумаешь. Мичман выглянул из-под козырька подъезда. Сверху не прекращало лить. Брызги залетали внутрь. Здесь - ни хуя не вариант бухать. Ладно, если короткими перебежками, то все получится…
- Так, слушай меня сюда, три раза повторять не буду.
Ленуарий сделала щенячье лицо.
- Ты сейчас пиздуешь в общагу, на свой подъезд, и ждешь меня там.
- А ты придешь?
- Нет, блядь! Тебя отправлю нахуй отсюда и досыпать пойду.
Именно этого хотелось больше всего. Но… Обзывая себя Маленьким блядо-Прынцем, Мичман поскакал по лужам к ближайшему ночному киоску, прикидывая, сколько с собой денег.

***

Ленуарий нажралась мгновенно и в говно. Мичман остался трезвым и почти хладнокровным. Сидел на нижней ступеньке подъезда и думал, что делать дальше. Ленку не осуждал. И нервы у девчонки шалят, и водкоизмещение не сравнимо, хоть в водку его пересчитывай, хоть в пиво.
- Ну вытащи его, его, вытащи…
- Совсем ты дура, блин?! Ты себя как это представляешь вообще?!
Пьяный хома сапинес интеллектом не блещет в принципе. А если это женщина, которую заклинило, то вообще, лютый пиздец.
Ленке взбрело в голову, что Мичман сможет организовать побег из СИЗО. С какого перепугу появилась такая идея, он понять не мог. Но переубедить не получалось.
- Не знааааю!
Мичман сплюнул, вздохнул и открыл очередную бутылку. На работу, похоже, идти придется прямо отсюда. Ладно. Хуй с ним, с тем выхлопом. Лучше посидеть лишний час. А то повесится еще.
Ленка вдруг швырнула недопитое пиво в темноту. Бутылка врезалась в стену подъезда и разлетелась.
- Не мусори, - скривился Мичман.
- Не буду! – Ленка вдруг грохнулась перед Мичманом на колени. Прямо на мокрый и грязный асфальт. – Дима, ты меня только выеби, и я мусорить больше не буду. Никогда-никогда! Ну пожалуйста-пожалуйста!
Мичман охуел.
Полдня назад её парень заехал на зону. На пять лет. Ну если амнистии не будет, мелкий же, могут пожалеть. И, блядь, такое?! Нет, бабам Мичман всегда нравился. Но, блядь, не настолько же?!
- Допилась?
- Нет, я серьезно!
Ленка жарко дохнула Мичману в ухо, цепко ухватилась сквозь штаны за член.
- Мне очень надо!
Член зашевелился, недвусмысленно намекая, что никто и не против.
Мичман снова охуел. Все вокруг радостно пизданулись.
- Ебанулась? – уточнил он. – Импа петушиный угол обживает, а ты на меня кидаешься?
- Мы ребенка хотели! – заревела Ленуарий в голос.
- А я тут причем?!
- У меня выкидыш был! А ты меня трахнешь, я забеременею!
- Блядь, - выдохнул Мичман, - нет, ты точно ебнулась!
- Димочка, ну пожалуйста!
Кое-как подняв девчонку с асфальта, Мичман посадил ее рядом на разложенный рюкзак. Обнял одной рукой.
- Ебанись, малая. Ты вообще это как себе представляешь?
- Ты в меня хуй засунешь! И кончишь! – радостно заявила Ленуарий.
- Нет, чисто технически-то, я процесс представляю, не маленький…
- Пошли наверх, - девчонка плотно прижалась горячим телом. Рукой уверенно захозяйничала в штанах, и Мичман осознал, что деваться по факту некуда. Придется ебать.
- Мы же пьяные в говно. Ребенок зеленый родится…
Жалкая попытка сопротивления не прошла. 

***

Мичмана оторвало от земли, вкинуло в лифт, подняло на восьмой этаж.
- Мы вот сюда вот, за мусоропровод, тут никто не ходит…
Ленка стягивала с себя джинсы, отчаянно извиваясь. Мичман стоял, прислонившись к холодному боку мусоропровода. Ебаться как-то расхотелось. Из щелястого окна отчаянно дуло. Ленкина жопа белым маяком светилась во тьме.
- Ну, ты чего? – обернулась девчонка, вставшая раком на брошенную на пол куртку. – Ты же обещал!
- Блядь…
Встав на колени, Мичман вынул член, пристроился.
Залупу больно уколол ежик волос на пизде. Половой энтузиазм пропал окончательно.
- Не, нахуй все это… Не стОит, и не стоИт. Перепил, походу.
Немыслимым образом извернувшись, Ленка взяла член в рот, начала яростно сосать, улыбаясь. Добившись результата, отстранилась, легла на спину, раскинула пошире ноги. Всё, не отмазаться. Хотя - а надо ли?! Пошло все нахуй! Мелкими шагами!
Мичман навалился, пальцами пошире раздвинул половые губы, попробовал втиснуться в сухую девчонку. Получилась какая-то хуйня. Точнее, вообще ничего не получилось. Пришлось поплевать на пальцы, приложиться, мазнуть по клитору.
Задышала, задергала жопой. Мичман вошел сразу и до конца. До самых, так сказать, ограничителей. Ленка задохнулась криком, вцепилась зубами в плечо.


- Дима, Димочка…
Мичман работал тазом, вгоняя по максимуму.
- Ой! Ой! Ой!..
Девчонка стонала как заведенная. Потом начала подвывать. Пришлось одной ладонью закрыть рот, а второй придерживать голову, чтобы не уебалась об стенку - они скользили по куртке, куртка скользила по полу…

***

Ленка лежала, блаженно улыбаясь в потолок, расписанный пятнами копоти. Забава дегенератов - лепишь спичку на потолок и поджигаешь, получаешь прикольный рисунок. Искусство современных кроманьонцев. Пещера Альтамира, нахуй.
- Где ты раньше был…
Мичман мысленно плюнул. Каждой женщине при рождении, кажется, выдали список обязательных вопросов. Вопрос о прошлом местоположении был одним из самых популярных.
- В Караганде, где же еще.
- Спасибо тебе, большое-большое…
В задницу от окна дуло пронзительно-холодным сквозняком, вымораживая остатки романтики.
- На здоровье, хули. Обращайся.
Ленка села, начала натягивать узкие джинсы.
- Тебя проводить?
- Не надо. Я ведь тут живу, у Имповских родителей, метров десять по коридору.
Мичман даже не охуел - успел привыкнуть. По коридору, так по коридору. Десять метров. Прелесть какая.

***

Все кончилось хорошо. 
Мичман уехал из того города. Ленка не забеременела, да и Импа с зоны дожидаться не стала. Мичман через пару лет случайно пересекся с ней в столичном метро. Выпили коньяка, посмеялись, вспомнили прошлое.
Потом Мичман даже как-то съездил к Ленке в общагу - она училась на русско-чешского переводчика и надо было помочь по линии международной дипломатии. В общаге Мичман пиздил негров-филологов, ругался на них страшными словами на немецком и английском и обещал превратить общагу в филиал Бельгийского Конго. 


Но это уже совсем другая история.

Tweet