Ивар лежал на вершине сопки, распластавшись на замшелом камне, чтобы его не было видно снизу на фоне тусклого летнего неба. Под ним вниз по склону сбегал лиственничный перелесок, опушенный поверху зарослями низкого стланика. За хвойными верхушками в бухте разлилось устье Безымянной. На косогоре за рекой чернело пожарище – ни единого сруба целого не осталось в Корче, ни в посаде, ни в остроге. Сверху было видно, как в подвальных ямах, заполненных вешней водой и очерченных обугленными останками венцов, плавают вздувшиеся мертвецы. Посреди выжженного посада нетронутой возвышалась лишь церковь-костница. Над Корчей кружило воронье, вороны сидели на тыне острога, вальяжно разгуливали по валам. Тревожные крики черных птиц были первым живым звуком, который Ивар услышал за последние три дня.
Все три дня, что он пробирался по узкой полосе сопок между северной хребтиной Пасти и стылым берегом моря, идти приходилось через вымершую тайгу. Не перекрикивались птицы, даже ветер с моря не приносил отголосков чаячьего плача. В зарослях не тявкали лисы. Ночью не хрустел буреломом медведь, и не выли волки, не продирался сквозь заросли лось. В редких речушках и ручьях не было рыбы, лишь раз Ивар наткнулся на заводь, полную мертвого хариуса. Все признаки того, чего он больше всего опасался.

Ивар отполз назад, к скале, под которой оставил свои пожитки: заплечный мешок со второй теплой кухлянкой да солониной, лук с колчаном стрел и короткое копьецо с широким наконечником. Кроме лука и копья из оружия у него был лишь длинный кривой засапожный нож. Кутаясь в плащ из собачьих шкур, Ивар споро собрался и огляделся. За Корчей Безымянная впадала в неспокойное холодное море. На запад, откуда пришел Ивар, берег уходил прямой как стрела линией, изрезанной мелкими бухточками. По берегу подобраться к Безымянной не удалось: сопки обрывались в море крутыми утесами, и идти пришлось через лес. Зато справа, за устьем, где берег забирал серпом на север, бледнела широкая полоса галечного пляжа, не подтапливаемого приливами. За спиной у Ивара дыбились нестройные ряды лесистых холмов, изрезанные распадками, а уже за сопками белели в хмурых облаках зубцы Пасти. Зимой пути через хребет не было, лишь весной на западе оттаивало узкое каменистое ущелье, по которому Челюсть можно было преодолеть за два дневных перехода и спуститься по морене к морю.
Собрав свой скарб, Ивар прошел по южному склону к маленькой пещерке, запримеченной им ранее. В пещере раньше была медвежья лежка – повсюду валялись иссушенные пласты мха и переломанные ветки, все в клочьях жесткой бурой шерсти. Из остатков медвежьей подстилки Ивар собрал костерок, постелил на землю плащ и забылся коротким рваным сном.
Проснулся продрогший. Костер давно прогорел, угли остыли, и в пещеру с туманом заползал холод. Ивар наскоро перекусил солониной, хлебнул из бурдюка остатки воды, набранной четыре дня назад на леднике в горах. Приторочил лук к мешку, колчан повесил на пояс и с копьецом в руках выбрался на вершину сопки. 

Летними ночами северное солнце не садилось полностью, и Ивар без труда находил путь по шатким валунам лысой вершины. Ниже, в перелеске, разлапистые лиственницы поглотили остатки света, и приходилось идти медленнее, вглядываясь в чащу перед собой, чтобы нога не угодила в переплетения корней или ямы, прятавшиеся под мшистыми камнями. Вскоре Ивар наткнулся на присыпанную рыжей хвоей медвежью тропку и по ней спустился к Безымянной. По берегу крадучись подобрался к перекату, по торчащим из воды из воды камням перебрался на другую сторону и оказался под размытым половодьями косогором. Бесшумно, на четвереньках взобрался наверх и вышел к околице Корчи. Между черными останками жилищ вилась узкая тропинка и выводила на пятак к костнице. Отсюда Ивар заметил отсветы огня в высоких витражах церкви и, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, направился к ней. Двери притвора были распахнуты, и Ивар прошел сквозь пропитанный елеем сумрак к алтарю, у которого в свете лампад на коленях стояла фигура в рясе. Шел, не таясь, постукивая древком копья по дощатому полу.
Все в храме было сложено из человеческих костей или обрамлено ими. Алтарь, иконостас, наличники, своды, скамьи, рамы образов, сам Избавитель, языки пламени, обволакивающие его – даже курящееся в руке служителя кадило было вырезано из человеческого черепа.

Tweet