Паша Гнидич искренне верил, что после смерти Бог обязательно спросит, почему он так мало говна продал. Ну и немного за страну переживал, в последнее время ею он торговал весьма успешно. Прирожденным продажником он стал как-то скоропостижно, в самом расцвете сил, не предупредив родственников и друзей. Пропал примерно на месяц, потерялся в ежедневной пустяковой суете, а потом как появился, как нарушил устои и дружеские связи, как бросил жену и прижитого ребенка, как пустился по тайдам и эйвану, так и не остановился до сих пор. Что за трагедия с ним произошла, какой тренинг по личностному росту ему пришлось пережить – никто не знает, но лично я его по-доброму презирал. Презирал за то, что несмотря на все гадости, которые мы друг другу сделали, он периодически появлялся у меня и говорил:
– Есть тема!
И погружал меня в дебри алкогольной психоделики и сетевого маркетинга. На мне он тренировался, я ничего не покупал, у меня не было денег и времени. Да и еще дефицит желания и душевных сил ощущался, не давая бросится в пасть товарно-денежных отношений. Чаще всего темы его прокатывали. Все же одного желания для успешной продажи говна мало, требуется особенный талант. Тут как со стихами – упорством ничего не добиться, а если сильно тужиться, то можно только обосраться. Однако запивал горе он не у меня. За что я презирал его отдельно. Продажу национальной идеи он тоже на мне тестировал. Пришел и сразу с козырей:
– Есть тема, иду волонтером, помогать буду, – вместе со словами ко мне долетел легкий флер перегара.
– Не твой же профиль? – удивился я и достал бутылку.
Это был самый конец жирного 2013 год и у меня ничего даже не тренькнуло. Жопа- орган, отвечающий за чувство тревоги, утонула в мягком кресле с кожаной обивкой.
– Ты не сечешь! Знаешь такое слово – «евромайдан»?
– О боже! – вырвалось у меня.
– Вот именно! Это же золотое дно!
– Паша, я тебя сто лет знаю. Ты не из таких же!
– Да ладно. Я пока на консервах. Первый этап.
– На чем?
– Люди консервы приносят.
– У нас кто-то что-то приносят на эту поебень? – искренне удивился я.
– Немного, – легко признался он. – Только нам троим и хватает. Пожрать. Но это так, только ступень, мне бы до счетов добраться…
Мы и не пили почти. Гнидич сосал стакан в сладких мечтах о каких-то заветных аккаунтах. Только перед самым дном вдруг вспомнил обо мне и начал рассказывать о светлом европейском будущем.
– Люди мерзнут ради нашего билета в Европу. Что ты можешь отсыпать им? От щедрот?
– Я?! Я в глубоком средневековье… Нет, даже в рабстве у собственных родственников. Только цепи. Принимаешь?
Гнидич только заржал и растворился в последующем круговороте судьбоносных, черт их побери, событий. Меня поболтало в этом историческом море, немного побило об цементные ступеньки, подушило вонючим дымом и выбросило, в конце концов, следующим летом на скамейку небольшого парка во дворе Слободской больницы. Тут-то я и встретил Пашу в служебной вышиванки и черной папочкой а-ля поздний партактив.
– Как тема? – прохрипел я, приветливо помахав палочкой.
– Я в струе. В самой ее серединке! – похвастался он и демонстративно достал какую-то крутую мобилку.
Жалко, что в технике я ничего не понимаю, и лопата в его руке к катарсису не привела. Гораздо серьезней в его успехе меня убедило добавление в его привычный перегар благородного цветочного аромата. Вылить на себя полсклянки чего-либо душистого не мог позволить себе ни один мой знакомый.
– Отлично, ты мастурбировал на это с девяностых, – я даже немного обрадовался за него, но все равно поддел: – Тут-то тоже консервы собираешь?
– Ну, тут я, чтобы узнать потребности наших ребят. А вообще я собираю все! Отправляем на фронт, туда где идет битва за наше майбутення.
– Майбутнэ, – автоматически поправил я.
– Точно! Майбутнэ… – и вздохнул. – Красивый все-таки язык. Музыкальный!
Через мгновение и он растворился в солнечном свете, словно самый настоящий ангел. Я уж думал, что надолго его потерял из вида, тем более что по местному телеканалу показали слезливый сюжет про его подвигах на ниве попрошайничества. Какие-то обряженные в национальные цвета молодые люди, которые ходят по всему городу и требуют бросить денежный эквивалент в прозрачный ящик, во славу храбрых убийц, во имя победы смерти… Ну, последнее я уже от себя лично добавил. В общем, я совершенно не ждал его у себя в гостях, когда меня все-таки выписали с пожеланиями сдохнуть тихонько дома.
– Что случилось? Тебя разоблачили и собираются казнить?
– С какой такой стати? У меня к тебе бизнес-проект. Собирательный. Нет. Охранительный. Ты же Шурика и Виталика видишь постоянно.
– Виталика, слава богу, нет. Он погиб в десятом.
– Ну, хорошо. А Шурика? У него же концы в аптечной сети этой дурацкой остались?
– Ну концы, не концы, а сестра – да. Есть. Решил прикупить для своих личинок по дешевке? – Я пожал плечами. – Иди в жопу. Я таким не занимаюсь.
– Лучше! У меня есть два ящика тропикамида. Надо толкнуть. Но пусть у тебя полежат. Я тебе по частям привезу. А он у тебя заберет. Отдам им со скидкой, вы с Шуриком отщипнете.
– Иди в жопу, – снова произнес я.
– Да все нормально. Вот зачем солдатам этим трахнутым столько тропикамида? Ни в УПА, ни в Красную Армию. Я раньше сам толкал, так сейчас идеалисты эти гребанные со всех щелей лезут. Стоит только выставить на продажу, сразу просекают и вонь поднимают.
– Ты же консервами занимался, о счетах мечтал. Что так?
– К счетам не подступить. Толпа просто. Консервы, тема хорошая. Там муки еще много, сахара. Но тут реальная деньга.
– Иди в жопу, – повторил я. – Шурик врач. Он не будет лезть в сомнительные игры с наркотой.
Гнидич закрутился как ужаленный.
– Какая наркота. Это капли! – он даже покраснел.
Покраснел, как в детстве, когда пытался нас убедить в какой-то хрене. Вроде того, что видел в «Ну, погоди» мультик, когда добрался до 999.
– Обычные глазные капли, – и как-то неожиданно успокоился. – Ладно, ты все равно никогда не мог просечь тему. Пойду я.
– Иди в жопу! – пожелал в спину.
Дверь закрылась с почти неслышным щелчком, а я пошел готовиться к суду. Паша Гнидич активно мелькал по телевизору, нагнетал в соцсетях истерику о несчастных бойцах, жрущих протухшие консервы, выл про нехватку медикаментов и рванных штанах… А еще он очень умело торговал национальным достоинством. Начнем с того, что он его находил в куче мусора, в которую превратилась страна. Некоторые с трудом отыскивали в этом ворохи трухи и ветоши хоть что-то полезное для дома. А он, словно настоящий мусорный комбайн, раз за разом вытаскивал кокой-то черепок, которым все должны по-настоящему гордиться, и яростно обдрачивал его словами. Не забывая, безусловно, про вооруженных нищих. Даже в грохоте государственного обвинителя и пустом условном сроке ко мне доносился его вой.
Наверное, что-то в нищенстве или даже нищианстве он понял неправильно, но однажды новый автомобиль ему сожгли террористы, лицо побили неизвестные, а с каналов с огосударствленой идеологией он исчез. Как ни странно, он остался в струе. Видимо не смог вырваться из этого мутного потока, но активность снизил. Зато несчастным он снова пришел ко мне.
– Есть тема! – сразу обрадовал он.
– Да неужели, – воскликнул я совершенно непроизвольно. – Что на этот раз. Ты же вроде не бросил свое майбутнэ.
– Да там капает копейка, пусть капает. Зачем разрушать механизм? У меня интересней проект. Тут полицию у нас создают…
– О, боже!
– Да! Я вот по всем параметрам подхожу. Активист, молодой. А еще у меня два ящика тропикамида осталось…
Я даже растерялся.

Tweet