Участковые ментуры в Ташкенте часто устраивают в прямо в квартирах домов советской планировки, окончательно их испоганив .

Когда вытащим отца, надо будет забирать его с Северо-Востока. Хотя он уже сам собрался дергать отсюда. А ещё идеально было бы вытащить его  из страны. Но это уже утопический проект.  Спасибо хоть квартиру в другом районе купил.

Каракамыш. Почему именно там? Может ближе  к кампусам Вузгородка? Что за тяга к экзотике? То Сергели, то Северо-Восток, теперь вот – Каракамыш. Хотел сделать госпожу Ангелопулос богиней Олимпии? Юморист.

- Ну и что долго ты будешь тут пузыри выпускать в пространции?

- В прострации -  ты хотела сказать

- Нет, в полной просрации! Сучка похоже у тебя мачеха, а?

- Кажется да. Не повезло с мачехой. Бох дал, бох и взял, как грится. Я вот тут кайтарю стою, что же теперь дальше делать?

-  А что теперь делать? Теперь на второй квартал Чиланзара! Все дороги ведут туда.

Боже, не смотря на печальный идиотизм ситуации, я рассмеялся. Хотя бы раз в неделю судьбе в лице моей милой Анны, просто необходимо было загнать меня на кишащий неприятностями второй квартал.

Мы взяли такси и уже через полчаса звонили в дверь квартиры Артурика. Того самого, которого недавно сами же побили довольно странным предметом -  мотоциклом с идиотским названием «Чизет»

***

Артурик оглядел нас как Александр Македонский взирал на смиренную делегацию из мэрии очередного, по случаю захваченного города. Делегация с поклонами вручала связки ключей и бананов.

Сам Артурик встречал нашу делегацию в трусах. В пакостных минималистических трусах, за которые на общем режиме можно легко попасть в непонятку. Приходить и умолять человека, который открывает дверь в таких вот трусах уже само по себе невероятно унизительно.

Нижняя часть волосатой задницы Артурика со всеми ее шероховатостями, потёртостями, покраснениями и созревшим малиновым прыщом,  невежливо напрасилась на мой случайный взгляд. Это ужасно, какими мерзостями иной раз нас потчуют органы чувств без всякого нашего согласия.

Обладатель созревшего прыща понял, что мы приехали каяться и бить челом. Он-то знал и всегда верил, что однажды мы с Анной приползём на коленях. Думаю  из вертепа ему  тоже поступала однобокая, предвзятая информация о моих унылых способностях прокормить Анну приторговывая ей же.

Я проглотил гордость, да и что там говорить, не мог даже минимально влиять на развивающееся события. Так что не говорите мне будто, если отсидели в тюрьме, вам на воле потом всё будто два пальца об гололёд. Нет! Люди на свободе хитрее, циничней и подлее, чем в тюрьме, ведь они умудрились выкрутиться и совсем в тюрьму не попасть! Их просто не поймали, как нас.

Сейчас я был настолько нелеп, что Анна решительно бросила меня одного в комнате  с кусочками чизета. Сами высокие переговаривающиеся стороны торжественно отбыли на балкон – перекурить.

***

Я оглядел комнату профессионального  сутенёра. Лё шамбрь де ляртист.  Сталоне, Шварцнегр, мотоциклы и ферарри на стенах,  несколько початых склянок с дорогими мужскими одеколонами, гладильная доска и «Динамика каратэ» Масатоши Накаямы. Как и любой другой книжный червь на моём месте, я не стал любоваться формой живота у Слая Сталоне, а сразу же обратился к консервированной мудрости Накаямы.

«Обнимая тигра, возвращаюсь к себе.  Вот сущность совершенства». Мне подумалось, что частая плохо понятная глубокомысленность некоторых зарубежных авторов это не понты, а просто брак в работе переводчика. Я усомнился, что Артурик бы понял мой аргумент и вообще усомнился в его способности оценить до конца мессидж  бессмертного Масатоши. Как вообще можно читать книги в таких трусах и с прыщом на плоской жопе?

В этот момент обладатель японской книги  вернулся с балкона. Правда, вместо тигра Артурик обнимал за плечи Анну. Мою Анну. Глаза у Анны сияли и она ему улыбалась. Никому не желаю, чтобы его женщина так искренне улыбалась чужому мужику. Вы даже не знаете, как себя при этом вести и куда девать свои непропорционально длинные руки.

- Давай, Артурик, звони, звони, милый, уговор дороже денег!

Эта тварь в паскудных трусах, наконец, отпустила мою Анну, натянула  джинсы и выудив из кармана мобилу, начала кому-то бодро докладывать о чинимом участковыми Северо-Востока беспределе, идиотской судьбе профессора-чепушилы, и необходимости быстро накрыть вымогателей «пока горячо». Ибо не понятиям это, пасаны. Не по понятиям.

***

А крыша у Артурика и впрямь оказалась литая, как Леонид Броневой. Уже минут через сорок, большую часть которых  я мучительно ловил каждый намёк на флирт между Арутуром и Анной, я с волнением звонил отцу.

Отец к тому времени, как говорят в местах не столь отдалённых – уже благополучно откинулся. Причём дома он пребывал некоторые время, потому как был пьян в коромысло.  Явно отмечал своё условно-досрочное освобождение. Я считаю любое освобождение в джамахирии следует считать условным – по настоящему освобождаешься, только задав оттуда стрекача или откинувшись на малое сергелийское кладбище.

Плохая новость заключалась в том, что в жизни за всё приходится платить. Артурику, например, надо было услугой за услугу. Анна засобиралась на съёмки к почётным артуровским клиентам. Упаси вас бох от таких сделок, это я вам по совести говорю. Когда надо выбирать кем из своих близких придётся пожертвовать. А собой пожертвовать, а это легко, попробуйте, собой пожертвовать не дадут – потому что сами мы нахрен никому не нужны.

Остаются зарубки на сердце. Сейчас этих зарубок уже столько, что сердце моё совсем очерствело. Знаете, как я на днях за завтраком из яиц Веры Петровны, сформулировал идею христианской любви?  Я очень люблю людей. Моя любовь заключается в том, что каждый день я нахожу в себе силы не взять в руки автомат одного старенького конструктора, и не перестрелять их всех в соответствии с количеством патронов в магазине. Один к одному. Вот как сильно я люблю людей. Пусть живут. Пока.

- У тебя должен где-то быть мой парик,  ну, с того раза ещё, помнишь?

«С того раза, помнишь» меня окончательно убило. Никогда не думал, что я так ревнив. 

Я грубо схватил Анну под локоть и поволок на кухню. Здесь я стал убеждать её не выполнять нашу часть контракта с бесом. Ведь отец-то уже на свободе, Артурика можно просто кинуть. Ки-нуть!  Это будет ловко, красиво даже! А? Швырнуть дьявола на его собственной территории. Вот это, понимаешь, бессмертное искусство!

На удивление Анна проявила твёрдость и целостность в отношении взятых на себя контрактных обязательств. Гениальности моего решения она не оценила. Только печально покачала головой.

- Послушай я ведь уже объясняла тебе – это самая обычная работа. Ничего такого. В коробке конфет иногда находишь визитку – «Упаковщица номер 9». Ты когда-нибудь задумывался, что может эта упаковщица прекрасный  душевный человек?  Может в театр драмы ходит по выходным. Может в детстве принцессой хотела стать? Блондиночка такая голубоглазая, упаковщица, у мужиков до сих пор хуй пучком стоит, когда  рядом с ней больше минуты проводят? А муж её– дальнобойщик и вечно в командировках? Половина шоколадной фабрики с разбитыми сердцами, перестрелялись, переломали шпаги на бесконечных дуэлях за неё? А она внутри всё же так одинока и всё так же ждёт прекрасного принца! «Упаковщица номер девять» - маленькая грань её кипучей жизни и натуры. Упаковщица, станочница широкого профиля – что вы знаете о жизни, потаскуны с пучком или с букетом!

- Ну, я-то понимаю... я не узколобый. Ты же знаешь, я у тебя умный, Анна.  Просто хотелось бы, чтобы ты была уже не упаковщицей номер девять, а как минимум начальником шоколадного цеха.

- Это как Вера Петровна, что –ли? Ну ты и дебила!

Совмещать обороты «маленькая грань её кипучей жизни» с просторечным «дебила» было одной из многих граней моей загадочной упаковщицы.

Я пошел на другую крайность – пригрозил Анне, что если она сейчас уедет на съёмки, я сделаю с собой что-то дурное. Что–нибудь очень плохое.

В этот момент  в кухню быстро вошёл Артурик и сразу же ударил меня хуком в основание челюсти, прямо туда, где мочка уха переходит в щёку. Почему-то я тогда увидел лишь сокращение его бицепсов. Как в замедленном кино.

Боли не было совсем, для этого я был слишком возбуждён и слишком привычен к неожиданным нападениям. Регулярные хуки в челюсть это пожизненный крест маленького человека с не в меру острым языком.

Еще в этот момент я невольно отметил - Артурик-таки постиг кое-что из динамики великого Масатоши Накаямы. Правильно поставленный  удар поднял муть со дна моего вестибулярного аппарата и комната плавно покачнулась.

Однако на моём привычном к динамике карате лице ничего не отразилось. Это смутило Артурика, и он быстро ударил меня в эту же самую точку ещё раза три. Так обычно ведут себя неопытные недотёпы-убийцы – попав ножом в сердце, они ждут мгновенной реакции, как в кинотеатре. А если реакция не наступает – начинают хаотически тыкать в жертву ножом до тех пор пока не отобьют себе руку.

На их жертвы потом страшно смотреть.

***

Анна воспользовалась заминкой,  быстро схватила сумочку и застрекотала каблуками вниз по лестнице артуровой девятиэтажки.

Артур, видимо привычный к совершенной иной реакции от его ударов, проникся ко мне теплом. Он помог подняться с пола, на который я временно присел, ну разве что на полминутки, чтоб комната немного успокоилась и остановилась.

Нежно, под руку, как недоразвитого родственника, проводил меня до дверей и мягко вытолкнул в подъезд. На прощание он сунул мне что-то в руку и закрыл тяжёлую бронированную дверь.

Я поднёс руку к лицу и с удивлением обнаружил в ней алматинское яблоко.

Сразу вспомнилось, как в детстве родители временно поссорились с моей бабушкой и строго запретили ей со мной встречаться. Бабушка оказывала неправильное влияние на воспитательный процесс. Тогда несанкционированная бабуля тайком стала являться на большие перемены в школу. Она носила мне точно такие же яблоки. В большой сумке на которой было просто написано «Брэнд». Два яблока, пара конфет и ежедневные пятнадцать копеек. Бабушка завербовала вахтёршу бабу Надю, и если приходила раньше звонка, баба Надя помогала вывести меня из класса на ничейную территорию –  в вестибюль. Бабушка смахивала слёзы и говорила: «Ничего, Шурочка. Ничего. У всех своя правда. Вырастешь – поймёшь. Человек рождён на мучения».

Каждый раз, когда я вспоминаю это, слезы жалости к бабушке, к самому себе, и всему обреченному на мучения роду человеческому так и подкатывают к глазам.

Чтобы избежать глупых слёз сейчас, я решил откусить от яблока и только тут до конца оценил страшное и подлое исскуство садиста Накаямы. Любая попытка открыть рот больше чем на один миллиметр вызывала в голове такой взрыв боли, будто-то кто-то оборвал с вышки высоковольтный толстый провод,  и ткнул им, все ещё живым и смертоносным , прямо мне в щеку.

Резкая физическая боль моментально смыла с души все страдания рода человеческого. Каждую эмоцию, что по-моему мнению делала меня человеком. Тонко чувствующим фальшь декадентом.  Физическая боль моментально приземлила меня. Это было настолько примитивно  и безвкусно, что понял – пора положить конец собственному ничтожеству.

***

Отсидев шесть  лет и пройдя ни один круг ада, уже на свободе, я медленно открыл форточку седьмого, кажется, этажа и изготовился сделать последний шаг в вечность. Это решение, как и все остальные в моей жизни было спонтанным и я даже не додумался подготовиться. Ну, хотя бы подняться на последний этаж. Для верности.

Внизу у ног моих плескался заклятый второй квартал Чиланзара, и чтобы вырваться из его кафкианских объятий, мне сегодня предстояло умереть. Статья за ту форму побега предусмотрена уже в небесном уголовном кодексе. А пока я не умер, есть маленькая надежда, что он окажется справедливее пятистопного кодекса великой джамахирии.

Ангел-хранитель хотел крикнуть мне: «Стой, не спеши, дебила, ведь когда закрывается одна дверь, то открывается другая! А если вот так, сдуру поназакрывать все двери бегом, можно  случайно оказаться в неудобном узком ящике, глубоко под землёй»

Но, увы,  мой ангел-хранитель не умеет говорить. Поэтому вместо слов в голове зазвучала совершенно не подходящая к мрачной торжественности момента музыка:

Где-то далеко, где-то далеко

Идут грибные дожди.

Прямо у реки, в маленьком саду

Созрели вишни, наклонясь до земли.

Где-то далеко, в памяти моей,

Сейчас, как в детстве, тепло,

Хоть память укрыта

Такими большими снегами.

Я швырнул яблоко вниз, на асфальт. Страшно было смотреть во что оно превратилось, секунду назад такое большое и алматинское. И мне вдруг стал кристально чист и понятен весь смысл музыкального послания ангела:

Никогда моей жизни не угрожала такая реальная опасность, как сейчас, в эту самую минуту. Ну, а раз моей жизни угрожает опасность, я не вижу никаких оснований, чтобы не позвонить дежурному и не поделиться с ним этой страшной новостью.

***

Дежурный проникся информацией о прямой угрозе моей жизни, и назначил встречу с потенциальным куратором через сорок минут, рядом со скачущим в грозу Амуром Тимуром.

Исторические источники утверждают, что великий хромой был еще и левшой в довесок. Тем не менее скульптор почему-то прицепил саблю к его левой бачине.  Таким образом, стоило бы великому предку узбеков попасть в настоящий переплёт,  он обязательно бы замешкался, ведь вытягивать самурайский меч было бы не с руки.

Мне подумалось, что если бы разрабатывать новую объединяющую узбеков национальную идею поручили бы мне, я оставил бы Амура Тимура, ставшего уже таким родным на его постаменте. Но сам постамент бы расширил и добавил рядом с ним ещё одного всадника. Ходжу Насреддина на его ишаке.

Может быть эта смелая деталь изменила бы облик официального Ташкента. Вернула ему человеческое лицо.

***

- Пастор? Привет! Меня зовут Ильдар.

Ну, наконец-то. Сейчас будет встреча Штирлица с женой в кафе Элефант. Я оторвался от очередного сеанса изучения подбрюшья злополучного коня Соибкирана.

Передо мной стоял молодой парень, минимум лет на семь младше меня. Он был одет в курточку из дешёвого кожзаменителя (кто-нибудь объяснит мне уже этот чекистский фетиш?) турецком свитерке и странных велюровых штанишках времён раннего Людовика XIV. Длинные неухоженные волосы.

-Ильдар? А вы читали «Прощай, оружие» Хемингуэя?

Ильдар заговорщицки оглянулся по сторонам и быстро ответил:

- Нет. Но я смотрел экранизацию.

- Ну, знаете ли, экранизация это уже не Хемингуэй. А где же  сам Михал Иваныч?

- Михал Иваныч?  Да что вы, Семён – Семё-оныч! Я не знаю человека с таким именем.

- Ну, а если серьёзно, где Михал Иваныч, вы же знаете о ком я. Сто лет его не видел, соскучился– человечески.

- Давай так - вопросы будут возникать только у меня, а у тебя, Пастор, только быстрые чёткие ответы, договорились?  У нас никогда не бывает «чиста по человечески». Служба государева. И это – давай «на ты», что ли?

Я глянул на аляповато одетого молодого человека по имени Ильдар. Если при первой встрече с Михал Ивановичем я принял куратора за рабочего-разрядника с большого завода,  то сейчас передо мной стоял неряшливый выпускник техникума. Больше всего в жизни ненавижу, когда начальник или куратор младше или тупее меня. Ну чему я у него смогу научиться,  и как мне его зауважать сразу, вот так, не дождавшись грандиозных заслуг. Хотя взгляд у человека в велюровых штанишках был довольно хваткий. Это обнадёживало.

- Я тебя слушаю. Рассказывай. Что там за угроза твоей жизни возникла? И давай-ка пройдёмся маленько, не против? Смотри, погоды какие стоят!

Мы медленно двинулись в сторону  Окружного Дома офицеров. Я собрался с мыслями и рассказал Ильдару свою версию были о Саиде Аюб Хане, Джумагюль, потом о тюрьме и лагере, где я проходил оперативную школу стукача. Судя по моему рассказу, лучшего агента для службы безопасности джамахирии, найти было просто невозможно. Когда Том Круз снимал свою первую Мишн Импосибл - он часто наезжал ко мне в Зангиоту – за советом и консультацией.

Ильдар  слушал с интересом и не перебивая. Иногда, по его лицу было видно, что мне удалось втянуть молодого офицера в события десятилетней давности. Как обычно в своей манере, я  растянул то что можно было сказать тремя словами в целый роман. Так что под конец истории мы домаршировали аж до консерватории.

Я с поклоном закончил и глянул на него. Контакт на тонком, личном уровне безусловно состоялся. Даже без водки.

- Здорово! Интереснейшая история. Занимательная. Поучительная даже. Если поменять имена и подождать ещё пять лет – можно написать неплохую книжку. А что? Я бы с удовольствием купил.

«Какая к чертям книжка» - подумалось мне. О чём он вообще? Издевается, что ли?  Если бы я хотел говорить о книжках, я бы искал встречи с редактором «Литературки». Экранизация это уже не Хемингуэй, понимаете меня?

Захотелось рассказать Ильдару, как я, по причине отсутствия крыши готовился шагнуть из окна седьмого этажа. Для эффектной концовки произведения.

Но я не стал. Просто спросил его в лоб:

-  Скажите, Ильдар, вернее, скажи, а какого-то серьёзного задания для меня нет? Я готов сделать всё, что захочет Родина, честное слово! Абсолютно всё.

- Задание? Ну... С этим, брат Шурик, сложнее. Намного сложнее.  И потому – мы уже не говорим «Родина».  Мы теперь говорим «Эта страна».

Я хорошо понимаю, что ты набрался настоящего оперативного опыта в тюрьме. Это круто. Но у нас не МВД, ты пойми. Да и благотворительность не наш профиль. А ты ведь всё равно не стал и теперь, с судимостями, никогда в жизни не сможешь стать настоящим  офицером нашей  фирмы. Таковы суровые реалии.. Я бы поработал с тобой. Охотно поработал. Но ты же должен знать лучше меня – нам нужны люди в правильное время и в правильном месте. Так было у тебя десять лет назад. А сейчас что? Агент влияния в вертепе Веры Петровны?

- То есть вот так вот и всё, что-ли получается? Нету у родины, вернее, у этой страны, никакой нужды в моих талантах и готовности работать? А вот Михал Ваныч бы так не поступил со мной!

-  Между нами девочками - Михаил Иваныч поступил иначе. Со всеми нами. Он просто перевёлся в Россию. Кажется в тульскую обл управу. Не суть. Мы-то с тобой остались тут.  И работать придётся тут. Вот так.

- Да я разве же против. Тут так тут. Тут наше поле Куликово. Именно  вот тут вота и проходит наша линия невидимого фронта. Наш лёд Чудского озера. Помогите мне Ильдар! Я пробьюсь, вы только укажите в каком направлении рыть! Землю буду жрать! Реально!

- Кстати, тебе не стоит выпячивать тюремный опыт. Никакого сленга. Очки, запуганный вид. Улыбка и вежливость. Шурик он и есть Шурик. Что тут добавить! Надеюсь портачек не наделал сдуру .

- Нет-нет. Мать родную и так помню, без зарубок на коже.

- Вот так и держись этой легенды. Знаешь, а есть у меня насчёт тебя идейка. Призрачная, но всё же. Чем чёрт не шутит. Сейчас только прозвоню, провентилирую с руководством. Посиди вон пока на скамейке. Покури.

Ильдар достал симпатичную мобилу симменс и отошёл в сторонку – вентилировать с руководством.

***

Я откинулся на  плохо прокрашенной скамейке и глянул в небо. На плоском, ярко-лазурном фоне корячились обрывки белой ваты. Если этот недоросль-куратор сейчас пошлёт меня, я начну новую жизнь. Рвану в Москву. Вот просто сразу. Рывком.  Анна? Вырву её из сердца. Анна создана для мужчины на боевом коне, типа Амура Тимура. На худой конец на Чизете Артурика. В следующий раз если она уйдёт вот так же, как упаковщица номер девять, я её догоню и задушу.

А потом за это постыдное убийство снова сяду. И все будут смеяться и показывать на меня пальцем. Нет. Надо сделать что-то бесбашенное и дерзкое, типа ограбления инкассаторов. Там уж или пристрелят или сразу на лошадь и мосты назад сожжены. Я спринтер, а не марафонец.

Но я хороший спринтер, слышишь, Ильдар?

***

Вернулся Ильдар в приподнятом настроении.  Он объявил:

- Окей, Шурик, пойдем! Соориентируемся на местности. Покажу куда копать. А там уже сам. Выплывешь – помогу. Потонешь – помяну.

- There let him sink or swim.

- Чего-чего? Не уловил ты быстро сказал чего там такое «swim», ты быстро по-английски чешешь, молодчик!

- Это скорее по-шотландски. Роберт Бёрнс. «Джон Ячменное зерно». Балладу процитировал.

Он был в колодец погружен,

На сумрачное дно.

Но и в воде не тонет Джон

Ячменное Зерно!

- Ха-ха! А у нас в школе говорили «Джон Кровавое Яйцо»!

И эта - насчёт колодца ты загнул, брат Шурик. Всё не так плохо. Но выплывать придётся. Это  да.

Пойдём-ка в интернет-кафе присядем. Соориентирую тебя на Объект. Зацепишься – значит станешь ценным источником. Не зацепишься, значит так и останешься на скамейке запасных. У волшебника Сулеймана – всё по честному, без обмана!

***

Контора не стояла на месте все эти годы. Гляньте-ка вместо кафе-мороженое, кураторский брифинг теперь проводят в интернет-кафе. Прогресс и инновация.

Хозяева интернет-кафе знали Ильдара, как знавала Михал Иваныча симпатичная мороженщица  из пломбирного паласа, которого уничтожила нездоровая радиация от памятника Амура Тимура.  Эта же радиация погубила и  вековые княжеские дерьвья бывшего ташкентского сквера.

Ильдар ловко залогинился в какую-то базу данных. Я тогда слабо понимал, что происходит. Меня моментально наполнил мистический ужас. «Вот это да! Получается, все до единого интернет-кафе это секретные отделения конторы!» - с ужасом заключил я.

Между тем Ильдар развернул на пол экрана чью-то фотку. Молодой и откровенно рыжий человек. Вспомните какая белая молочная кожа у рыжих.  На эту молочную кожу прямо в середину лица человеку ткнули макловицей  для побелки. Саму макловицу предварительно обмакнули в светящуюся оранжевую краску.

На голове рыжего была square academic cap – такая квадратная кепка-аэродром с кисточкой, что носят англасаксонские студенты и профессора. Чем-то на афганский паколь похожа, кстати.

- Знакомся, Шурик. Мистер Ван Эппс, Донован, мастер прикладных искусств.

- Донован. Гандонован.

- Выпуск 1990 года, Принстонский университет. Отделение славянских языков. Улавливаешь?

- Коллега филолог. Плющевая лига. Счастливчик богатенький.

- Вот то-то и оно, что плющевая лига.

Ильдар смаковал непривычное словосочетание, которое гораздо комфортней звучит в оригинале «Айви Лиг».

- А что такое у нас Плющевая лига?

- Ряд самых привилегированных ВУЗов в США

- Кузница кадров ЦРУ, вот  что такое плющевая лига!

- Ага. Да-да-да и что дальше? Он здесь, этот Донован? В этой стране?

-Не беги впереди лошади. Дальше идём. Вот снова он. Красава!

На этот раз Ван Эппс был изображен в толпе радостных людей в дорогих костюмах. Физиономии портретной группы были неравномерно вымазаны чем-то черным. Но ни дороговизна костюмов, ни эта грязная жидкость не могла скрыть в рожах сановных высокопосадовцев российской бюрократической элиты. Я достаточно насмотрелся на этих хищных существ, когда строил детский раковый корпус на Каширском шоссе. Они не брезгуют ничем. Каждая слеза ребенка у них имеет чёткую таксу и фиксированный процент отката.

-  Занимательный портретик, а? Исторический, можно сказать. Подписание двадцати двух миллиардного контракта о создании консорциума «Сахалин-1» между Роснефтью и американской Экксон. Тут наш дружок уже успешный чиновничек Госдепа.

- Не знал, что госдеп занимается нефтью.

- Госдеп занимается всем, где есть бабло. Америке нужно то, что нужно Дженерал Моторз.

- Понятно. Понятно. Логично по моему.

Я сразу сник. Мы с Ильдаром сидели в задрипаном интернет кафе. На мониторе фломастером было выведено «Майя, ты сука». Младший офицер узбекской конторы с умным видом показывал мне историческую фотку с подписания миллиардного контракта. Или этот Ильдар сбежавший из палаты номер шесть сумасшедший, или это я окончательно йобнулся, если считаю, что меня хоть на шаг подпустят к этим сытым, умывающимся сырой нефтью рожам.

- Из профильной характеристики Донована Ван Эппса: «Яркая неординарная индивидуальность. Харизматичен. Упрям. Быстро вступает в отношения и моментально располагает к себе людей якобы откровенными историями о себе самом. Обычно держиться подальше от облюбованных туристами тусовок. Снимает квартиры в простых жилых кварталах и максимально старается слиться с местным населением». Как тебе?

- Да никак. Это можно и про меня сказать. Ну и что живёт в частном секторе? Может деньги госдепа экономит. Когда я работал с Саидом Аюб Ханом...

- Забудь своего Саида уже. Забудь. Выходишь на новый уровень. Донован это наш с тобой единственный шанс. Реально оба поднимемся если крутанём его. Нужен только гол. Ничья здесь не вариант. Давай, дальше смотрим альбомчик.

Что там дальше? А вот - Томск. Свадьба. Жена у нашего пострела – русская. В девичестве Наталья Шадрина. Выпускница томского музыкального училища имени Эдисона Денисова.  Так-так. У самого Эппса в Томске уже новая должность. Госдеп, понятно, но здесь он курирует сибирское отделение американо-российского общества содействия бизнесу. Прелюбопытная, надо сказать, конторка.

- Карьера, чего уж там. С принстонским дипломом переехать в солнечный Томск и там жениться на поклоннице Эдисона Денисова. Обзавидоваться можно такому счастью.

- А чем тебе Томск не угодил? Это же Академгородок, голова твоя садовая, российский Лос Аламос. Нормальный карьерный ход  для разведчика. Хотя тут то томские товарищи и прервали полёт нашего умника. Влупили нон-грата и выписали из России в двадцать четыре часа. Нельзя ему теперь в РФ въезжать до самой смерти. Во всяком случае с этими рыжими кудрями.

Я невольно заинтересовался судьбой Донована Ван Эппса. Книжный материал. Принстон. Сахалин. Томск. Свадьба с русской девушкой по классу мандолины. И вдруг провал. Подвалы томской Лубянки. Спешная высылка из России. Досье человека в мерседесе. Победит ли любовь к русской женщине с загадочной душой обязательства перед госдепом? Смотрите сразу после выпуска вечерних новостей.

- А жене тоже теперь нельзя в Томск?

Как и любого любителя мелодрамы меня больше взволновала история любви, а не лос-академгородокус.

- Жене можно. Ему нельзя. А может это и на руку ему – такая хорошая легенда, чтобы не совсем не встречаться с тёщей!

Ильдар засмеялся мягким приятным смехом. Это был хороший знак. Надо отметить вам – люди с юмором редко бывают  тупыми. Как минимум с бестолковым «начальничком» работать мне  не придётся.

- Вот тут то, в Томске, быстрый взлёт нашего пернатого питомца и прервался. И с Госдепом пришлось проститься. А может  это просто новая легенда – тут уже нам с тобой самим придётся разгребать.

Вот он, встречай: Ван Эппс Донован – теперь уже житель Ташкента. Видишь, проходит спец-контроль в аэропорту. Вот на Детском Мире – меняет баксы по чёрному курсу, умный сволочь. Аквапарк, с женой.

Зацепиться пока не за что. Представитель частной компании «Майнард  Дайнэмикс». Что за майнард за такой и кого он собрался тут динамить,  это мы и будем выяснять. Если повезёт, если он тебя хоть на пушечный выстрел подпустит, Шурик Аюбханыч.Это ведь не Саиду из школы подрывников имени Халида ибн Валида в доверие втираться. Это Принстон, братишка. Высший пилотаж.

- Зачем ты так, Ильдар? Ты должен мне сейчас как тренер боксёру – «да слабак он, челюсть стеклянная, дыхалка ни к чёрту, сломается во втором раунде». Что мы знаем о его слабостях? Чего он вообще хочет, Ван Эппс Донован?

- Если бы мы знали ответы, вокруг него уже человек десять наших работало. Нихрена неизвестно. Пустота. Человек-призрак.

- Летучий голландец Ван Эппс!

- Именно. Когда Летучий Голландец появлялся перед кораблем-жертовой, все моряки знали об опасности, но не могли отвести глаз, пока он их на мель не всаживал. Так что внимательнее,  держи ухо востро. И работай только со мной. Больше никого не знаешь. Никаких звонков никаким дежурным. Вот моя мобила. Это основной канал связи. Или можно почтой. Почта такая –

Ильдар открыл интернет страницу сайта с какими-то начинающими литературными дарованиями.

- Смотри – вот список авторов. Одно слово пишем под первым рассказом автора на букву «А», второе под вторым рассказом автора на букву «Б». Это для коротких сообщений. Зарегистрируйся там прямо сейчас с разных компов под двумя никами – «Хем» и «Мех». Каждые двадцать четыре часа жду прозвон на мобилу. Нечего сказать – помолчи и вешай трубу. Не отзвонишься – буду искать твои письмена на этом занюханом форуме.

- Хорошо. Понял вроде. На Эппса самостоятельно выходить придётся? Хотя бы адрес квартиры дай.

- Дам. Адрес дам. И ещё кое-что дам. Сейчас в архиве библиотеки откапаю. Подожди. А вот, кажется. Нашёл. Угу. Это тебе подарок судьбы – читай:

«Открывшееся в Ташкенте отделение американской компании Майнард Дайнэмикс ищет переводчиков и офисный персонал. Также нужны водители со своим транспортом»

- Ильдар, дорогой ты мой человек! Этому объявлению уже полтора месяца! Что ты мне предлагаешь? Сказать им, что я тормоз по жизни и до меня только дошёл смысл вашего объявления за прошлый месяц?

- Это всё что у нас с тобой есть, Шурян. Всё. Наша работа делать конфетку сам знаешь из чего. Дерзай. Проявляй инициативу.Никто не говорил, что будет легко. Скажи им – какал мол в туалете и решил почитать, перед тем как использовать по назначению. А число не видел – оторвано было. Пойдёт легенда?

- Не пойдёт так поедит. Давай, Ильдарыч. Честь имею.

- Куда?

- Как это «куда» - К Ван Эппсу, Доновану, агенту ЦРУ с такого-то года. На собеседование.

- Стой! Не пори горячку-то. Я уважаю энергичных людей, но разумных ещё больше люблю. Зарегистрируйся на сайте. Потом – резюме хоть какое напечатай – как же ты на рожон без резюме?

Мне очень хотелось произвести на Ильдара впечатление супер-агента. И я сказал, уже на бегу:

- Резюме для лохов. Сначала плетёшь всё, что от тебя хотят услышать, а потом, если на работу всё таки возьмут, задним числом по горячим следам записываешь в резюме. Вот так.

Импровизация это все в нашей работе.

До связи, Ильдар!  Подержи за меня кулаки.

***

Афганский альбом. К-2, Карши-Ханабад.

Большинство жителей К-2 или, если дословно с английского - «occupants», передвигались различными видами транспорта. В самой густонаселенный части базы ограничение скорости было пять миль в час. Каждый цветной сектор был отделен чек-пойнтом.Дальше от центра ограничение скорости составляло уже десять миль в час, а по размашистым малолюдным окраинам лагеря можно было топить до тридцатки.Машины буквально торчали повсюду. Ключи обычно оставляли в замке или вовсе не глушили двигатели. Увы, любителей притопить быстро принимала полевая жандармерия, которая только и следила, чтоб не нарушали скоростной режим, чтобы на базу не загуляло бухло, или чтобы кто-то кому то не притиснул в укромном уголке. При таком количестве женщин это было сущим наказанием.

Между пятым и седьмым чек-пойнтом, за которым уже начиналась узбекская территория, был длинный пролет, где все при возможности топили полтинник. В  середине этого прогона, Джейк всегда съезжал с гравийной трассы на обочину и мы палили косого с бамбуком. Джейк был сыном польки и филиппинца. Хотя фамилия у него и вовсе была испанская – Алонсо.

Джейк Алонсо вырос в бандитском Детройте и быстро определил в моей физиономии уличную шпану. Он искал связи с разумными существами в нашей цивилизации и я был первым настоящим контактёром. Джейк единственный из тысячи человек на базе относился ко мне как к равному. Да и то не всегда у нас было полное понимание.

На левом плече у Джейка был тёмно-зеленый шеврон – большой стилизованный земной шар, типа как в заставке передачи «Международная панорама», а в земной шар лупила толстая золотая молния. Сигнальные войска. В советской армии это называлось войсками связи. Одним словом работой Джейка был оптоволокнистый высокоскоростной шифрованный интернет НИПР.

Раньше сержант-майор Джейк Алонсо служил на авиабазе в Омане. В оманском лагере ВВС базируется авиадивизия Р3 Орион – легкие морские патрульные самолеты охраняющие важный для экономики США Ормузский пролив.

«Оман это рай, Алекс-бой, Оман это Эдем», часто с грустью повторял он.

Когда Джейку оставалось два месяца до ротации и радостного путешествия в Рамштайн, а потом и домой, в Мичиган, он стал выгуливать Николь Сахарные Сиськи из контрактного взвода. Однажды, перегревшийся на солнце Джейк наехал на арабских копов, которые фоткали Николь топлесс. Арабы стали его крутить, а еще на пляже загорали морпехи. Ю дон фак вид маринз, райт, Алекс-бой? Маринз дей донт фак эраунд.

Джейка отбили, а арабская мусорня позорно отступила со стратегического пляжа. Святейшим оманским шейхам такой беспредел совсем не пришёлся. Кончилось тем, что морпехи поехали выполнять интернациональный долг в Кэмп Носорог под Кандагаром, а Джейк в виду того, что скоро кончался контракт – в Кэмп Оплот Свободы, он же К-2, он же, по словам Джейка глубочайшая задница человечества.

Мы стояли перед эскадрильей выстроенных в ряд узбекских СУ- 24 и СУ-25 разукрашенных в веселые цвета джамахирии и выпускали на них бамбуковый дымок.

- Поразительно, что нас так пугали советской угрозой, Алекс-бой! Разводка из разводок!

Джейк делал круглые глаза и качал головой

- И как вас вообще можно было бояться?

- Что ты имеешь в виду?

- Я уже третью неделю в К-2. За все это время ваши тренировались всего один раз – минут тридцать. У нас больше тренируются в день, чем у вас в неделю. Это не армия, бро. Это бой-скауты какие-то.

- Ну ты и загнул, Джейк! При чем тут советская угроза? Это ж узбеки. Какие им нахер тренировки – у них даже денег нет на бензин. Ты узбеков с русскими не путай, сержант-майор Алонсо!

- Русские, узбеки – хер ли мне разница? Это же русские истребители – Сухой.

- Истребители может и русские, но летают на них теперь только узбеки, понимаешь? Ты что серьёзно не можешь русского от узбека отличить, бро? Вот я, по-твоему тоже узбек?

- Не, ты не узбек, бро, ты Сухой!

Алонсо засмеялся и сплюнул шарики белых сушняков в каршинскую пыль.

- Все равно бро, вы не страшные. В Карши горячую воду на два часа в день дают. Были тут в увольнительной у одной шалавы, блин, а с шалавами у вас совсем труба, одна на троих. Короче, холодной водой пришлось мыться там.

- Ты опять не поймёшь. Это ж Карши. Вот будет увольнительная еще, я тебя в Ташкент свожу.

- Ташкент? Слыхал. Там говорят есть стрипушники круче нью-йоркских, врут или нет?

- Вот поедим – сам увидишь.

Я представил, как у Алонсо выпадет челюсть, когда он увидит Асю и Ясю у шеста в Узбечке.

- Ну, Алекс-бой! Н-ууу!

Джейк радостно рванулся вперед вызвав нездоровое напряжение у узбекского часового, охраняющего ржавеющий покой сушек.

- Ну Алекс–бой, ну если ты теперь меня кинешь!

Джейк сложил два пальца, приставил мне ко лбу, как Клинт Иствуд, и гаркнул «бэм!»

Tweet