Высоко-высоко в раю в одном из удалённых алмазных чертогов находится Литературная Гостиная. В гостиной не очень просторно, освещён лишь центр помещения, вдоль стен расположены шкафы со стеклянными дверцами, ну такие, знаете, в которых в советских домах хранится фамильный гранёный хрусталь, а рядом в таких же шкафах книги. В этой гостиной за стеклом стоят книги; большинство в алых сафьяновых переплётах с золотым тиснением, и современные издания тоже. Вся мировая литература, классика и современные произведения, всё  там.

  Посреди гостиной цветастый ковёр с узорами и непонятными фигурами, напоминающими силуэты животных, людей и прочее. На ковре круглый столик и три кресла с высокими спинками, обитыми бархатом.

  В один из вечеров в кресле в гостиной перед камином сидел и покуривал кальян дух Лермонтова. Просто сидел и смотрел в огонь. Он ждал.

  Дверь гостиной открылась и на пороге появились тени Сергея Есенина и Владимира Маяковского. Как призраки, они свободно могли выйти и из камина и прямо с потолка и даже сквозь дверь. Но как джентльмены в обществе себе подобных они предпочитали открывать дверь и входить через проём. И не летать по комнате, а идти прямо над полом, подобно людям. Издалека, если приглядеться, то можно было различить белые сполохи, пробегавшие порой по фигурам поэтов. Ну а сблизи они выглядели совсем как живые. Лермонтов пустил струю дыма и сказал:

— Заставляете себя ждать, господа!
— Да я вообще не готовился, сейчас вот пролистал последнее из написанного и сразу сюда, — ответил Есенин, ничуть не смутясь. Маяковский промолчал.
— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, не стесняйтесь!

  Оба поэта заняли свободные кресла. Есенин достал свою трубку, Маяковский тщательно скрутил косяк с зелёной коноплёй. Закурили. Некоторое время курили молча, Лермонтов поглядывал на обоих и посмеивался. Наконец он заговорил:

— Ну-с так что нового на поэтических горизонтах? Чем нас радуют?
— Да странно всё. К примеру на Удаве то что пишут в корзину, то зачастую хорошее, а те стихи что просто так на Главной, это в основном мрак и херь полная, — ответил Есенин, как бы оправдываясь.
— Я бы вообще корзину расширил и всю поэзию туда складывал, будь я Удавом, — мрачно заметил Маяковский.
— Погодите, так а что там Барыбино? Достойный же вроде бы автор.
— Да. Можно сказать, один в поле воин. И то, давно не писал, почти что переметнулся на ЛитПром и последнее его стихотворение напоминает какой-то марш. Вон как у Владимира!, — кивнул на Маяковского Есенин. Владимир сидел, развалясь в кресле в самой расслабленной позе и казалось даже не участвовал в беседе.

  Лермонтов утопал в клубах более густого, чем табачный, белого кальянного дыма. Сквозь завесу дыма виднелись лишь его усы и сверкали глаза, да пуговицы на мундире. Он покачал головой и молвил:

— Особо меня озадачивает некий Хермонтов. Толковый вроде бы автор, но прозаик до мозга кости. Редко-редко напишет стихотворение и то в корзину, чёрт возьми.
— Ха, а зато Писарь1 сегодня впервые не попал в корзину. И даже написал довольно толковую песенку, смешную.
— Видел. Не оценил. Мне более по душе новый автор на ресурсе Марат Князов. Возможно, это новая звёздочка, которая вскоре ярко воссияет, и когда-нибудь будет сидеть здесь с нами!
— Ну да, особенно если умрёт до сорока, -- ехидно ввернул Маяковский с диковатым взглядом его покрасневших, вечно навыкате, глаз.
— Появился ещё один новый автор, начинающий поэт, сегодня выкладывали, даже не помню как там его. Ну неважно, ему ещё расти и расти. И надеюсь, в правильном направлении.
— Ну зато Непризнанный радует постоянно. Я не знаю, то ли он специально шлёт всё что напишет с пометкой «корзина» то ли его не ценят на Удаве вообще.
— Да-да-да, с Рихтером аналогичная история. У человека явно талант, хорошие пишет стихи, но раз за разом лишь в корзине. А мог бы издаваться уже.
— А вы комментарии читаете?
— Нет, ну нет у меня ни времени ни желания впитывать эту чушь, эти потоки сознания простых смертных.
— Напрасно, мой друг, некоторые авторы пишут стихи в комментариях, вдохновляясь творениями своих коллег. То есть, они не шлют это в каверы, не шлют в креативы, а просто пишут в комментарии.
— Ну в таком случае поэтами им не быть. Это люди без амбиций!, — отрезал Лермонтов.
— Да, а есть наоборот—такие которые клянчат на Удаве палец, как будто он им жизнь лучше сделает, тьфу!, — презрительно добавил Маяковский.
— А я вот не понимаю этого автора по имени Вася Клюй. Ну пишет. Ну простые рядовые стихи. А эти смертные так восхищаются, так расхваливают эту бесвкусицу. Парадокс.. — сказал Есенин и выпустил два колечка дыма.
— И я не понимаю, — отозвался Лермонтов.
— Надежда наша сильна и уповаем на молодую гвардию или на старых проверенных зубров поэзии! – рыкнул Маяковский.
— Да, лишь бы не писала больше эта полоумная, как её там, лала? Лулу? Вот ведь действительно, взяла обезьяна в руки палочку и начала трудиться, прости господи. Всё! Увидимся через неделю. Молитесь Каллиопе, господа!

  Все расхохотались. Лермонтов встал и вышел. Маяковский задремал в кресле, протянув свои огромные ноги и свесив длинные руки до самого ковра. А шутник Есенин разогнался и прыгнул прямо в камин.

Tweet