«Однажды утром я проснулся с твёрдым намерением найти наконец работу, настоящую работу. Я не представлял себе точно, какой она будет, знал только, что это должно быть нечто стоящее, важное».
«Нексус», Генри Миллер

1
У мистического бессмертного существа не может быть понятия о морали. Нет этого понятия и у всякого хорошего продавца, торгаша, менеджера среднего звена и прочей сволочи.
Я тоже являюсь этой сволочью. Но я плохой торгаш.
В торговле работают те, кто больше ничего делать не умеют. Верно, я был из тех, у кого руки росли из жопы, я ничего не умел. А что можно уметь, когда нет производства, нет другой работы? Все мы… менты, торгаши, чиновники, политики… одного поля ягоды.
А началось всё в тот день, когда я понял, сидя на окладе можно позволить себе лечь и уснуть, а заработать можно, особо не перетруждаясь, в сфере торговли. Туда брали всех подряд. Взяли и меня. Легко! Но я почему-то не вспомнил на момент трудоустройства фразу покойного тестя, который однажды сказал как бы между прочим: чем тяжелее работа, тем легче на неё устроиться. Он всю жизнь проработал прорабом на стройке.


2

Это был магазин бытовой техники. Но взяли для начала грузчиком.
Я не возражал. Начинать надо с низов.
Мне выдали спецодежду. Сделали бейджик. Оказалось, я не грузчик, а техник выдачи товара. Что в принципе означало одно и то же.
В первый день старший менеджер спросил:
- Что такое торговля?
Я пожал плечами.
- Запоминай – это сделка двух дураков. Один хочет выгодно купить, другой выгодно продать. Но в дураках остаётся всегда покупатель.
Звали его Владимир Евгеньевич. Фамилия Кормилец. Он был мой ровесник. И мне это не нравилось. Любая работа, любое начальство меня угнетали. Вообще, нормальному человеку не должно быть хорошо на работе. Хорошо должно быть дома, в постели с женой, в отпуске на даче или на берегу моря. Но никак уж не на работе. Кому хорошо на работе – тот трудоголик, извращенец; трудоголики пьянеют от работы, всегда под кайфом. Владимир Евгеньевич им и был. В чём я убедился в первый же рабочий день – составить диагноз не составило труда. Столкнись с таким человеком – любой бы составил.
Вот я и столкнулся. Но не придал этому значения. Потому что в первый же день не выгрузил ни одной машины, ни поднял ничего тяжелей пяти килограмм, разве что прибрался в складе, расставил пустые коробки на стеллажах, подмёл пол.
И мне не давала покоя мысль: работать можно, но нужно забираться выше, карабкаться-карабкаться вверх.
В конце рабочего дня пришёл завсклад. Он был выходной. Но к вечеру почему-то припёрся на работу. Странное дело, показалось мне.
- Новенький? – заметил он меня, глядя на бейджик. – Виктор?
- Он самый.
- Володя я. А ты - будешь Виктором Ивановичем – похож на моего хорошего знакомого. Его так зовут.
- Я – он и есть. То есть по отчеству – я Иванович, - сказал и ничему не удивился. Я давно разучился удивляться. Видимо, я старел.
С первого же дня я приобрёл солидность не по форме одежды, а по форме обращения к себе. Имя отчество ко мне так и приклеилось, хотя в тридцать пять лет я не особо-то жаловал такое обращение к себе. Будь проще, повторял сам себе.
После работы я решил выпить пива. Жена, Лиза, была в отпуске, уехала к маме за тридевять земель. Любовь к тёще измеряется в километрах. Моя любовь к этой женщине составляла девятьсот восемьдесят девять километров. Я её обожал одиннадцать месяцев и две с половиной недели. Если приезжала в гости – полторы недели ненавидел!
А сейчас я взял пивка три литра на розлив, сушёной рыбки полкило, тарани, и водки чекушку (всё верно, и водки). Водка, да и алкоголь вообще, я понимал, один из способов над собой поиздеваться. Надо признаться, я день через день занимался самобичеванием, уродовал себя. Но завтра, я знал, на работу выйду огурцом.

3
На работу вышел малосольный огурец. Голова гудела; я потел словно в бане. Утро летнего дня – сам Дьявол вместе со мной задыхался от жары, обливался потом.
Мы собрались в кабинете у директора на планёрку. Человек шестнадцать нас было. Кондиционер не справлялся с жарой, чертыхался. Я огляделся – много хорошеньких девиц, а моя Лиза с мамой… Но тут же отогнал вредные мысли: девятьсот восемьдесят девять километров - девятьсот восемьдесят девять километров любви; Лиза предстала в лике святой – думай о хорошем…
Директора звали Игорь Павлович. Он хуесосил Владимира Евгеньевича. Указывал на ошибки и недочёты. Работа – волк, работник – вол, начальник – сука.
Свою разгневанную речь он объяснял тем, что генеральный шеф ебёт его, а не Владимира Евгеньевича. Тем самым, я понимал, он даёт зелёный свет, чтобы последний не расслаблялся вместе с продавцами-консультантами и техниками выдачи.
- Я всю неделю работаю, в выходные дни тоже ничего не делаю. Но это не значит, что старший менеджер должен на меня ровняться, а вы на него… - Игорь Павлович то ли шутил, то ли говорил всерьёз, его речь меня забавляла. 
Володя шепнул мне на ухо:
- Жди беды…
- В каком смысле? – переспросил я.
- Владимир Евгеньевич – он заводится после планёрки, и начинает заводить нас… Имей в виду, Игорь не злой, только на словах быкует, а Владимир Евгеньевич этого не понимает, воспринимает всё буквально, смекаешь? И ещё: генеральному шефу Игорь никого и никогда не сдаёт, если что. А Владимир Евгеньевич – в раз стучит, сечёшь?.. От тебя, Виктор Иванович, перегар исходит. Советую не дышать на Владимира Евгеньевича. 
- Хватит шептаться, вы!.. – это Игорь Павлович обратился к нам с Володей.
Затем Игорь Павлович познакомил меня с коллективом. Так сказать, ввёл в семью. Я стал приёмным сыном.
Теперь меня знали все, я никого не знал: не старался запомнить – зачем?.. Всему своё время.
В конце планёрки меня определили к шофёру, некоему Маликову, и тоже Владимиру, развозить доставки.
- Подзаработаешь на подъёмах, - сказал Володя, завсклад.
Это слово меня возбудило, с деньгами у меня начинались проблемы. А жена обещала вернуться дней через десять. У неё всегда были деньги. У неё всегда были возможности, чтобы изменить дела в лучшую сторону, считала она. Мешал только я, неудачник-горемыка-выпивоха, аутсайдер, которого вот-вот отправят во второй дивизион ко всем чертям! Я это чувствовал. Но не собирался сдаваться ни в первом, ни во втором тайме. Я собирался играть по правилам, без жёлтых и тем более красных карточек. Это было сложно. Но в новом коллективе, среди молодых, я надеялся сам помолодеть. Ничья не устраивала – нужен был выигрыш.

4
Жизнь слово пресное.
Глядя на Маликова, я не усомнился в своей мысли. Ему было пятьдесят пять лет. Он развозил доставки, дорабатывал до пенсии, соглашался на всё. Чтобы не уволили. В свои пятьдесят пять он наравне со всеми поднимал семидесятикилограммовые холодильники. Как на пятый этаж, так и на десятый, если не работал лифт, или товар в этот лифт не помещался. На пенсии Маликов протянул бы ещё долго – долголетие стало бы его местью государству.
У меня не было опыта, как правильно обращаться с тяжёлыми предметами. Маликов подсказывал, я учился. Я был хороший ученик.
- Виктор Иванович, - сказал Маликов, - ты слишком усердствуешь. Поэтому быстро устаёшь. Расслабься.
Я расслабился – но легче не стало. Жара делала своё дело. Хотя я был моложе на двадцать лет, казалось, для него все эти стиральные машинки и холодильники – пух! С меня же исходили последние соки. А в кузове стояло пять холодильников выше двух метров. Восемь стиральных машин, шесть газовых печей. Покупатели, верно, сговорились против нас.
- Давно столько доставок не было, - Владимир тоже был не рад.
Опыт, привычка, ответственность. Три фактора влияющие на исполнительность. Ответственность у меня присутствовала, не было опыта, с привычкой тоже дела обстояли плохо. А ещё меня замучила жажда! Я хотел пить.
Подъезжая к дому следующего клиента, я сказал:
- Надо воды купить.
Маликов, на лице которого не проступило ни одной капли пота, не одобрил моего желания.
- Больше захочется потом.
Я вздохнул. Он не знал, что я был с бодуна. У клиентов воды попрошу, подумал.
Пятый этаж. Холодильник «Атлант». Два компрессора. Два метра высота. В лифт не входит. Весело!
Я облизал губы.
Мы спустили холодильник с кузова. Предстоял выбор: кому-то взяться там, где два двигателя, а кому-то за верх, где легче, но идти задом.
Я взял, где тяжелей. И мы пошли.
Подъезды домов как будто специально делались так, чтобы никто в свою квартиру не внёс крупногабаритную технику. На каждом этаже приходилось останавливаться. Ставить холодильник на пол, чтобы развернуть. А после я снова брался за низ, поднимал свой край – я терял силы в два раза быстрей.
Клиент нас ждал. Это была толстая тётка, еле вмещавшаяся в дверном проёме. Она командовала, куда поставить холодильник, постоянно повторяла: «Не обдерите мебель, не поцарапайте пол, я на вас жаловаться буду!»
Маликов назвал сумму за подъём.
- Ничего не знаю! – запричитала она. – Мне в магазине не сказали, что я вам должна заплатить. Я на вас жаловаться буду! – снова повторила свою фразу, она ей, видимо, доставляла удовольствие.
Я не вмешивался в конфликт. Маликов не стал с ней спорить, сказал мне:
- Пошли!
В кабине машины я вспомнил, что забыл попросить воды. Но, мне показалось, она бы не дала, нашла оправдание своей жадности: «Прольёшь на пол, а мне потом вытирать!»
Я закурил. Думал, сигарета поможет забыть про жажду. Но она не исчезла – наоборот, усилилась. Я с негодованием выбросил окурок в окно.
В соседний дом доставка стиральной машинки. Хотя она была не легче холодильника – зато имела меньшие габариты.
Четвёртый этаж. Мы легко так, одним махом, подняли машинку. Нас встретил пацан. Он и не знал, что его мамаша сделала покупку. Собирался уже уходить из дома, но мы оказались вовремя. Иначе пришлось бы спускать обратно.
За подъём он заплатил. Я попросил пить.
- Сушняк! – сказал. – Не могу!
- Минутку! – пацан зашёл в кухню. А когда оттуда вышел, сказал: - Воды в кране нет. Наверное, отключили.
Не удивительно, как легко человека могут отключить от жизненно важной услуги. И это нормально. Нормально, когда не хочется пить. Но я умирал от жажды! Слюна во рту стала густой. Оззи Осборн говорил, что он не пьёт воду, потому что в воде ебутся и срут рыбы – несите виски! У Оззи Осборна стопроцентно вместо крови в теле циркулировал виски. А я не был рок-звездой. Не был святым.
Маликов повторил:
- Захочешь ещё сильней, а у нас куча доставок. До шести вечера не успеем!
Я не успокоился:
- Глянь, в холодильнике, может, компотик холодный есть?
- Точно, - сказал пацан. – Вчера я полтарашку в морозильник забросил. – И он мне принёс бутылку льда.
В машине я начал отогревать лёд. Хоть было и жарко – пекло! – сразу получить спасительной влаги столько, чтобы напиться, не вышло.
Я сделал один лишь маленький глоток.
Пить захотелось ещё больше! Маликов в чём-то был прав. Глядя на меня, он лыбился. Старый пердун! 
Мы подъехали к дому очередного клиента.
Теперь девятый этаж. И снова холодильник «Атлант», лифт маленький, по высоте товар не помещался, да и нельзя такие вещи в лифте поднимать. Придётся тащить.
Я снова схватил там, где тяжелей. Пожалел Маликова.
В этом доме подъезды шире.
- Идём без остановок, - Маликов чувствовал в себе силы. У меня их почти не осталось, только бодун и отдышка. Я шёл против своей воли.
- Ага, - молвил. Я в себя верил.
На третьем этаже остановились.
Перекур. Грузчик из меня никудышный.
Снова рывок, пошли!
- До седьмого дотянешь? – спрашивает Маликов.
- Дотяну, - говорю, а сам своего голоса не слышу.
Между пятым и шестым этажом я понял, что у меня потемнело в глазах… И тишина…
Очнулся в машине скорой помощи. Увидел капельницу и лицо фельдшера. Это было личико красивой девушки. Она меня спасала…
Со мной ничего страшного не произошло. Просто, как потом выяснилось, началось обезвоживание, и случился тепловой удар.
К вечеру меня выпустили из больницы. Подобных долго там не лечат. Будучи животным, получаешь не медицинское обслуживание, а ветеринарный уход.

5
По дороге домой я зашёл в бар. Он был не по пути, а в стороне от дома. Я специально искал тихое местечко. Посидеть, подумать, выпить.
Заказал пиво.
Перед тем, как отпустить, врач сказал, пить нельзя. Но не сказал, как долго нельзя. Я пью, чтобы другие люди, меня окружающие, становились интереснее. В этой забегаловке почти не было посетителей, но уже после первой кружки пива бармен стал выглядеть совсем по-другому. Он, кажется, мне улыбался, хотя на входе сюда я этого не заметил.
Я раздумывал, выходить ли завтра на работу? Или остаться дома? Можно найти что-нибудь другое. В нынешнее время не работу ищут, а достойную оплату труда.
Официально я ещё не был трудоустроен. Поэтому мой невыход на мне никак не отразился бы. Но вдруг я понял, мысль сразила внезапно, не о работе я думаю, а о Лизе. Что скажет она? Работа и жена стали для меня одной проблемой. В идеале жена должна ассоциироваться с любовью, работа – с деньгами. У меня все эти понятия смешались, если не поменялись местами.
Когда-то мы друг другу устраивали сцены из порнографических фильмов. Никто не ругался. У нас с ней была мотивация: кто первый кончит – тот моет посуду. Очень часто приходилось мыть посуду вместе. Мы были идеальной парой. А сейчас она в отпуск домой ездит одна. Что-то у нас идёт не так.
Заказал вторую кружку пива.
Ныне, если я месяц не пью, то чувствую себя, как верблюд в Каракумах.
- Официант! – я щёлкнул пальцами правой руки. У меня получилось звонко. – Пятьдесят грамм водки!
- Запить? – он прокричал через весь зал точно так же, как сделал я.
- Сок. Томатный.
Официант принёс заказ, поставил на столик.
Я спросил у него:
- Женат?
- Да.
- Любишь?
- Конечно!
- Вот и я люблю! И жить люблю! Всё здорово, вообще! Пока не протрезвеешь. Тебе так не кажется? 
- Я пойду, - сказал бармен. – У меня работа.
Мои излияния казались ему пустым бредом.
- Иди, работай!
Я выпил свои пятьдесят грамм, запил соком. Бросить работу мне легче, чем пить и курить. Но если я работу брошу, то мне будет нечего пить и курить. Лучше я буду работать, чем попрошайничать: дайте на выпивку, дайте на сигареты. Над человеческими слабостями ни чужой, ни родной человек не сжалится.
Мне принесли третью кружку пива. Я почувствовал себя на коне. Не хватало сабли. Но идти на подвиги я не собирался.
Я продолжал думать, что делать. И решил, что работа не любит, когда её забрасывают на дальнюю полку шкафа. Красивая женщина – тоже. Любовь – она в сердце сначала. После перебирается в печёнку и разъедает мозг. Лизу я любил. Но, было очевидно, нехорошее предчувствие закралось в подсознание. Я могу получить удар между ног. Всё произойдёт неожиданно.
Я допил пиво, пошёл домой.
На следующий день я вышел на работу.