писано с рассказа попутчика. Сегодня ночью слушал, в купе поезда Луганск-Одесса


В море все интересно. И само море, и люди, с которыми ты сталкиваешься. Сколько лет уже хожу в рейсы, повидал все моря и океаны, много где был – а все равно, интересно. Нет, я не про то, что у каждого моря свои цвета, не про то, что у каждого моря свои запахи. Я больше про людей. У каждого моря свои люди – это также справедливо, как и то, что у каждого человека свое море.

Мне как-то повезло, сейчас, имея за плечами солидный стаж и востребованную профессию электромеханика, я могу позволить себе не уходить на полгода или год в море, теряя годы из жизни своей жены и своих детей. Так было в молодости, сейчас уже не так. Но, учитывая стаж и специальность, меня дергают в командировки в разные места, на разные суда – подмогнуть, пособить, сделать работу местным специалистам.

Вот и на этот японский паром меня так дернули и забросили зарплатой и командировочными – как кальмаров кальмарницей много крючковой дергают и на палубу выбрасывают. А в таких выбросах на чужую палубу никогда не угадаешь, как пройдут эти два месяца, какие люди попадутся, как сживешься с ними. Работа работой, но от общения никуда не деться же. Бывает хорошо, бывает очень хорошо, а бывает так, что дни до окончания работ считаешь, скрипишь зубами, пока гайки крутишь.

Это вот именно про этот паром. Было. Во-первых, японцы удивили, пьют много. Никогда бы не подумал. После смены, каждый день, начинают с пива, разминаются хорошо так, а потом на виски переходят. Мы с напарником первые дни поддерживали компанию, а потом сдались. Два славянина, два не трезвенника, если честно, и вдруг вот так вот…

Да, по поводу славянина – с этого все и началось-то, в общем. Зам главного инженера когда с нами знакомился, сразу личные дела наши взял. Серегу долго спрашивал, что за страна такая Украина и где находится. Потом от него отстал, взялся за мое дело. Увидел место рождения – Россия и все, понеслось.

У Тамори, а его так звали, лицо вообще суровое. Самурайское такое лицо. Без усиков времен второй мировой, а именно самурайски суровое – так и ждешь, что вот он сейчас получит письмо о поражении потомков Иэясу в войне против Токугавы и начнет себе решительно живот пластать. А когда он прочитал о моем месте рождения, лицо его стало еще суровее.

Не помогло и то, что я сразу сказал, что родился я в России, но с малых лет в Украине живу. Нет, мне предстояло ответить за всю Россию, за весь Советский Союз за захват курильских островов.

С этого дня и пошло. Как смена, я уходил душой и телом в железяки и только изредка ловил его суровый, жесткий, уничижающий взгляд. А как смена заканчивалась и он меня отлавливал в каюте – так тут и начиналось.
- Вот, видишь, Саша, эту фотографию. Это кладбище на острове Итуруп. Видишь иероглифы? Это наши предки, в нашей земле.

Я пытался поначалу как-то достучаться до него, пояснить, что лично я не захватывал эти острова. Что я гражданин другого государства, которому эти острова не принадлежат. И что даже если я захочу, то вернуть их ему, Тамори, не смогу.

Тамори был непреклонен. Каждый вечер на меня падало сначала его презрение, а потом фактаж и доказательства, что Итуруп, Шикотан, Кунашир и Хабомаи – японская земля и Япония от них не отказывалась.
- Тамори, вы же сами к нам полезли. Получили по морде, заплатили островами.
- Америка вернула захваченный остров. Почему вы не вернули?
- Бля…
- Вот, смотри (достает атлас). Это – японская земля (показывает на закрашенную розовым землю). Это – российская.
- …
И снова презрение, суровый взгляд, холод отчуждения. Вы, наверное, сейчас читаете и думаете – ну что за нежности и страдания. Это не нежности и страдания – это очень важно и ощутимо, когда живешь в замкнутом пространстве продолжительно время. Взаимоотношения и коллектив значт очень и очень много. С капитаном говорить было бессмысленно. Свое дело он знал на 5, а вот экипаж оставлял экипажу – я видел его пару раз, когда он уставший, с финальным бокалом виски и сигарой шел к себе в каюту, задевая плечом переборки.

Однажды я психанул. Дождался, когда Тамори уйдет к себе. Взял его злополучный атлас. Взял маркер. И закрасил эти долбанные острова розовым.
Целый день поглядывал искоса на Тамори. Тамори сурово поглядывал на меня. Все было как обычно. Аж до самого вечера. Аж пока атлас не открыл…

А вот тут началось то, чего я никак не ожидал. Суровое лицо Тамори, каменное его выражение, с которым самураи обычно убивали других самураев, вдруг пошло трещинами. Милыми, симпатичными трещинами, выпускавшими наружу улыбку. Тамори улыбался! Я вдруг понял, что ни разу за эти дни я не видел его улыбающимся. Улыбался не улыбкой победителя, улыбался тепло – без единой нотки превосходства или злорадства.
- Саша, это сделал ты?
Я как раз стоял, выбирал диск с фильмом себе. Буркнул что-то утвердительное.

Тамори подлетел ко мне и сжал в объятиях. Довольный, счастливый!
Потом вылетел из каюты, побежал на мостик, по пути крича – «Русский Саша признал Итуруп нашим островом! Саша признал!»

С этого вечера изменилось все. Я был лучшим другом Тамори. Я был лучшим другом экипажа этого японского парома. Мне кланялись при встрече строго, уважительно, а потом улыбались – тепло и открыто, как улыбаются японцы только членам семьи и друзьям.

Странные они. И Тамори этот странный. Что толку-то, что я электромеханик, гражданин Украины, закрасил часть территории в бумажном недорогом атласе?

Это же не битва за острова, которую они выиграли…

Tweet