«Я так хочу – я всё лето не кончала…», – могла бы спеть Алла Борисовна на Евровидении-97, одержав тем самым уверенную победу. Но, к сожалению, не спела и чуть не вылетела в отборочном туре. Зато теперь она счастливая мать.

И все же, вспоминая холодное лето две тысячи третьего, именно этот шлягер я начинаю мурлыкать под нос, откровенно фальшивя в самых неожиданных местах. Правда, в моем случае, в припеве не кончается пиво. Это, пожалуй, один из самых романтических и светло-печальных эпизодов моей жизни. А посему, описывая его, я делаюсь сентиментальным и ранимым, как восьмиклассница после первого аборта.

Будучи отчисленным из альма-матер за патологическую неуспеваемость, и оставив попытки хоть как-то зацепиться в городе-герое Ленинграде, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, я вылетел домой, где ждали разгневанные родители, огорченная бабушка и непыльная работа грузчиком. Дальнейшая жизнь казалась простой и незатейливой, как рукоять молотка. Радужных перспектив я не рисовал, единственным моим желанием было откосить от армии, на что требовались деньги или связи.

– Мама, вы, помнится, говорили за подругу, у которой семеро по лавкам и муж скончался от передозировки? – я решил брать быка за рога. – Таки давайте, я уже на ней женюсь, усыновлю весь этот красный уголок и не пойду служить Родине?

– Сыночка, в своём ли ты уме? Родина отберёт у тебя  два года твоей никчемной жизни, а эта курва подаст на развод и алименты, запятнав тебе весь паспорт и биографию! Иди и служи, как твой героический папа, – смахнула она актёрскую слезу.

– Тогда обещайте посылать мне чай, папиросы и тёплые носочки. А если пошлют в горячую точку, и я не вернусь, назовите в честь меня попугая…

***

Встав на учёт в военкомате и, получив предписание явиться в октябре на медицинскую комиссию, я впрягся в лямку, которую тянули до меня миллионы людей. Утром на работу, вечером домой. Выпить с друзьями в пятницу, а на закуску выебать одну из немногочисленных представительниц слабого пола, не брезгующих употреблять семьдесят второй из горлышка в компании рок-н-рольщиков.

Жизнь моя, утвердившись в колее рутины, медленно и печально катилась по направлению к окончательной и беспросветной заднице, у которой, впрочем, был свой «горизонт событий». Одиночество, томившее мою побитую молью разочарования душу, я по обыкновению заливал декалитрами алкоголя. Но все же я поймал свой шанс за мошонку.

В начале июля нарисовались  мои земляки – Жендос, Андрюша-бля, Кэт и Маша, метко прозванная Матильдой. Для меня их приезд стал глотком неразбавленного спирта, ведь к пятничным попойкам в компании маргиналов от рок-сцены, добавились почти ежедневные перформансы с дорогими моему сердцу друзьями.

И если с Женей мы регулярно бухали с первого курса, с Кэт у нас вышел неудачный роман, а с Дюшей мы один раз крепко подрались, то Матильда, до этого не вызывавшая до этого во мне никакого интереса, обаяла меня с первого стакана. В день взятия Бастилии, когда мы отмечали чей-то день рождения, зародилась наша любовь.

Утопая в залитых по самое не балуй очах новой пассии, я читал стихи Бальмонта и нежно гладил её под исподним. Эти мягкие, чуть приоткрытые губы, сводили с ума. И не было в этом никакой эротики, сплошная похоть. Неожиданно Маша оказалась девственницей, о чем и сообщила, когда я попытался снять с неё трусики.

– Э? – я был подавлен и обескуражен. – Тебе же почти девятнадцать, а ты… до сих пор… нет?!

– У меня родители строгие, – пожимает она плечами. – И два брата со справками из дома скорби.

– А как же мы тогда? Это же…

– Т-с-с-с-с, – она закрывает мой рот ладошкой. – У меня тоже днюха скоро, приходи, пожалуйста, трезвым.

***

Время застыло ископаемой какашкой в янтаре ожидания. Полтора месяца, отделявшие меня от вожделенной цели, я работал как за УДО, перебиваясь с доширака на кильку в томате и обратно.

Пользуясь случаем и моим гормональным дисбалансом, Маша с Катей повадились наведываться ко мне каждый день, печатать курсовую по метеорологии. Возвращаясь с работы, я наскоро съедал «типа ужин», принимал «типа душ» и садился за компьютер. Девочки поочередно диктовали, а я остервенело набирал текст, сопровождая всё действо язвительными комментариями.

К концу второй недели появились первые результаты нашей совместной работы – запястный синдром, перманентная эрекция и надежда на лучшее. Последние главы научного труда Катя дописывала сама, в то время, пока мы с Матей занимались лёгким петтингом в соседней комнате.

Окажись я сейчас в подобной ситуации, всё закончилось бы ни к чему не обязывающей групповушкой или дикой пьянкой. Но мы были молоды, наивны и верили в любовь после секса. А потому большую часть лета, в свободное от работы время, я набирал дурацкие буквы, целовался с Машей  и пил в меру.

Кое-как дождавшись дня Д, я с переполненными тестикулами помчался приобретать подарок. Ну, вот такой я мудак – всё делаю в последний момент, а потому и вынимаю не вовремя, и на работе проблемы, и с двух универов меня попёрли за то же самое. Припылил я в магазин парфюмерный опосля смены грузчицкой – от меня сразу все давай шарахаться и смотреть с осуждением – мы, мол, тут тонкие ароматы подбираем,  а ты вонять изволишь.

Надышавшись цветочно-конфетно-горько-хуй-пойми-какими запахами, я приобрёл флакончик, от которого пахло наименее отвратительно, и ретировался в ужасе из этого страшного места. Оставалось купить открытку, презервативы и что-нибудь из бухла, полагаться на малоопытную Маню не было никакого желания, наверняка купила одну бутылку водки на всех – мы так в шестом классе делали. С бланком поздравления вышло совсем плохо – в наличии были только ватманы, сложенные пополам, зато с розочками и блёстками.

***

Праздновали у Жендоса, который удачно сплавил родителей в Северную Корею. Торжество достигло апогея, когда я был еще вменяем и трезв. Остальные перепились, накурились и принялись танцевать. Ненавижу эстрадную музыку. Даже на дискотеки в молодости ходил не с кастетом, а с плеером и отвёрткой. Тем не менее, из музыкального центра уже завывал  Петкун сотоварищи – хит сезона, йоба. Внезапно обнаружил, что кружу в танце уже трёх нимф, но среди них нет моей львицы.

Отыскав любимую на кухне, я стал жарко и безжалостно её целовать. Она отвечала взаимностью и когда мы были готовы слиться в экстазе…

Палку в колесо нашего праздника вставил брат одной из девочек, он ворвался тасманским дьяволом в квартиру, крича, сквернословя и размахивая папиным газовым пистолетом. Однако после двух лобастых водки и нескольких зуботычин успокоился, присел в уголке и захрапел. Вся эта возня начинала действовать на нервы, и я потихоньку стал выпроваживать гостей. Хозяина квартиры, к сожалению, выпроводить не удалось. Лёжа кверху воронкой, он пускал пузыри, прижимая к себе двух подруг именинницы.

Что такое дефлорация, с точки зрения неэвклидовой геометрии? С одной стороны – неблагодарный труд. С другой – проникновение некоего стержня в некоторую псевдосферу. Короче, разделись мы с Машей до без трусов и аккуратно прилегли – она подстелила какую-то ветошь и, выпятив свежевыбритую невинность, готовилась её утратить,  я же испытал растерянность. Как сказал классик устами своей героини: «моё недоумение разделяла вся Европа».

Что же с ней дальше-то делать, озадаченно думал я. Силясь разобраться в обуревающих меня противоречиях, начал задумчиво ковыряться пальцем в вожделенном лоне. Не было у меня до Маши девственниц, и после неё, тьху-тьху, Будда миловал. Нервная ведь работа, как у зоотехника, а плоды пожинает кто-то другой.

Пришлось импровизировать. Размяв «тугую, но недостаточно расслабленную™» вагину пальцами, пустил в ход язык, а потом уже и до хуя дело дошло. Матильда, вопреки моим опасениям, стоически переносила все эти суетливые метания и ёрзания, благосклонно раскорячив дивные ножки во все стороны.

Описывать сам процесс, не вижу смысла, в силу его нано-технологичности. Скажу лишь одно – было неприятно. Местами, даже больно. И кому больнее, не берусь судить. Мой дефлоратор никак не хотел пролезать дальше.  Уже полуневинная партнерша то стонала, то морщилась, а в норке её было сухо и жарко, как в мартеновской печи.

– Надо бы, – говорю. – Смазать немного, а то мозолей натрём.

– Я не могу, – сипит Машенька. – У меня горло пересохло.

– И не только оно.

Понимая, что так мы к счастью не придём, решили сменить тактику. И Маша мужественно насадилась на меня по самые подшипники.

Эхо нашего сдвоенного «ой-бля» еще долго гуляло по закоулкам квартиры, но mission была уже accomplished. Потыкавшись еще несколько минут для закрепления результата, я утратил веру в торжество эякуляции над детскими комплексами и выскочил из свежевскрытого бутона с еле слышным «чпок».

Именинница осознавала новый статус, а я устремился в ванную с целью довершить начатое. Глаза мои наполняли бессильные слёзы обманутого человека, ведь не этого я вожделел долгие недели, не об этом мечтал перед сном, засыпая и просыпаясь под курганом подъятого стояком одеяла. В погоне за эфемерным счастьем взаимной любви, я хранил верность чувствам и отрёкся от прелюбодеяния с былыми подругами. Но, как оказалось, зря. Матильда не смогла дать мне того, на что у любой из них уходило не более семи минут.

Я дрочил и плакал.

_______________________

С Машей мы встретились только в аэропорту, куда я приехал увидеться с друзьями и передать через них небольшую бандероль. Она посмотрела на меня холодно и отстранённо, как на чужого. Впрочем, мало кто из людей, после излечения, испытывает благодарность к зубному врачу или проктологу – их работа принимается как суровая малоприятная необходимость.

– Сыночка, что же ты не расскажешь за Манечку, с которой вы всё лето делали уроки? Как она там?

– Мама, ну откуда мне знать? – я нервно прикурил вторую сигарету. – Живёт, стареет, увядает. Заводит новые знакомства, а, может быть, сейчас икает…

– Ой, гевальт! Таки дальше уроков у вас не пошло?

– Ну отчего же? Пошло. Но только без меня и в другую сторону. Жизнь, мама, это не только пряники, но и шомпола.

– Сына, ты протерял такую хорошую девочку? Хватит уже водить в дом кого попало! Где та, которая станет матерью моих внуков? Я бы любила её как родную дочю… или даже сильнее.

– Ай, мама, не царапайте мне нервов!

Затушив окурок, я пошел к себе в комнату переодеваться.  Осень обещала быть томной и порочной. Меня ждали неприхотливые поклонницы и призывная комиссия.

Tweet