- Ну, Коля, что ты, в самом деле! – в сердцах воскликнул немолодой, но хорошо сохранившийся мужчина с волевым лицом, на котором выделялись озорно поблескивающие карие глаза. – Я всё понимаю – правила, установки, группа сопровождения, но ты уж извини – в этом медвежьем углу я не Олег Викторович Гаранин, один из представителей, так сказать, олигархической элиты, а просто самый обычный человек, прибывший хорошо провести время со своими приятелями. И никто – даже ты, кстати, - не помешает мне просто прогуляться по главной улице этой.. как бишь её… - Некрасовки, Олег Викторыч – пробурчал спутник Гаранина и по совместительству начальник личной Службы безопасности Николай Ковров – высокий крепыш с пудовыми кулаками и перебитым носом боксера-профессионала. Ковров прикрывал своего босса с самых лихих 90-х, и отношения между «телом» и его хранителем были вполне себе дружеские, если не сказать - панибратские. Гаранин любил иногда по-дружески подколоть своего вечно хмурого Николая, но когда реально начинало пахнуть жареным, слушался его беспрекословно, потому и дожил до нынешних времен в добром здравии. Мужчины были одеты как заправские охотники, за плечами висели ружья, и единственное, что несколько бросалось в глаза в их привычной экипировке, так это портативные рации на поясах - единственное, на чем смог настоять Ковров во время этого неожиданного выезда в сибирские леса. Буквально пару дней назад Гаранина и ещё нескольких общих знакомых на выходные пригласил поохотиться, расслабиться (а заодно, как выяснилось, и порешать кое-какие насущные вопросы) Альберт Феликсович Голдовский – ещё один представитель бизнес-элиты, с которым Гаранин пересекался по некоторым проектам. Гаранин и Голдовский не были особо близкими приятелями, но в нашем государстве деловые люди как-то инстинктивно тянутся друг к другу, поэтому Олег Викторович принял приглашение и вместе с верным Ковровым прибыл на этот таёжный «пикник на обочине» вчера с прочими гостями на личном вертолете Голдовского. Собственно, Некрасовку эту Гаранин заприметил ещё вчера при посадке и сегодня с утра, вежливо отклонив предложение Голдовского «спрыснуть по маленькой за встречу» на его роскошной заимке (от места посадки добирались туда на джипах ещё около получаса) желанием совершить небольшой променад, отправился на разведку этой небольшой, в 30-40 домов деревушки.

Гаранин и Ковров, не торопясь, шли по центральной (и единственной) улице Некрасовки – Олег Викторович с любопытством оглядывался по сторонам (его детство и отрочество прошло в похожей деревушке, правда, расположенной поближе к благам цивилизации), Николай по привычке хмурился и периодически бросал по сторонам цепкий, профессиональный взгляд. Однако всё дышало покоем и умиротворением – и нарядные домики по обеим сторонам улицы, и душистые палисадники, и даже редкие прохожие, бросающие любопытные взгляды на олигарха и его спутника. Гаранина даже накрыла минутная ностальгия – эх, бросить бы всё да махнуть на месяц-другой в родную Сосновку... Ну да, как же, оставишь тут всё без присмотра хоть на неделю, так этот самый Голдовский первым попробует лакомые кусочки от хозяйства Гаранина оттяпать… Олег Викторович вздохнул и уже хотел было разворачиваться в обратный путь (всё-таки «скатерть-самобранка» у Голдовского с утра предлагала очень даже приличное по таёжным меркам меню), но тут случился неприятный казус – у Гаранина вдруг резко прихватило живот. Бизнесмен уже давно мучился желудком, доктора прописывали строгие диеты (И никакого алкоголя, Олег Викторович! Ни-ка-ко-го!), но вчера вечером не удержался – молочный поросенок из настоящей русской печи под фирменную настойку от Голдовского, предложенный на ужин, стал непреодолимым искушением. Расплата за грехи, конечно, последовала точно по расписанию. Гаранин резко согнулся и скрипнул зубами – вот попал, так попал! Ковров знал о проблемах с пищеварением у своего шефа и среагировал мгновенно – Олег Викторыч, таблетку? - Да нет, Коля – проскрипел Гаранин. – Таблетку с утра надо было, мне бы по-серьёзному… Ковров снова всё понял с полуслова и метнулся к ближайшему домику. - Эй, дома есть кто? – крикнул телохранитель. Ответом ему была тишина, правда, в глубине сада послышался какой-то шорох и скрип. Николай чуть подождал и уже хотел перебежать к соседней калитке, как из глубины сада показался белобрысый курносый мальчуган лет 10-12 с ворохом веснушек по всей физиономии. Здравствуйте! – настороженно произнес он, исподлобья глянув на гостей синими, василькового цвета глазами. - Привет, пацан! – изобразив на лице подобие улыбки, гаркнул Ковров. – Слушай, тут такое дело – в туалет можно к вам напроситься? - И Николай выразительно оглянулся на согнувшегося в вопросительный знак бизнесмена, тщетно пытающегося придать скривившемуся от боли лицу приветливое выражение. - Вы с заимки, что ли? – мальчишка несмело улыбнулся. – В туалет можно конечно... И, чуть поколебавшись, распахнул калитку. Ковров и бережно поддерживаемый им Гаранин зашли во двор. Мальчишка махнул рукой куда-то вглубь сада – По дорожке идите, увидите. - Олег Викторович держался из последних сил, но когда его взору предстал «туалет типа сортир» (сколоченный, однако, основательно и на совесть, даже щелей между досками не было), так знакомый по давней деревенской жизни, не удержался от улыбки. - Стоп! – через силу выдавил он Коврову, распахивая дощатую дверцу. – На горшок сам ходить умею. – И закрыв дверь, закрылся на основательный шпингалет. В туалете было бы совсем темно, если бы не тусклая лампочка под самым потолком. Гаранин, кряхтя, принял позу горного орла на вершине Кавказа и задумался о суете сует, тщетности всего сущего, о том, что иных уж нет, а те далече, и уже почти подошел к постижению смысла жизни, как лампочка под потолком, издав жалобное шипение, погасла. – Ну и хрен с ней! – умиротворенно подумал олигарх. – Уже отстрелялся вроде... Олег Викторович пошарил рукой по стенкам и нащупал какую-то металлическую емкость, в которой оказалось несколько жестких листков бумаги. Употребив их по назначению, Гаранин понял, что ещё пара листочков не помешала бы, и снова запустил руку в ёмкость. Пальцы нащупали какую-то книжицу в мягком переплете, и хотя в голове Гаранина мелькнула мысль, что негоже вообще-то книги на подтирание задницы пускать, она тут же натолкнулась на здравое рассуждение – если хозяева её сюда положили, знать, такая уж у неё незавидная судьба. Наверное, местное архивное пособие для начинающего ветеринара-осеменителя, хмыкнул про себя олигарх, и без колебаний рванул из книжки пару листков для завершения гигиенического процесса.

Вновь почувствовавший радость жизни Гаранин и немного расслабившийся Ковров уже отошли от дома на добрый десяток метров, как послышался пронзительный детский крик – Дяденька, подождите! Сто-о-йте! - Олег Викторович обернулся – по дороге несся его гостеприимный курносый спаситель. Гаранин придержал Коврова, который мгновенно напрягся в ожидании опасности. Мальчишка подбежал к охотникам и, запыхавшись, прохрипел. – Дяденька, это… Песню мне отдайте… Пожалуйста… Мне повторять надо… У нас сегодня концерт… Гаранин недоуменно вздернул бровь. – Песню? - Ну да, песню - жалобно повторил паренек. – Вы зачем-то её из книжки выдрали… И только тут олигарх заметил в руках пацана небольшую потертую книжку, по формату очень напоминавшую ту, что Гаранин обнаружил в сортире. На обложке было написано «М. Горький. Избранное» Мальчишка распахнул книжицу посередине, и олигарх с тихим ужасом обнаружил следы вырванных страничек, судьбу которых решила треклятая перегоревшая лампочка. А парень продолжал канючить: – Я повторял, потом в туалет захотел, там тоже решил повторить, а потом вы пришли, я к вам, а книгу забыл, где бумага, вы ушли, я книгу взял, смотрю, а песни нет… Какой песни-то? – ошалело спросил Гаранин. - Ну, о буревестнике… - уже чуть не плача, ответил мальчуган. Занавес.

Ситуация складывалась аховая – сегодня в 12 дня в деревенском клубе должен был состояться школьный концерт, посвященный советской пионерии (как понял Гаранин, местные до сих пор активно ностальгируют по реалиям СССР), и Сева (так звали мальчишку) завершал это мероприятие декламацией знаменитой «Песни о буревестнике» (папка галстук свой красный даст поносить, настоящий!). Проблема была в том, что в этой (будь она трижды неладна!) Некрасовке больше не было ни одного томика произведений курортника с Капри – единственный экземпляр Сева взял в местной библиотеке. Парень берег свой литературный первоисточник как зеницу ока, даже клал его на ночь под подушку, а вот от зловещей руки (или чего похуже) заезжего московского олигарха уберечь не смог. Искать листочки в выгребной яме смысла не было – как сказал Севка, «яму папка цельный месяц копал», да так весомо сказал, что стало ясно – тут даже водолазы не помогли бы. Мобильной связи и интернета в Некрасовке и окрестностях отродясь не водилось (об этом, кстати, Голдовский во время приглашения предупредил – мол, на пару дней вы реально не-до-ступ-ны!), в домах телефонов тоже не было, а на переговорном пункте вчера сгорел какой-то трансформатор, замену которому местный мастер должен был привезти из райцентра только завтра. Гаранин мучительно пытался припомнить когда-то в школе заученный, но теперь благополучно забытый текст, однако кроме сакраментального «глупый пИнгвин робко прячет тело жирное в утесах..» да что-то там про гагар (или чаек?), которых пугает гром ударов, ничего на ум не приходило. У Коврова дело обстояло не лучшим образом – он вообще лежал в больнице с аппендицитом, когда у них на литературе проходили поэзию Горького. Правда, на заимке у Голдовского для экстренной связи были 2 спутниковых аппарата, но прикинув, сколько времени уйдет на всё про всё, олигарх только тяжело вздохнул. На Севу было жалко смотреть, а до концерта оставалось не больше двух часов. - Ты же учил! – наконец в сердцах воскликнул олигарх. – Давай, ты вспомнишь!.. Но Севка только хлопал своими васильковыми глазищами, из которых текли слёзы и тараторил, что да, учил, но ему всегда надо вот прямо каждый час повторять, иначе он забывает, и когда в школе Пушкина проходили, повторял, и когда Бородино… 

И тут Гаранина осенило. Голдовский! Этот прохиндей же филфак закончил, по специализации «литературоведение»! Сам же неоднократно хвастался, что был на курсе единственной особью мужского пола, «как петух в курятнике», по его словам. Голова Гаранина заработала, как хорошо налаженный компьютер, как всегда в моменты, когда требовалось принять правильное решение в режиме жесточайшего цейтнота. Гаранин бросил взгляд на часы и начал рубить емкими фразами. – Так, до концерта 2 часа плюс минут 40-50 в запасе до выхода Севы. Коля, в темпе вальса дуешь на заимку, скажешь Голдовскому, что я хочу продолжить вчерашний разговор и мигом с ним на машине обратно в клуб. Сева, объясни Николаю, где клуб, потом будем тренироваться. Всё. – Чему тренироваться-то? – пролепетал мальчуган. - Увидишь! – весело подмигнул Севке олигарх.

Когда Николай, скинув амуницию, в ритме марш-броска скрылся из вида, Гаранин объяснил Севе свою задумку. К портативной рации, висевшей на поясе, прилагался миниатюрный беспроводной наушник (практически незаметный для окружающих) для удобства общения на охоте – руки-то заняты ружьем. По плану Гаранина, Сева с наушником выходит на сцену, а Голдовский должен был исполнить роль суфлера (Гаранин был уверен, что сможет уговорить этого жука оказать ему эту маленькую услугу). Наушник Олег Викторович предложил замаскировать кусочком ваты (скажешь, мол, ухо побаливает, но выступать буду однозначно!) и единственное, что было нужно, так это чуток потренировать Севу, чтобы мальчишка естественно воспроизводил диктуемый в наушник текст. Ну а в том, что Голдовский помнит «Песню о Буревестнике», Гаранин не сомневался – как-то тот похвастался, что писал курсовую по Горькому и так вызубрил его основные вирши, что исполнит их в любое время суток, хоть в 3 часа ночи его разбуди.

Сева оказался способным учеником, тем более родителей его дома не было (они должны были подойти сразу в клуб), и уже через час Гаранин был уверен, что всё должно пройти без сучка и задоринки. К половине двенадцатого Олег Викторович и юный декламатор подошли к клубу. Мальчишка получил от олигарха последние слова поддержки (Сева, только не волнуйся, и всё будет в ажуре!) и скрылся за кулисами. Народ тоже потихоньку подтягивался, и Гаранин беспокоился только о том, чтобы всё срослось у Коврова. Концерт начался с 15-минутной задержкой, что тоже было на руку, однако Гаранина беспокоило, что Николай с «суфлером» всё не появлялись (от волнения пришлось даже разведать местонахождение клубного толчка). Он уже начал реально беспокоиться, когда без четверти час перед клубом резко затормозил черный роскошный джип. Но увиденное повергло Гаранина в ступор – бодро выскочивший с водительского места Ковров вытаскивал с заднего сиденья бесчувственное тело Голдовского.  Блять! – сорвалось с языка у олигарха. – Успел уже нажраться, зараза? Ладно, тащи в вестибюль! - Телохранитель только кивнул и, взвалив на себя Альберта Феликсовича, прошел внутрь. Концерт был в самом разгаре, и в вестибюле не было ни души, зато из-за двери в зал раздавались звонкие детские голоса, от души вопившие «Взвейтесь кострами, синие ночи!..» Гаранин похолодел – он знал, что номер Севы идет следующим. - Коля, воды, быстро, туалет напротив, ведро в углу! Потом к двери. Выйдет Сева – махнешь рукой! – рявкнул Олег Викторович. Ведро холодной воды на голову немного привело Голдовского в чувство, он разлепил глаза, но, похоже, всё ещё с трудом воспринимал окружающую реальность. – Алик! – затряс его за плечи Гаранин, будто вытряхивая коврик.  –А вот слабО прямо сейчас «Буревестника», на бис! - Голдовский глупо захихикал и выдавил: - Глупый пИнгвин робко прячет... Жопу свою… И, икнув, замолчал, готовый вновь провалиться в пьяное небытиё. Гаранин бросил взгляд на Коврова – тот уже занес руку для взмаха. - Ах, ты ж алкаш поганый, филолог недоделанный, задери тебя пингвин! – мелькнуло в голове олигарха, и тут же мозг словно споткнулся о последнее слово. Гаранин наклонился к самому лицу Голдовского (Николай уже так энергично махал рукой, как будто отгонял пчёлиный рой) и, глядя тому прямо в глаза, твердо и отчетливо произнёс: - Отдам пингвина, слово даю! Только с начала, Алик! Сейчас! Ну!!!.. – и поднес рацию к губам Альберта Феликсовича.

Если бы этот разговор услышал посторонний, то наверняка подумал бы, что олигарх тронулся рассудком, но Голдовский, даже находясь на грани беспамятства, мгновенно уловил смысл первой фразы Гаранина. Дело в том, что несколько лет назад Олег Викторович стал активно искать возможности инвестировать в развитие многострадальной отечественной науки (чего греха таить, намекнули как-то на самом верху, что вот, мол, господин Гаранин, коллеги-то Ваши по цеху и достояния национальные в Россию из-за границы возвращают, и спортивные сборные спонсируют, так Вы уж в стороне не оставайтесь – оказали бы посильное вспомоществование учёным нашим, утекают мозги за границу-то!). Покумекал олигарх, со знающими людьми посоветовался, собрал по всей стране кадры по выбранной теме (и молодежь перспективную рекрутировал, и даже немногих оставшихся со времен Союза специалистов по городам и весям разыскал) и учредил Первый научно-исследовательский институт гамма-волновых индукций (сокращенно ПНИИГВИН), который друзья и коллеги Гаранина тут же в шутку окрестили «пингвином». Однако тематика оказалась весьма перспективной, средств на современное оборудование и проведение уникальных исследований Олег Викторович не жалел, и в последнее время институт стал чуть ли не флагманом возрождения российской науки, а сам олигарх – примером для подражания и упоминания в прессе. В общем, не простого пингвина «вырастил» Гаранин, а самого настоящего императорского! Давно Голдовский на этого «пингвина» облизывался, всё удочки забрасывал да клинья подбивал (даже вчера тему ухитрился поднять), но Олег Викторович только посмеивался… Однако теперь его строгие карие глаза смотрели серьезно, на лице не было и тени улыбки, а цену слову Гаранина в деловом мире знали очень хорошо. Альберт Феликсович резко мотнул головой, прогоняя остатки хмеля, облизнул пересохшие губы и, не пытаясь вникнуть в происходящее, чуть заплетаясь, начал: - Над седой равниной моря ветер тучи собирает… Гаранин бросил взгляд на Коврова и, сам уже слыша из зала немного срывающийся голос Севы, увидел поднятый большой палец своего телохранителя. Голос Голдовского понемногу обретал твердость, и строчку про грёбаного пингвина он воспроизвел уже весьма уверенно, однако вопросительно глянул при этом на Гаранина – мол, слово? Но Олег Викторович лишь утвердительно кивнул и в свою очередь показал глазами – продолжай. Альберт Феликсович перевел дух, и вот уже синим пламенем запылали стаи туч над бездной моря, и пророк победы Буревестник прокричал свое знаменитое «Пусть сильнее грянет буря!», вызвавшее в зале громоподобную овацию…

Когда сияющий от триумфа Сева в повязанном на шею красном галстуке в сопровождении родителей вышел из зала, он сразу заметил Гаранина, Николая и ещё одного незнакомого, мокрого человека, явно нетвердо стоящего на ногах. Он хотел подбежать к ним, но Олег Викторович улыбнулся мальчишке, еле заметно отрицательно мотнул головой, а в следующее мгновение правая рука олигарха взметнулась в задорном пионерском салюте.

Tweet