На второй раздаче после счета “шесть первых” и “шесть вторых” командир батареи капитан Шеханин объявил мизер в темную на третьей руке. Сашка и Рымбек переглянулись, а Толян (полное имя Толеген) кивнул, и, сам себе, едва слышно, проскрежетал «подкрался», имея в виду приближающийся финансовый крах капитана. Примерно через час комбат проиграл курсантам три тысячи рублей. Стоимость примерно половины Жигулей или около тысячи шестисот бутылок портвейна Талас. Продукта, более известного под названием «Девки пляшут»: на этикетке любимого напитка комбата были две барышни, завившиеся в танце вокруг виноградника. Чтобы отдать сумму проигрыша, Шеханин должен бы работать грузчиком на близлежащей станции  ровно сто дней, - считай всю продолжительность сборов.  Или ограбить полковую кассу родного кадрированного полка, развернувшегося в горах на перевале специально для пиджаков из города. Но на кассе сидит непробиваемый майор Аракелян.  Может и застрелить, если что.
Комбат встал из-за стола, посмотрел на подонков с факультета и кашлянул. И как он мог им проиграть, этим недоучкам, неспособным зарядить не то, что ЗУ-23, а даже ЗПУ-4.  А этот один, - он с особой злобой посмотрел на Сашку, -  этот даже не знает что такое цапфа. Ученые херовы…
Рымбек, преферансист с шестилетним стажем - пять лет учебы и год подготовительного курса, - профессионально прочел лицо комбата и спросил:
−    Тарищ капитан, мы тут подумали, а что, если вы нас отпустите со сборов?
−    Совсем?
−    Ага! И все в порядке… - Рымбек показал на расписанную пулю, намекая, что долг капитановой чести может быть прощен без приложения физических усилий и ограблений.
−    Не, насовсем не могу, надо же экзамен сдавать, - кэп понемногу возвращался с нормальное для себя состояние.
Толян перебил однокурсника и затараторил на государственном языке, непонятном ни Сашке ни приезжему военному:
−    Не соглашайся! Не насовсем мне нельзя! Куда я поеду? Общага закрыта. Пусть тогда, орос, сволочь такая (сволош сонгой), деньги отдает!
Толян был приезжий из Техаса, самой южной области республики.
−    Да нет у него денег, - Рымбек попытался урезонить друга.  И не надейся. Этот дурак в форме думал, что мы тут с дуба упали, и хотел на выпивку набить. Давай лучше Рашиду продадим твой самоход. Для комбата мы тут все на одно лицо. А Рашид сотни две даст.
−    Это вместо трех тысяч?
−    Жадность - страшный порок. А завтра первый день Рамазана 1400 года Хиджры,  если ты еще что-то держишь в своей отупевшей голове. Купим барана и отпразднуем святой день.
Про Хиджру он вчера узнал от Сашки, который привез с собой на сборы самиздатый перевод Корана.
−    С этими? – Толян показал на Сашку и Шеханина.
−    Сашку возьмем. А этот козел нас отпустит на неделю. Беру на себя.
−    А деньги?
−    Ничего нам не даст – но потом снова его обуем! Не расскажет же, как продул нам себя целиком.
Комбат толкнул Сашку локтем:
−    Слушай, чего они там?
−    Соглашайтесь, товарищ капитан, - Сашка не мог не подыграть однокурсникам, хотя понял только слово «сволочь», - а то еще пристрелят в карауле за карточный долг чести.
−    Меня? Да пусть только полезут.
−    Тогда отдайте деньги…
Комбат еще раз крякнул, пощупал кобуру с заржавленным макаровым и вынес приговор. Карточному долгу:
−    Ладно, я вас отпускаю на две недели. В пятницу на разводе…
−    В пятницу – поздно. Это главный день моего народа. И мы его будем праздновать, - Рымбек воспрял духом.
−    Какого это моего? Мы тут советский народ… - комбат вспомнил лекции в красном уголке.
−    Может быть вы и советский, а я нет! – Рымбек встал из-за стола, чтобы быть повыше неверного.
Сашка понял, что сейчас может начаться и быстро завершиться девятый крестовый поход. На этот раз – с серпами и молотами. По крайней мере, для Рымбека.
−    Товарищ капитан,- заторопился он, влезая в этнический диспут, - нет проблем. Мы уйдем вечером завтра, как бы в караул, а приедем назад первого августа.
Комбат подумал и кивнул в знак согласия.

Уже в палатке Толян написал пять фамилий на бумажке, добавив однокурсников с деньгами. На удивленный взгляд Рымбека он прошептал, что орыс джайляб в форме все равно не вспомнит. В записку он завернул фиолетовые двадцать пять рублей, на всякий случай, и отнес ее в капитанскую палатку.
Через два часа факультетские богачи Рашид и Нурик, факультетские богачи, расстались со ста двадцатью рублями за купленный побег и приготовились к утреннему свалу.  Сашку уговорили не ехать, скорее, в качестве свидетеля договоренностей комбата.
 
Шеханин пришел домой в полтретьего ночи. Лена не спала. По движениям мужа и тому, как он с грохотом сбросил сапоги и пододвинул стул, она поняла, что произошло нечто страшное. Хотя и без летального исхода. Так уже бывало много раз, когда комбат дрался и был сильно бит.
Лена вышла из спальни в ночной рубашке, прошла на кухню и принялась разогревать остывший ужин. Молча. Ожидая, что Шеханин сам первым заговорит. Комбат посмотрел сквозь жену, ухватил зубами кусок хлеба и шумно засосал первую ложку похлебки с грибами.
Лена была откуда-то из Сибири и знала толк в готовке. Шеханин нашел ее в доме офицеров крупного города – центра оборонной промышленности года два назад: на танцы привезли девчонок из местного педагогического института. В карты в тот день никто играть не хотел, пиво кончилось, и, тогда еще старлей, Шеханин пошел танцевать. Он сразу понравился миленькой второкурснице с рыжими косами, что дал себя женить буквально на следующий день. Лена немедленно бросила учебу и декабристкой поехала за мужем в гарнизон на краю света, который находится, как известно многим военным, недалеко от нашего города. Лена честно выполняла свой долг, обстирывая и кормя своего капитана. С постелью же было не просто. Очень хотелось лялечку – все-таки один канал телевизора и библиотека с полусотней книг – мало для развлечений. Но в самые ответственные дни капитана либо не было дома, либо он был вдрызь пьян. А так как Лена была принципиальным противником нетрезвого зачатия, то все три года ничего не получалось. Но сегодня был ее день. Все по календарю плюс трезвый муж. Лена пошла на таран.
-    Пошли, а? – шепнула она на ушко капитану.
Тот сидел каменным Буддой и не отреагировал. В голове капитана мелькали карточные расклады.  Он мысленно материл про себя за проклятую восьмерку, из-за которой получил сразу семь взяток на мизере, и еще что так дешево отдался за самоход. Аж четверым за сто двадцать рублей. По тридцать с рыла. Шеханин как-то быстро забыл про долг.
-    Чего тебе? – вздрогнул кэп: Лена уже просто тянула его к спальне.
-    Пойдем, а?
-    Зачем?
-    Ну как зачем? Муж ты мне или сапог?
Кэп вздрогнул. На языке преферансистов «сапог» значит глупого слабака. Недавно продувшегося.
-    А ты откуда знаешь?
«Эта рыжая ведьма подглядывала, - подумал он, - точно подглядывала».
-    Что знаешь? – Ленка немного растерялась.
-    Что я в карты проиграл!
Лена сразу все расхотела.
-    Что проиграл? Деньги? – денег тоже всегда не хватало.
-    Да. Но вроде все отбил, - приврал муж: было стыдно признаться, что продул каким-то щенкам. Себя-то кэп считал непревзойденным мастером.
-    А зачем сел-то с незнакомыми партнерами? Может они переговаривались, а ты не понял?
Шеханин замер в догадке, и, хотя отмел ее сразу, но все равно сказал:
-    Точно переговаривались! Я б точно не проиграл.
-    Так ты все-таки проиграл или отбил?
-    Не твое дело…
Не мог же он признаться в своих гусарских глупостях на мизерах, ходов с бубей и неловле третьей дамы при заходе с младшей карты.
Лена решила, что настал ее час воспитания мужа.
-    Нашему ребенку не нужен папа алкоголик и картежник. Прошу тебя брось пить и играть…
-    А что мне делать тогда? На тебя смотреть?
-    Да! Я же самая красивая! Ты сам говорил…
Шеханин не смог сразу припомнить такого, но все же удержался от вопроса «когда».
-    Лен. Ты ж понимаешь, мне некогда! Я работаю военным!
-    И пьешь, как верблюд! – Лена впервые увидела двугорбого зверя в Отаре, меньше чем через две недели после знакомства с мужем.
Этого комбат уже не мог перенести. Мало того, что он проиграл, так тут еще ЭТА им понукает.
-    Слушай, чего тебе надо?
-    Я хочу, чтобы ты был со мной. И чтобы не пил. Все. Больше я ничего не хочу.
Самовозбуждение уже нельзя было остановить.
-    А еще тебе нужны мои деньги! Мои суточные! – комбат снова вспомнил долг чести.
-    Но я тоже работаю…
-    Кем – воспитательницей? За шестьдесят рублей?
-    Но Сережа, мы ведь на них и живем. Ты уже полгода как не приносишь денег…
Шеханин вскочил из-за стола, едва не перевернув тарелку из-под супа.
-    Да ты! Да ты знаешь кто?
-    Ну, кто, говори!
-    Да ты просто блядь, которой нравятся военные! Вот ты кто!
-    А ты - алкаш, картежник и импотент!
Комбат со всей мочи ударил жену по лицу. Из носа брызнула кровь. Лена побежала от взбесившегося мужа в ванную и заперлась до утра. Санузел был раздельным, так что комбату это не помешало. Утром ушел в палаточный городок.
«Фабричный, Панфилов, Волков, Галиев», - зачитывал на поверке он список студентов, мечтая о  карточном реванше.  «Что-то я с Ленкой подрался, - еще подумал он, механически перечисляя фамилии и не слушая откликов «я» после каждой фамилии, - пусть знает место!»
Список дошел до нашего факультета. Комбат достал бумажку с деньгами и объявил фамилии. На секунду он задумался, что, вроде, в преферанс не играют вшестером – в списке было пять фамилий,- но стряхнул глупую мысль в сторону. Вызванные встали перед строем. Шеханин глянул строго и объявил всему строю:
−    Все шагом марш в столовую, а эти сегодня будут холить по азимуту.
Колонна ушла. Комбат грустно поглядел на Сашку, Толяна и Рымбека и еще двоих, понимая, что эти черти нерусские его снова обманули, хоть и непонятно как. Выгнать их поскорее. Чтобы не напоминали о потерях.
−    Азимут пятнадцать-ноль-ноль. Бегом. И чтоб я вас неделю не видел.
Счастливцы понеслись к палатке и переоделись в запасенную гражданку. У Толяна гражданки не было. Тогда он отпорол погоны и засунул их под подушку вместе с ремнем.  Он еще оторвал подворотничок, расстегнул китель и заломил пилотку на затылок. Сразу став похожим на спившегося тракториста. Хотя и молодого.
Рашид и Нурик не теряя ни минуты свободы, остановили междугородний автобус на трассе и уехали. Сашка, Рымбек и Толян пошли в соседнее село по дальней тропе мимо разрушенных и неохраняемых складов. За бараном. 
−    Слушай, а давай в Отар поедем? – спросил Рымбек товарищей по победному самоходу.
−    Зачем? – ответили ему хором.
−    Там у меня родственники.
−    У вас везде родственники, - буркнул Сашка, - даже на Луне есть.
−    Про Луну помолчи, - окоротил его Рымбек, - все-таки праздник на носу. А вот барана надо купить.
−    Так пойдем быстрее в Георгиевку, - Сашка решил ускорить процесс: ближайшее село было в полукилометре.
−    Нет, там турки одни. Еще дохлого барана подсунут.
−    Какие турки, - Сашка уже пожалел. Скажи честно, что в Отаре кто-то у тебя есть.
−    Я и сказал есть. Там нам будут рады. И тебе нальют, хоть ты и не наш.
Сашка разозлился:
−    Что ты меня попрекаешь – наш-не наш. Какая разница?
−    Разницы не будет при наступлении коммунизма. И то, я не уверен, - вмешался Толян. Он еще не успел забыть списанную шпаргалку выпускного экзамена, - а пока ты свой. Но не наш.
−    Не понял. Ладно, пусть будет по-твоему, - завершил Сашка семантический спор.

Лена вышла из дома с рюкзаком на плечах. Кровь уже не шла. Но разбитый нос продолжал сильно болеть. Она замотала голову цветастым платком, и сразу стала похожей на недобитого француза после битвы под Малоярославцем. У крыльца стояла оранжевая  жига майора Аракеляна.
−    Вот бы подвез, - подумала Лена и пошла по пыльной дороге к трассе.

Сашку обогнала туристка с рюкзаком. В первый раз после прибытия на сборы месяц назад он увидел женщину. Та едва не столкнула его с дороги  – красивая молодая, она быстро шла вперед, говоря что-то сама себе. От секундной встречи осталось странное ощущение – страшно, велело и вызывающе приятно. В барышне всё казалось прекрасным:  и её походка, и дурацкий платок, и даже фингал под левым глазом. Другие два самоходчика оценили красавицу по-своему. Рымбек сказал, что это, наверное, чеченка, раз тащит такой тяжелый рюкзак: «Они всегда своих жен нагружают».
−    Не, - ответил Толян, - вряд ли. Чечены свою молодую женщину одну не отпускают. Это точно ваша, - кивнул он Сашке.  На озеро идет! Или на трассу.
−    Да с ней нам не по дороге, - ответил зачарованный Сашка.
−    Давай, догони и объясни ей, - предложил Толян, - возьмем ее с собой!
−    Да как я подойду, вон уже она сто метров отмотала.
−    Ну и дурак ты какой-то! С тобой по дороге идет красавица – да еще и одна, а ты мне говоришь, что она быстро ходит. Какая тут связь?
−     Никакой. Отстань. Пошли за бараном.

В Курдае долго обходили армейские квартиры. Ничего не нашли. Пошли куда-то в гору по тропе с колючими пересохшими кустами. Тут прямо на Сашку выскочил баран почему-то ярко серого цвета. Сашка попытался схватить зверя за ноги, но тот ловко подпрыгнул и бросился в колючую ежевику. Сверху послышался громкий плач. На пригорке у землянки стоял маленький мальчик лет пяти. Без трусов и грязный до такой степени, что текущие слезы прокладывали яркие белые полосы на его щечках:
−    Папа, - закричал Маугли, - они напугали Зайку!
Из лачуги выпрыгнул здоровенный дед с гривой доисторического человека. Старик оценил свои силы против трех плюгавых химиков, схватил штакетину и понёсся в атаку. Сашка побежал вниз, увлекая за собой однокурсников. Дед не отставал. Они пробежали до самой трассы. Старик отбросил дубину и поскакал с какой-то нечеловеческой скоростью. Расстояние уменьшалось.  Вот уже метров двадцать.  Но тут у проезжающего попутного Икаруса открылась передняя дверь, и беглецам удалось вскочить на площадку. Дверь захлопнулась, и огромный кулачище озверевшего преследователя продолжал лупить по борту автобуса. Послышался великолепный мат, вперемешку с невыполнимыми угрозами.  Водила нажал на газ, и неандерталец отстал. Когда отдышались, Рымбек оценил скорость своего бега «как раненый в жопу волк» и предположил, что догоняющий был киргизом.
-    Откуда знаешь? – спросил Сашка, - может он казах совсем даже…
-    Казах бы не погнался из-за козла?
-    Какого козла?
-    Ну, того, который от тебя удрал!
-    Так это был козел?
Сашкины друзья заржали в голос, разбудив полумертвых от жары пассажиров.
-    Ну, ты даешь, городской, не можешь отличить козла от барана…
Сашка попытался начать оправдываться, но тут Икарус снова остановился и подобрал с дороги барышню с рюкзаком.  Сашка принялся пялиться на новую пассажирку, но та отвернула лицо к окну, не дав начаться беседе.

За час с небольшим доехали до станции. Толян пошел спрашивать про родственников. Довольно скоро выяснилось, что это - большинство населения станционного поселка. Новообретенная родня нашла в прибывших повод для веселья и все вокруг стали тянуть курсантов в разные стороны к накрываемым столам. Сашке почудились волны расходящегося слуха: «Толеген из армии приехал с друзьями!». К шести часам беглецы со сборов уже потерялись среди толяновской родни. Пьяный Сашка сидел у огромного котла с мясом, уже не в силах ни есть, ни пить. 
Было жарко. Предзакатное солнце косо стояло в небе, и навес  уже не закрывал от нестерпимого палева. Сашка в полубреду по десятому разу рассказывал значение Хиджры интересующимся аборигенам. Каждая новая лекция о бегстве из Мекки в Медину заканчивалась вопросом:
−    А кто тебе это рассказал?
Никто не верил, что сам прочел в примечаниях к переводу Корана Крачковского. 
−    А молитвы знаешь?
Сашка демонстрировал первую суру, после которой обычно наливали полстакана водки.
Толян вернулся из соседнего дома и гордо посмотрел на хозяев, как будто привел в дом минимум Кобзона.

Лена подошла к кассе и спросила, когда будет следующий поезд на Москву. Тетка из будки не поняла сразу.
−    Нет, милая, - когда до нее дошли слова, - не останавливаются здесь скорые поезда. Станция ма-а-аленькая.
−    А как же мне до Москвы добраться? Или Новосибирска?
−    А как ты тут оказалась такая? – ответила кассирша вопросом, - что тебе все равно куда ехать…
−    Да и сама не знаю. Вот домой хочу. Помогите.
Это «помогите» было таким жалостным, что у старухи сжалось горло.
−    Как же я тебе помогу, если ты не знаешь куда ехать. Да еще и с синяком под глазом, - продумала она второе предложение.
Лена вышла из домика станции и присела на краю скамейки. Невдалеке, внизу насыпи она увидела сегодняшнего приставалу из автобуса, уже совсем пьяного, и отвернулась. Слезы потекли струей от жалости к себе и от обиды на мужа, к которому уже конечно нет возврата.  Лена достала из рюкзака маленький фотоальбом и стала рвать страницы с картинками на мелкие кусочки прямо в урну.
Она подняла глаза и увидела Шеханина. Тот шел к ней молодецким шагом с какой-то гадкой улыбкой. Лена попыталась привстать, но страх прицементировал колени к скамейке. Комбат схватил за руку, и она, повинуясь, пошла, слегка заплетаясь ногами о его блестящие сапоги к аракеляновской машине, которую сразу не заметила. Кассирша проводила их взглядом и, когда они исчезли с площади, пробормотала: ”Ну, и слава Богу!”

Сашка с Толяном от водки и еды уже не могли даже разговаривать, когда откуда-то подошел Рымбек. Он оглядел друзей и понял, что продолжения банкета не будет, разве что после полоскания. Рымбек пригляделся вдаль и увидел что-то белое, шевелящееся на рельсах. Метрах в ста от забора, где проходило застолье. К этому белому из-за горизонта ехал поезд прямо на запад. Солнце слепило машиниста, и он явно принял белый куль за отражение.
Рымбек мгновенно протрезвел, перескочил через забор и побежал по рельсам навстречу поезду. Рымбек замахал руками, но машинист все равно ничего не видел. Сашка с Толяном встали. Раздались причитания старух, предчувствовавших неизбежное. Сашка с Рымбеком непонятно как, но увидели и себя бегущими к приближавшемуся поезду, несмотря на «по литру выпитого». Машинист тоже их увидел, и поезд заорал сиреной и тормозами. Рымбек подлетел первым и выхватил куль уже из-под днища наезжавшего локомотива и упал навзничь.
Сашка и Толян подбежали одновременно с десятком зевак. Толян развернул простыню и узнал сегодняшнюю попутчицу. Скорее по синяку и платку.
Барышня была без сознания. Сашка присел к ее лицу и попытался привести девчонку в чувство легкими пощечинами. Толяновская родственница принесла воды и плеснула на лежавшую без сознания. Та открыла глаза и увидела Сашку. Немедленно вцепилась в шею. Сашка приподнял ее с земли и прямо в саване понес к застолью. Пока он ее пер, то чувствовал какую-то страшную вонь. Уже в доме, толяновская тетка объяснила ему шепотом, что, скорее всего, девчонка приняла свою смерть и обделалась с ног до головы…

Сашка понес девицу в маленькую комнатку душа и с трудом расцепил обхватившие шею руки. Старухи обмыли женщину и дали чистую одежду. Ее вывели к столу, но та не могла говорить. Влили в рот стакан водки. Не помогло. Барышня снова схватилась за Сашку обеими руками. Потом перехватила за шею и сначала всхлипывала, потом зарыдала в голос, а еще через пару минут стала кричать что-то несвязное.
Пришел милиционер. Все наперебой стали рассказывать ему про саван и связанную девушку на рельсах. Мент нахмурился и выдал:
-    Еще не хватало мне тут преступлений. Ну-ка везите ее отсюда! Паспорт с собой? – обратился он к девушке.
Та ответила:
-    Да!
-    Вот видите, - обрадовано заржал участковый, - может говорить! Давай-ка бери своего друга и катись отсюда, - показал он барышне на Сашку.
-    Да я ее не знаю, - Сашка не понял, куда клонит власть.
-    Знаешь, не знаешь – вези ее отсюда. Как будто у меня без городских нет дел. Чтоб через час вот этих двоих тут не было – показал он растопыренными пальцами на Сашку и спасенную женщину и вышел со двора.
Через полчаса очередной родственник уже вез их в город. Девка снова вцепилась в Сашку и уже не отпускала до самого подъезда сашкиного дома.

Через пять дней, шатаясь от усталости, они вышли вдвоем из квартиры. Соседка за двадцать сверху купила Елене Тюриной (как было в паспорте) билет на самолет до Новосибирска. Сашка посадил Лену на 97 автобус до аэропорта, выдохнул с облегчением и буквально полетел домой отсыпаться. В прихожей он нашел сверток с пятью сотнями рублей и записку с благодарностью за жизнь.

Еще через день, когда под тяжестью ящика пива он проходил мимо комбатской палатки, то услышал голоса майора Аракеляна и Шеханина. Вояки говорили про живучих баб.
2012

Tweet