Жил-был юноша. И имел юноша тот "талантлив!" по рисованию. Да-да, дорогой читатель, ему на уроках изобразительного искусства в школе именно такую оценку и ставили "талантлив!". Всем ставили "удовлетворительно", а ему - "талантлив!". А однажды старый учитель Эдуард Себастьянович наградил его оценкой "талантлифф што песдетцблянах!" за картину под названием "Вотка Шышкин за йоблей", но тогда престарелый педагог был пьян, и при подведении годовых итогов эту оценку не учли.

Но оценка та и хуем своим не терлась о подкладку потрепанного вельветового пиджака юного художника. Минуло пару лет, и гений, выросши, встал в полный рахитичными костями рост. Мазками кисти, штрихами карандаша и линиями туши он повергал всё и вся в трепет, в рвотные судороги и диарейные спазмы.

Из-под руки юного мастера выходили такие шедевры, что все художники-современники, улицезрев хоть единое его творение, второпях сосали друг у друга и без мыла вешались на фонарных столбах.

И была светлая мечта у юного гения. Мечта всей его порывистой, яркой как прочерк метеора на ночном небе, жизни. Хотел он найти девушку своей мечты, найти ту единственную, которую он лелеял в своих ярких мечтах, и которую так бездарно обаналили классики. Он желал отыскать ее, полюбить безумно и рисовать с тех пор только образ неземной, только лик страстный и только тело божественное. Облечь чудо женской красоты в краски со всех сторон, поз и поверхностей.

И однажды он встретил девушку своей мечты.

- "Дык поебемся!" - молвил он, недолго глядя в капризный рот своей судьбе. Она (о, прекрасный ангел!) колебалась, а его душа трепетала как подсохшая после стирки драная майка Эдуарда Себастьяновича под угараганным ветром на гнилой бельевой веревке. От невероятных переживаний хуй молодого художника забыл, где находится и, бурагозно заполняя просторы узких вельветовых брюк, расстегнул ширинку.

- "О! Моя мечта! О! Моя женщина!" - воскликнул юноша, заталкивая дрожащей рукой упирающийся хуй обратно в штаны. - "Будем же любить друг друга! Всегда! Всегда! Всегда!"

Почти послав нахуй полного горячих порывов мальчишку, вдруг, в последний момент заметив героические натиски его "младшего брата", девушка прониклась глубочайшей любовью к молодому незапятнанному художественному гению и позволила его неопытной левой руке стиснуть свою упругую правую грудь второго размера.

В тот же миг они взаимной лаской и искренней нежностью постигли трепещущие, пылающие жаркой молодостью тела друг друга. А после, во мраке благосклонной ночи шептали они голосами томными о любви чистой страстной и безбрежной.

На следующий же день он сделал первый набросок портрета мечты своей жизни. Но что такое? Юный гений посмотрел на свое творение так... глянул этак. Не то! Тут черта не легла, там штрих подослаб, компоновка - хлам, перспектива смазана, художественное решение - никакое. В тихом ужасе юноша изорвал набросок в мельчайшие клочки и, распахнув жадное влагалище форточки, развеял по миру позор своего таланта.

Закусив до хлестких потоков крови нижнюю губу, метался он вокруг мольберта, бросая штрих за штрихом. Второй набросок, третий, четвертый, пятый... - все пошли на корм ветру. Сходя с ума, неверящим взглядом смотря на свои руки, руки гения, юноша вскричал:

- "О, БОЖЕ!!! За что же мне отмстилось!?? Что я такого сделал!?? Чем провинился я!?? Да не может быть этого! Ведь это же мечта моя, го-о-ос-по-о-ди-и-и!!!"

Но ответом ему были лишь надменные ветреные стоны и пренебрежительное чихание подвальных крыс, что ютились под половицей его бедной обители...

"Что же было потом?" - спросишь ты меня, дорогой читатель. "Хули ты тупишь, идиот, - вежливо отвечу я. - читай дальше и узнаешь, иблан!"

Ровно три дня и три ночи мучался юный художник в поисках своего исчезнувшего таланта. После, совершенно обезнадежившись, он ровно один месяц и четыре недели пьянствовал отрешенно и беспробудно. А следующим божьим днем, похмельем адским снедаемый, лежал он, в потолок втыкая и размышляя болезненно и напряжно.

Раз уж не ложится святой образ ни углем ни краскою на бумагу белую, то стало быть недостоин он любви своей ни как художник ни как человек. Повернулась к нему судьба раком - что ж, остается только развести руками и опохмелится.

Ушел талант художника, а вместе с ним липким придатком ушла и любовь светлая.

Но решил юноша назло несправедливым богам и коварным судьбам взять всё в свои потрясывающиеся с похмелья руки. Сгреб он изо всех пыльных углов однокомнатной квартирки художественные инструменты, краски, этюдники, холсты и продал их все без остатка. А на деньги вырученные купил компьютер, интернет и пива два ящика.

Решил юноша стать писателем. И вскоре с бурной радостью заметил он, что открывается в нем талант необходимый. С каждым днем слова ложились в строчки все ровнее, предложения выстраивались друг за другом все глаже и величественнее, стиль и идеи оттачивались с каждым рассказом. И вот наконец на одном из ресурсов интернета - "www.udaff.com" - появилось первое его произведение. И появилось сразу же в разделе для шедевров - "Корзине Хуятора" - где читателям даже не позволяется оставлять своих комментариев, дабы не омрачать ясный лик первозданного искусства.

Насладился юный и уже признанный писатель плодами своего нового таланта и уверенно бросился навстречу исполненной сладостного волнения судьбе.

Он вновь спокоен за завтрашний день. Он твердо уверен, что будучи гениальными, все его произведения займут свое законное место на просторах "Корзины Хуятора". И все у него хорошо. И жизнь его краше прежней. Только теперь не мечтает он как ране встретить девушку своей мечты, и просадить на нее все свои творческие излияния. Не желает он облачать в слова ее прекрасный образ и светлую душу. Потому что понял он правду жизненную и всем говорит с тех пор мудрым завещанием:

"Други мои! Любите без понтов и без понтов творите!"

Конец