Радик Рахматуллин заметил в зеркало заднего вида,  как вынырнувший откуда-то новенький черный «Ленд-крузер» самым наглым образом  пересек сплошную линию и,  едва не столкнувшись с несущейся ему навстречу  «тойотой»,  перед самым светофором обогнал рахматуллинскую  «Ниву» и, подрезав,  встроился  в зазор между ней  и маршруткой.
- Вот сукин сын! – покачал головой Радик.  Как раз в этот момент светофор загорелся красным, и крузер резко остановился, чтобы не въехать в корму «газели».
А вот Радик затормозил на секунду позже и смачно впечатался в зад наглой японки. Послышался треск ломаемого пластика бампера, хруст лопнувшего и осыпающегося  на асфальт стекла поворотников.
- Ну ё…мать! – в отчаянии ударил по баранке обеими ладонями Рахматуллин. - Вот же только фару поменял! Ну, что за  козлы, а?
А «козлы» уже вышли из своей катафалистого вида машины, остановленной ими перед светофором.  Это были двое рослых кавказцев, причем один примерно того же возраста что и  Рахматуллин, то есть лет сорока, а второй значительно моложе первого, но с такой же  угрюмой, мало чего хорошего обещающего,  носатой физиономией.
Они бегло осмотрели повреждения своего дорогущего агрегата, потом молодой рывком распахнул дверцу «Нивы» с пассажирской стороны и без спроса уселся рядом с Рахматуллиным. А тот, что постарше, вернулся за руль крузера и тронулся с места.
- Эзжай, блядь, за ним! – резко скомандовал горбоносый Рахматуллин. – Эзжай, говорю, нэ мешай движэнию!
- Ты чего тут раскомандовался, а? – только тут пришел в себя Радик. –  Кто тебе разрешал сесть в мою машины? А ну вылазь! И стой там, пока я гаишников не вызову! А напарник твой зря отъехал…
И тут он почувствовал, как в  бок ему больно уперлось что-то острое. Скосил глаз – в руке кавказца был нож. Еще чуть-чуть, и лезвие проткнет ему  куртку,  футболку, а там кожу и проникнет между ребрами туда, в глубь его тела, нанося смертельные травмы.
- Ну, ты потише,  с ножом-то, - ошеломленно забормотал Рахматуллин. Он уже пожалел, что сразу не вытащил из бардачка лежащий там на всякий случай травматический пистолет с почти полной обоймой – два патрона он израсходовал во время пристрелки. А сейчас вытащить ствол уже явно не успеет – этот бандит не задумываясь всадит в него нож, прежде чем он успеет протянуть руку к бардачку.
- Ну, эзжай давай! – все также угрожающе повторил кавказец, хотя  нажим ножа все же ослабил, посчитав, что Рахматуллин напуган уже более чем достаточно.
Да, ехать надо было, и не только из-за принуждения этого мрачного небритого типа – сзади уже негодующе сигналили другие машины. Как раз светофор в очередной раз загорелся желтым светом, тут же сменившимся зеленым, и Радик поехал вслед за удаляющимся крузером, которому он только что подпортил зад. 
- И далеко мы? – осторожно спросил через пару минут Рахматуллин. Молодой горец не ответил, хотя Рахматуллин и так понял, что уже приехали – крузер резко свернул вправо, нырнул в проулок между двумя пятиэтажными хрущебками и остановился у входа в  какую-то забегаловку с гордым названием  «Эльбрус».
Хотя городок областного подчинения  Волжск, в котором жил Рахматуллин, а также, похоже, и двое этих отморозков, и был не очень большим, это место показалось ему незнакомым. Во всяком случае, здесь они никогда не был,  и «Эльбрус» этот никогда не посещал.
По  чесночно-луковичному  абмре, тут же проникшему в салон, стало понятно, что здесь располагается заведение типа лагманной  или чебуречной, которых в их городе с каждым годом становилось все больше, как и их хозяев – гордых, но безбожно алчных и наглых разномастных детей Кавказа.   
Рахматуллин подумал, что его сейчас  поведут в этот кавказский шалман и начнут разводить на бабки, и  если он начнет кочевряжиться, тут же пустят  на шашлык или шаурму.
В это время из крузера вылез тот, что постарше, что-то гортанно сказал молодому, и по его произношению, - а говорил он, как будто давился горячей картошкой,- Рахматуллин понял, что это вайнахи, то есть или чеченцы, или ингуши, или, не к ночи будь сказано,  дагестанцы.
Впрочем, хрен редьки не слаще. Конфликты хоть с теми, хоть с этими всегда чреваты самыми неожиданными последствиями. Рахматуллин знал, о чем думал сейчас, потому что насмотрелся и натерпелся всякого, когда служил двадцать лет тому назад в стройбате под Саратовом, на строительстве военного городка для авиаторов. 
Часть их всего на четверть состояла из кавказцев, но этого вполне хватило, чтобы весь батальон плясал под дудку, или вернее будет сказать,  под зурну джигитов. Пока выведенные из себя славяне и представители иных дружественных им народов однажды все же не взбунтовались и ночь напролет дружно и жестоко гоняли и  избивали всех детей гор без разбору,  чем  попало и по чему попало, многих буквально до полусмерти.  И одержали безусловную победу: кавказцев тогда удалили из части от греха подальше на какую-то отдаленную изолированную точку.             
Младший из вайнахов пересел на заднее сиденье, а его место занял брюнет постарше, с тронутыми сединой темными волосами и практически седыми уже усами.
- Ну что, брат, как будем договариваться? – усевшись вполоборота к Рахматуллину, сходу насел он на него. В отличие от своего молодого напарника, по-русски он говорил практически без акцента, и лишь особенность произношения отдельных гласных выдавала в нем именно вайнаха. – Ты нам машину побил тыщ на триста как минимум. С собой у тебя таких денег,  понятно, нет. Звони дамой, пусть везут бабки сюда. Или поедем к тебе. Решай сам. 
Он закурил, бесцеремонно стряхивая пепел на пол машины. Рахматуллина охватил гнев.
- Слушай, ты, как  там тебя! – севшим от злости голосом  выговорил  он. – Какого хера! Это же не я виноват!  Это вы меня подрезали! Говорил же я твоему напарнику, что надо гайцов вызвать. А он, козел, нож мне в бок! Беспредельщики! И не кури мне здесь!
Старший кинул почти неуловимый  взгляд в сторону своего молодого напарника, и Рахматуллин тут же получил сзади оглушительный удар в голову с правой стороны, от которого у него слетели очки, а в ухе зазвенело. Сразу вслед за этим  шею Рахматуллина  стиснули сзади железные пальцы, сминая ему гортань. От боли и удушья у него потемнело в глазах, и он на какое-то время потерял сознание.
Очнулся Рахматуллин от того, что старший кавказец по-хозяйски шарился у него в карманах куртки. Он вытащил бумажник, в котором было тыщи три рублей  денег, паспорт и водительские права.
- Так, ты у нас, значит, Рахматуллин Радик Вахитович? Татарин, что ли? – неспешно перекладывая деньги к себе в карман, почти миролюбиво сказал седоусый. Потом на секунду задумался, снова заглянул в паспорт и посмотрел на Рахматуллина уже иным взглядом, в котором были и замешательство, и недоумение, и даже что-то вроде радости. -  Так, мы с тобой одногодки. И я тебя, кажется,  знаю. Ты  служил в девяностом году под Саратовом в стройбате? Часть 336089? Ты бугром был моим, помнишь, да? Ну точно, Рахматуллин Радик!
Рахматуллин сморгнул с глаз выступившие от  боли слезы, и близоруко щурясь, более внимательно всмотрелся в  этого абрека, и только тут разглядел в его сухощавом, изборожденном резкими морщинами лице знакомые черты.
Это, несомненно, был он,  Ваха Гехоев, шалинский недоучишийся агроном, один из восьми бойцов отделения, которым командовал ефрейтор Радик Рахматуллин. Из всех служивших в их части чаченов Ваха, между прочим,  был самым адекватным, никогда сам никого не задирал, драться не любил, хотя и умел, как и всего его соплеменники. 
Он был довольно  скрытный парень, но как-то разоткровенничался и рассказал своему бугру – так в стройбате называли командиров отделений, -  что мечтает  после  армии поступить в Тимирязевскую сельхозакадемию и сделать равнинную Чечню житницей северного Кавказа. Хотя как он смог бы поступить в академию с незаконченным  техникумом,  и каким образом собирался повысить урожайность зерновых на кавказских полях до такой степени, чтобы сделать Чечню  основным поставщиком хлеба в России, оставалось неразрешимой интригой. Но только не для Вахи. Он железно был уверен, что все так и будет.
Вот такой это был нетипичный и по-своему романтичный чеченец. И когда в их части в ту памятную теплую августовскую ночь колошматили солдатскими ремнями, арматурой и кольями вконец забуревших горцев, Рахматуллин не дал пацанам из соседней роты  добивать получившего латунной пряжкой  по голове также попавшего под раздачу  и  миролюбивого Ваху,  а  увел его, окровавленного,  в каптерку, в которой хозяйничал  земляк Радика старшина роты Артур Бариев.
И что же теперь сталось с этим бывшим романтиком? Да и он ли это?
- Ну, узнал? Да я это,  я, Ваха Гехоев!
И чтобы  окончательно покончить с удостоверением своей личности, Ваха нагнул перед Радиком коротко остриженную голову, показывая  скобку безволосого шрама от удара солдатской пряжки, отсвечивающего  на самой макушке.
- Точно, Ваха, это ты, не иначе!  - потрясенно сказал Радик. –  Как точно и то, что  я -  Радик Рахматуллин!
- Вот так встреча! – хохотнул Ваха и хлопнул по плечу Рахматуллина. – Ладно, брат,
извини и не напрягайся. На, забирай свои документы. Я тебя просто сразу не признал. Слышь, Ахмет, это мой армейский командир и даже мой спаситель Радик Рахматуллин. А  ты его, дурак, по шее!
Ваха снова жизнерадостно захохотал, запрокинув голову и показывая свои крепкие еще зубы. Впрочем, на месте нескольких передних из них сияли золотые коронки. Свои у Вахи были выбиты в той памятной массовой драке в их части в девяностом году.
Тот, кого Ваха назвал Ахметом,  все еще продолжал злобно сопеть за  спиной Рахматуллина, хотя все тише и тише.
- И чё, он нам  платить нэ будэт? – недовольно спросил он Ваху.
- Ладно тебе, успокойся, в другом месте возьмем! – беспечно махнул рукой Ваха. – Говорю же тебе, мы вместе служили. Да и наш единоверец он, мусульманин. Грех его обижать.
И снова обратился к Рахматуллину:
- А помнишь командира рота Жукова? Ох,  и алкаш же был, даром что майор! А какая жена у него красавица была! И за что только любила его, а?
Комбата Жукова и его молодую красавицу жену Ольгу, работающую при штабе и ходившую по территории части в невыносимо короткой, сводящей с ума всех солдат,  юбке, Рахматуллин, конечно, помнил. Но не это сейчас занимало его воображение. Было стыдно  от перенесенного унижения, саднило ушибленное ухо и першило в горле, помятом  железными пальцами этого молодого подонка Ахмета.
И Радика  вовсе не радовала эта  встреча с бывшим однополчанином, к которому он двадцать лет назад даже в какой-то степени симпатизировал. Потому что этот Ваха был сейчас  хотя и миролюбиво настроен, но все равно разительно отличался от того молодого – самоуверенностью своей, отчетливо выраженным чувством  превосходства в прищуренных карих глазах, исходившей от него скрытой угрозой. Нет, это был не тот Ваха, которого знал Радик. Сейчас это был просто один из множества агрессивно настроенных  кавказцев,  во множестве появляющихся в последнее время во всех уголках страны и во всех сферах ее жизни. И не получая должного отпора, чувствовали они себя полными хозяевами этой самой жизни.       
Подавляя  в себе новую неожиданную вспышку гнева (он помнил об угрозе со спины), Рахматуллин глубоко вздохнул и даже попытался улыбнуться.
- А ты здесь какими судьбами, Ваха? – спросил он. – Почему не в поле, почему не пашешь?
Ваха оценил шутку и снова захохотал:
- Нет, брат, агронома из меня не вышло!
Он  закурив новую сигарету и,  выдыхая дым на этот раз уже не в салон, а на улицу через приспущенное стекло, разоткровенничался:
– Не до учебы мне было, Радик.  Сам же знаешь, какая заваруха между Россией и Чечней пошла. Отсидеться мне, как тогда в каптерке у твоего земели, не получилось. Двух братьев у меня убили федералы, а  меня, хоть я в горах и не был и оружия в руки не брал, а работал всего лишь механизатором, обвинили в пособничестве повстанцам,  так что четыре  года ни за что отсидел. Мать с отцом и двумя сестрами  из Шали перебрались от властей подальше, в горный аул к родственникам. Но их и там достали -  дом разбомбили в девяносто девятом, вместе со всеми, кто там был, когда федералы вместе с чеченским ОМОНом проводили какую-то операцию.  Так что когда освободился, возвращаться мне было некуда. Болтался по стране, пока вот три года назад не осел здесь, в Волжске. Тут у меня и братья двоюродные есть, вот племянник Ахмет от одного из них. У нас тут общее семейное дело, если не вдаваться в подробности. Ну, а ты как здесь? Разве ты не в Татарстане у себя живешь?
Радик  нагнулся, подобрал с пола очки, подышал на стекла, протер носовым платком, нацепил их на нос, и только тогда ответил:
– Так  Волжск – мой родной город. И вообще,  татары  живут по всей России, нас по стране больше, чем даже в самом Татарстане.
- И как вам живется с русскими?
Это Радика спросили из-за спины, недружелюбно так.
Рахматуллин, не оборачиваясь, пожал плечами:
- Да нормально. Чего нам делить?
- Ну а эта… Татары все же триста лет русских… эта… в иге держали. И чё, русские на вас не злятся? 
- Ну, когда это было, - хмыкнул Рахматуллин. –  И потом, если хочешь знать, татары сами первыми пострадали от монголов.
- Не понял, это как? – в обмен мнениями на историческую тему встрял уже Ваха.
Рахматуллин тяжело вздохнул – черт его дернул задеть эту давно уже перевернутую страницу истории взаимоотношения русских и татар.
- Ну, на самом деле наши предки назывались в то время вовсе не татарами, а булгарами. И было у них на Волге свое государство, - откашлявшись, стал терпеливо рассказывать Радик то, что сам запомнил из прочитанного в разных источниках.  -  Они земледельничали, скот разводили,  были соседями с русскими и торговали с ними, ну и так далее. Жили нормально, в общем.  Пока монголы не пришли. И первыми напали именно на булгар и даже получили от них хорошей сдачи. Но потом  вернулись с новыми силами и разгромили Булгарию. А уж потом за Русь взялись. 
- Да чё ты  херню какую-то  рассказываешь нам?  - взорвался за спиной Рахматуллина темпераментный Ахмет. – Болгары какие-то…Откуда тогда татары взялись?
- Ваха, ты скажи своему племяшу, пусть он на меня слюной не брызжет! – тоже разозлился Рахматуллин. – Вы спросили, я рассказываю. Так вот, остатки булгар  - а они были тюркоязычными  мусульманами, - просто растворились среди тех кочевых племен, с которыми монголы пришли на Русь. Были среди них и татары. Вот булгары и смешались с ними и стали называться татарами. Ну а дальше сами знаете: Золотая Орда, те самые триста лет, Казанское ханство, Иван Грозный, взятие Казани… В общем, вот так как-то. И дружили с русскими, и воевали, теперь снова дружим. А если все время попрекать друг друга прошлым, то ничем хорошим это не кончится… 
- Молодец,  историю своего народа знаешь, - уважительно сказал Ваха. – Учителем, что ли, работаешь?
- Зачем учителем? Просто всегда интересовался историей, -  ответил Рахматуллин. – А работаю  экономистом тут,  в одном коммунальном предприятии…
- А вот мы обид не прощаем, - враждебно сказал за спиной Радика Ахмет. – Русские были и остаются нашими врагами!
- Вот такая у нас молодежь выросла за последние годы, - развел руками Ваха. – Где-то упустили мы ее.
- Это точно,  упустили, - согласился Рахматуллин. И подумав, добавил. – Не в обиду тебе, Ваха, говорю. Но что правда, то правда: совсем как оккупанты ведут себя  ваши ребятишки в России. Злые, наглые…   
- Это русские на Кавказе всегда были оккупанты! – снова забрызгал слюной Ахмет. -  Вот и получают теперь свое!
- Ну да! – насмешливо сказал Радик. – Что же это за оккупанты, которые вваливают на содержание Кавказа такие деньжищи, какие другим краям и областям в России и не снились? Вы там кирпичные особняки на них строите, а  «оккупанты» все еще в коммуналках да  гнилых бараках живут… Ай,  ладно, что мы тут спорим! Время пройдет, и все, как говорится,  встанет на свои места. Россия всякие времена переживала, переживет и эти. И все мы снова станем друзьями. Так ведь Ваха? 
Ваха,  молча и внимательно вслушивающийся в перепалку между  племянником и его бывшим сослуживцем, как-то неопределенно пожал плечами. В это время начавший терять всякое терпение Ахмет перешел на чеченский. Они о чем-то недолго и возбужденно говорили между собой.  Затем  Ваха тяжело вдохнул и сказал Рахматуллину:
- Вот что, Радик. Я, конечно, рад был тебя видеть. И рад буду увидеть снова. Но дела есть дела. Вот эта машина, в которую ты так неудачно въехал, не моя, а моего племянника. И он справедливо требует, чтобы ты возместил ему ущерб.
- Постой, мы же, кажется,  выяснили, что я не виноват? – растерянно сказал Рахматуллин.
- Слушай сюда, - терпеливо повторил Ваха. –  Он готов пойти тебе на уступки как моему сослуживцу. На значительные уступки. Я сейчас ухожу, у меня дела, а вы тут сами все обговорите. Думаю, вы договоритесь. Ну, пока, Радик.
И Ваха вышел из машины и направился ко входу в кафе «Эдельвейс». Оставляя  его наедине со своим бандюговатым  племянником, он, вероятно, был уверен, что Рахматуллин настолько подавлен и деморализован, что не окажет  никакого сопротивления и согласится на  поставленное условие.
Рахматуллин проводил его обескураженным взглядом: «Вот так однополчанин и единоверец!».
Ахмет в это время пересел на переднее сиденье.
- Вот что, уважаэмый, - сказал он Рахматуллину. – Дядя очень просил за тебя. Поэтому я с тэбя возьму не триста, а всего сто тысяч.
- Ты, парень, чего-то попутал! – возмутился Рахматуллин. – Какие, на хрен, сто тысяч? Это же ты сам со своим дядей подрезали мою «Ниву», и я просто не успел затормозить…
- Успэл, не успэл… Это ты помял мою машину, и вэсь разговор! Так что заплатить придется, иначе пожалеешь! – повысил голос Ахмет.
- Ничего я тебе платить не буду! – также резко ответил ему Радик. – Вали, на хрен, из моей машины! Будет он мне тут,  в моем доме,  беспредельничать! Вон езжай к себе на Кавказ и хоть раком там встань! Блядь, вообще оборзели уже!
- Ах ты, с-сука! - прошипел Ахмет,  и не сводя злобно сощуренных колючих глаз с Рахматуллина,  сунул правую руку в карман брюк. Но Рахматуллин не забыл, что у Ахмета есть нож. И не стал дожидаться, когда тот снова вытащит его и станет тыкать  ему в бок, а изо всей силы два или три раза подряд ударил его локтем  в голову. Ахмет успел лишь  слегка податься в сторону, но это было даже лучше для атакующего Рахматуллина – удары его попали в висок самым острием локтя.
Ахмет обмяк и привалился к дверце. Рахматуллин быстро обошел машину, открыл дверцу, и Ахмет мешком вывалился из нее на землю.
Уже выезжая из этого злосчастного закоулка, Рахматуллин с досадой вспомнил про пистолет в бардачке – опять не смог им воспользоваться.  И зачем только, спрашивается, покупал?  Нет, не ковбой он, однако. Хотя и так неплохо получилось!
Но Рахматуллин понимал, что радоваться нет повода. Ведь так некстати встретившиеся ему  бывший однополчанин и его племянничек (дай Бог ему здоровья, лишь бы жив остался, иначе ведь вообще вилы!)  знают его имя и непременно постараются найти. А сделать это  их небольшом городке  будет вовсе несложно…
«Ну что же, придется подключать  все связи, а если надо, и всю родню, и опередить Ваху с этим его бешеным племянником Ахметкой, - думал Рахматуллин, подруливая к зданию ГУВД, где замначальником милиции – нет, теперь уже полиции, -  работал один из его приятелей, одноклассник и настоящий, честный мент  Серега Тыртышный.  – В конце концов, это не они здесь хозяева.  Это мы у  себя дома. Что ж мы, не сможем сообща навести в нем  порядок?..»

Tweet