Очерк ксенофоба. Только для внутреннего пользования!

    Сер и уныл осенний город. Косой дождь моросит и  хочет напитать влагой ссутуленные спины выскочивших из метро и спешащих занять свободные места в маршрутных такси северян. Зазеваешься, и вот уже за шиворот тебе упала холодная капля, не удержавшаяся на пологой жести крыши. В весну верится, как во второе пришествие.
    Ищешь контраста? Пожалуйста! Не надо ехать на далекие острова или в жаркие страны.
    Есть в городе дивные оазисы, раскиданные тут и там. Они наполнены солнцем и светом. Заселяют их прекрасные дети гор. Они приехали в город не за архитектурными красотами или балетными па, которые так щедро дарят многочисленные театры. Спуститься с заоблачных вершин, покинуть свою солнечную плодородную землю, променять её на сырость и слякоть, их заставила нужда. Многие называют это жаждой наживы, но говорящие так – не знакомы с горцами.
    Посмотрите на него. Вот он стоит за прилавком. Гордый, прямой, так и видишь его несущимся на лихом скакуне, уносящим украденную невесту. Разве может такой человек быть мелочным и прижимистым? Нет! Он оставил зеленые луга и тучные отары, приехал в край, где каждый норовит его унизить и оскорбить, где любой встречным милиционер требует показать бумажку, с целью лишь удостовериться, что горец имеет право ходить по грязи и слякоти равнины с единственным желанием – вернуться в свой родной аул победителем.
    Выкладывая утром на прилавке свой товар, он представляет тот светлый день, когда закончилась ссылка на неуютный север. На приобретенной им новенькой машине, он едет на родину. Последний перевал и открылся вид на родной аул, он видит свой дом, над которым вьется дымок – это мама готовит папе и братьям завтрак, а сестры ей помогают. Желая оттянуть долгожданный момент встречи, он останавливается на мосту через речку, которая очертила одну из границ его села. Другая граница – гора, третья обрыв, а четвертой границы нет. Четвертая граница – бескрайние горы и долины, которые можно видеть и с речки, и с горы, и с обрыва! Выйдя из машины, горец не может надышаться родным, сладким от цветущих персиков, воздухом, в котором снуют медоносные пчелы.
Но нет больше сил тянуть, он садиться в машину и подъезжает к родному порогу. Мать появляется в проеме двери посмотреть, что это за богатей почтил их скромное жилище своим визитом. Она отодвинула занавесочку и пытается разглядеть лицо гостя, но восходящее солнце светит в глаза и потому различить черты ей не удается. Но вот, незнакомец делает шаг от своего шикарного авто и то, как он поставил свою кроссовку, купленную за немалые деньги, в придорожную пыль, разворот плеча и что-то ещё, что увидеть может только мать, поднимает в ней теплую волну. Она, боясь поверить своему счастью, что-то говорит в дом и в проеме появляется джигит в поношенном пиджаке и тренировочных штанах с вытянутыми коленями – отец нашего героя. Они узнают сына. Мать с причитаниями и плачем, бросается ему на шею. Отец неспешно подходит к нему и обнимает. Внешне он спокоен, но в глазах стоят слезы радости.
    Дорогого гостя, вернувшегося хозяина, ведут в дом, кормят любимым пловом, который отец, как чувствовал, приготовил вчера. Расспрашивают о жизни и, затаив дыхание, слушают о диких северных людях, которые не знают, как цветет хурма. Наш герой дарит отцу и матери подарки. Теперь отец ходит в новом спортивном костюме и очень дорогих фирменных кроссовках, а мать сменила свой поношенный халат на цветастое турецкое чудо, о каком не могла мечтать и в самых сладких грезах.
    В честь сына отец режет самого жирного барана и вечером устроен пир, на котором гуляют все родственники, а это не только родной аул, но и половина соседнего. Всех одарил наш герой подарками – ни о ком не забыл. Все довольны и провозглашают длинные витиеватые тосты за здоровье его. Гордый джигит смотрит на своего сына и радуется, что его отпрыск добился так многого; мать постоянно утирает слезы, ведь никто в их роду не был так богат, не видел столько, сколько познал её, ещё такой молодой, сын! Все гордятся им, гордятся тем, что они с ним – один род!
    Вот так! А вы говорите – жажда наживы. Желание быть гордостью родителей и светочем для всей своей многочисленной родни привели его в этот сумрачный город, в котором он, объединившись со своими сородичами, влился в шумные ряды хранителей оазиса торговли.
    Но вот уже товар разложен и готов к продаже.
Знающие люди никогда не пойдут в какой-нибудь гипермаркет, где кроме стерильной чистоты не найдешь ничего. Промокшая под нескончаемой моросью северянка решила проверить, что же, все-таки скрывается за стеклянными дверьми этого серого здания. Она здесь новенькая – взгляду профессионала это открывается сразу. Ей непривычен многоголосый гомон гордых горцев, она чурается гортанных выкриков, обрушивающихся на неё то с одной стороны, то с другой. Она ещё не знает, что гостеприимные люди не хотят впарить ей фуфел и нагреть на ней лапы. Она не подозревает, что её окружают друзья, готовые помочь ей в нелегком деле выбора жизненно важных продуктов питания. Растерявшись, чувствуя себя щепкой в этом пестром море, ища опоры, она подходит к нашему герою.
    Её смущает разнообразие цветов и форм, она хочет все сразу, но не знает, с чего начать, боится, что и для её, далеко не пустого, кошелька, это великолепие окажется слишком…
Джигит, как до него это делали многие поколения его предков по мужской линии, берет бразды правления в свои руки. И вот уже в сумке оживающей в лучах гостеприимного внимания горца северянки появляются маленькие солнца апельсинов; бардовые, как щеки зардевшейся девицы, которой сказали горячее слово, гранаты, скрывающие под своей тонкой кожурой такой манящий и соблазнительный сок; яблоки трутся глянцевыми боками, смотрят дерзко, как бы говоря: "Нас раскусят только самые здоровые зубы! Кариесу хода нет! Пародонтоз – прочь!". Северянка уже готова остановиться, но джигит не дает ей спуска. Вот рука его кладет на весы груши; вах, дорогой, зачем обижаешь! какое обвесить – весы точные до миллиграмма - джигит не обманывает! другая рука его уже потянулась за лимоном, а глаз же устремлен на зеленые, так и просящиеся в салат, огурцы… да одному Богу известно, что ещё может предложить бойкий продавец одуревшему от такого внимания покупателю.
    Но все. Сумка полна. Пора рассчитаться. Северянка, не предполагавшая взять так много даров природы, замерла в ожидании, заворожено глядит на щелкающего клавишами калькулятора продавца и готовиться бахнуться в обморок от названной суммы. Джигит отрывает взгляд от табло счетной машины, поднимает глаза на застывшую, вновь начавшую скукоживаться, северянку, выдерживает торжественную паузу и называет цену, почти в два раза… меньшую, чем ожидала покупатель. Джигиту нужны постоянные клиенты!
Она шалеет! Не веря своему счастью, отдает деньги и пытается отказываться от сдачи, но не таков наш герой – он отдаст все до последней копейки и, на прощание, подарит такой горячий комплимент, который распалит фантазию даже этой, казалось бы, намертво замороженной, женщины. Она счастлива! Не помня себя, идет она по серым улицам, но ни дождь со снегом, ни слякоть, ни молчаливо-грубые прохожие, не способны испортить то настроение, которое подарил ей гордый горец из оазиса торговли.
Но, чу! Стеклянные двери вновь открылись и в них появился… чур меня, уйди треклятое видение! Твое место в отделении милиции или в малине, битком набитой тебе подобными. Но нет, видение, облаченное в черную бесформенную куртку, в шапке, надвинутой на самые глаза и в размокших старых джинсах не исчезло. Больше того, сие, явно чужеродное, серое тело, чувствует себя своим на этом празднике красок и форм. Но ему и этого мало – уверенными шаркающими шагами направляется он волочащейся походкой в сторону нашего героя, останавливается напротив него и протягивает ему деньги.
О, блюститель точного веса и чистоты прилавка, властелин фруктов и овощей, протяни же руку и выстави прочь это, неизвестно каким ветром занесенное, существо! Восстанови порядок и гармонию оазиса, разрушенную его внезапным вторжением! Верни своему миру былую слитность и целостность!
Торгаш зыркнул по сторонам – пробить, нет ли в рядах оперов. Вроде, все чисто. Взял у торчка свернутые в трубку купюры, отошел и вернулся. Опустил руку под прилавок, кинул что-то на пол. Торчок наклонился и поднял кусочек фольги из сигаретной пачки, свернутый в маленький пакетик.
А в пакетике – СМЕРТЬ!

Tweet