Дело было в середине 90-х. Отгостив у мамы с сестренкой в Верхнем Ургале, я поехал обратно. Поезд прибывает в Хабаровск рано утром. А мой самолет тогда ходил на Красноярск поздно вечером.  Чтобы не маяться в большущем и шумном здании Хабаровского аэропорта, да и спать хотелось (в поезде так и не сомкнул глаз), решил устроиться  в припортовую гостиницу. Здесь шел ремонт с положенным для такого случая бардаком. Но  место для меня нашлось. Правда, только в двухместном номере. «Там военный остановился, серьезный мужчина, - сочла нужным предупредить меня администратор, молодящаяся крашеная блондинка. – Да, вот еще что:  места общего пользования – в конце коридора». 
Ну, в конце так в конце, надо будем – сходим. Я заполнил бланк, уплатил за сутки проживания и поднялся наверх. Нашел нужный номер, толкнул дверь. Заперто. Прислушался – из номера слышался могучий храп.  Постучал, сначала негромко, потом все громче и настойчивей. Храпеть за дверью перестали. Под чьим-то грузным телом жалобно заскрипела кровать, послышались шлепки босых ног. Дверь распахнулась, и в проеме ее вырос огромный, под два метра, усатый и носатый мужичина лет сорока пяти, в майке, с опухшим лицом и мутными красными глазами.  От него разило перегаром.
- Чего надо? – грубо спросил он.
Я с пониманием отношусь к пьющим людям, потому как и сам иногда не прочь «приложиться».  Но в дороге всегда придерживаюсь сухого закона, и потому провести эти несколько часов в обществе пьяного мужика мне совсем не хотелось. Однако деваться было некуда, других свободных  мест в ремонтируемой гостинице не было.
- Живу я тут, - ответил я. – Можно?
Мужик отступил назад, пропуская меня. Я прошел в комнату, в которой, несмотря на открытую форточку воняло табачным дымом и стойким перегаром, на столе посреди комнаты виднелись следы недавнего пиршества: какая-то засохшая закуска, грязные стаканы, полная окурков пепельница.  Поставив  сумку у свободной постели, я  отодрал залипшие от краски шпингалеты и  с треском распахнул  окно. С улицы ворвался свежий воздух, зашевелил  прокуренными тюлевыми гардинами.
Мой сосед протяжно зевнул и снова грузно повалился на свою кровать.  На кресле, стоящем у стенки, валялся небрежно брошенный офицерский китель с подполковничьими погонами. Эмблемы в петлицах были общевойсковые, поэтому понять, в каком роде войск подвизается мой случайный сосед, было невозможно. Я разделся, повесил рубашку и брюки  на спинку стула и тоже улегся в постель. Через несколько минут раздражение отпустило меня. Я стал постепенно засыпать, несмотря  на шум, обычный для рядом находящегося аэропорта, и храп  пьяного подполковника. И тут в дверь постучали. Сосед продолжал дрыхнуть. Я чертыхнулся и пошел открывать дверь. На пороге стоял молодой коротко стриженный капитан-пограничник (это было видно  по зеленому околышу его лихо сбитой на самый затылок фуражки) лет тридцати и радостно улыбался во все свое розовощекое лицо.
- Здравия желаю! – бодро гаркнул  он и тряхнул  полиэтиленовым пакетом, в котором угадывались тяжело провисающие бутылки. – А товарищ подполковник еще изволят почивать? Непорядок в танковых войсках! Разрешите пройти? Я, собственно, к нему. Но если вы разделите с нами компанию, то и к вам. Так как, присоединитесь?
- Спасибо, - буркнул я, направляясь к своей постели.  –  Мне нельзя.
По всему, это они вдвоем «пьянствовали  водку» здесь  ночь напролет, хотя по капитану этого совершенно не было видно. Впрочем, он, наверное, еще и не ложился, и уже успел сгонять за опохмелкой.
- Подъем! – загорланил он над уходом спящего подполковника.
- А, что? – подскочил тот.
-Прошу к столу, товарищ подполковник, - оживленно тараторил капитан, выгружая содержимое пакета. Впрочем, там было всего два предмета: бутылка водки и литровая пластиковая емкость с каким-то напитком.
-Завтрак, полный витаминов! – объявил капитан, разливая водку по стаканам.  Хмурый подполковник уже накинул на себя рубашку защитного цвета с болтающимся  на груди самовязным зеленым галстуком и, усевшись за стол, гулко глотал  сок из горлышка пластиковой бутылки. Капитан разлил водку, еще раз предложил мне присоединиться.
- Конечно, давайте к нам, - пробасил утоливший жажду подполковник.
- Нет, господа офицеры, спасибо, не могу, язва расшалилась, - соврал я (накаркал – той же осенью она у меня и объявилась).
И подкинул им тему для разговора. Пропустившие по «соточке» офицеры оживились, стали вспоминать о службе  в отдаленных гарнизонах, как их там паршиво кормили, от чего как у солдат, так и у одиноких командиров,  харчившихся в солдатских столовых, не проходила изжога. Мне от этих разговоров неожиданно захотелось есть. Поскольку заснуть уже все равно бы не удалось, я оделся  и спустился вниз. Буфет в гостинице не работал. Мне сказали, что за углом есть кафе. Нашел его, съел  порцию пельменей, какой-то салат, попил чаю, покурил. До отлета моего самолета оставалось еще не менее шести часов. Я обреченно вздохнул и поплелся к себе в номер.
Подполковник уже снова спал, отвернувшись лицом к стенке. Раскрасневшийся капитан одиноко сидел за столом с недопитой бутылкой водки. Увидев меня, он обрадовался и с надеждой спросил:
- Ну, выпьем мы, наконец?
-Нет, Андрюша - твердо сказал я. – Ты не обижайся, но в дороге не пью. Принцип. Поскольку по молодости влипал в такие истории, что врагу не пожелаешь. Ты мне лучше скажи, чего это с подполковником-то? Чего это он как «ванька-встанька»? Как же он доберется туда, куда едет?
- Доберется, - беспечно махнул рукой Андрейка, наливая себе водки, а мне напитка. – Это он с горя. Командир танкового полка, получил назначение в Чечню. Мы с ним вчера в порту познакомились. Я из отпуска на Камчатку возвращаюсь, а он вот куда направляется,  в самое пекло. Самолет у него ночью. Так что еще придет в себя. Ну, за знакомство!
Андрей еще посидел немного, допил почти всю водку, впрочем, оставив грамм пятьдесят для подполковника, и ушел в порт. Я опять улегся и начал усиленно жалеть подполковника. Их же там жгут в Чечне, эти танки, как картонные. Сколько уже ребятишек сгорело живьем в своих холодных стальных машинах. Каково это переносить их командирам? Вот подполковник и печалится…
Я уже начал засыпать  под эти горестные размышления, как подполковник вдруг перестал храпеть, завозился на своей кровати, потом встал, прошлепал босиком в угол номера и…  я не поверил своим глазам и ушам. Подполковник с громким журчанием начал ссать прямо на пол.
Придя в себя, я заорал:
- Э-э, полковник, ты что, охуел?
Подполковник сделал свое мокрое дело, молча посмотрел на меня  тяжелым мутным взглядом,  и вернулся  в свою постель.
Внутри у меня все клокотало. Ну уж нет, с таким скотом оставаться в одном номере «западло»!  Я, чертыхаясь, быстро оделся, прихватил свою сумку и спустился вниз.
- Что так быстро? – удивилась дежурная.
- Вы бы там прибрались, - пробурчал я, направляясь к выходу. И больше ничего не сказал. Сами все увидят.
В порту я набрал свежей прессы, забрался на второй этаж, в зал ожидания, и стал коротать время за чтением газет. И чуть не свалился с жесткой лавки, когда часа через полтора увидел чинно прогуливавшихся бок о бок своих старых знакомых. Капитан Андрей подмигнул мне, а танкист  даже не повернул в мою сторону своей носатой головы. Подполковник был выбрит, достаточно свеж и распространял вокруг себя благоухание хорошего одеколона. Как будто это вовсе не он всего несколько часов назад валялся пьяный как свинья в замызганном гостиничном номере!
Ну что тут скажешь? Настоящий полковник! Во всяком случае, надеюсь, что он им стал и благополучно вернулся из той чеченской командировки.

Tweet