Пришельцы уютно расположились на кровати бабки Агаповны, бесцеремонно выставив ту в коридор. Бабка, уязвленная обращением, замерла у двери в позе индейца сиу, выслеживающего очередного француза отошедшего отлить. Серые старческие глаза тлели обидой. За поколупанной многочисленными постояльцами дверью велись великосветские беседы.

- Мы вам со Славиком купим уютный домик, Вера Павловна, – вился внук – Знаете такой, с абрикосовым садиком…
- Ну не знаю, не знаю, Женечка. Я уже запуталась. Домик, наверное, дорого стоит?- она с состраданием взирала на него.
- Ничего, - заявил тот с интонацией Портоса. – Вера Павловна, голубушка, мы не постоим за затратами. Небольшая проблемка - это дарственная на квартиру. Мы бы конечно не возились с документами. Но уж очень хочется помочь. В этом мире так мало стоящих людей. Вам, наверное, самой трудно уже. Все эти разъезды. Рынки. А там у вас будут грядочки. Помидорчики, огурчики.

- Бха, – с этим звуком Женечкин брательник , мостящийся на девической постельке бабки Агаповны, провалился в вылежаное той за три года обитания в больнице углубление.- Капусточка, – протянула сирота, с кряхтением выбираясь из страстных сеточных объятий. (Скажу, да! Попробуйте. Это аттракцион, к тому же малозатратный).

- Право, может быть, не стоит? – Вера Павловна была ошеломлена витаминами – Меня внучка обещала забрать. Она замужем за иностранцем.
- Тогда берите деньги, Вера Павловна, берите их, – страстно заключил посетитель. – Много у нас нет, но можем дать тысяч тридцать пять – сорок. Будете жить у внучки, и покупать себе огурчики, помидорчики.
- Капусточку, – подтвердил второй родственник, опасливо косясь на коварное ложе.
- Деньги у нас при себе, вот только подпишите здесь и вот здесь – услужливо продолжил Женечка.

- Что здесь происходит? – неожиданно осведомился любезный голос Марка Моисеевича. Он маячил в дверном проеме с обретенным в кладовке не выспавшимся Прохором. Вера Павловна, сосредоточено пересчитывающая деньги замерла.
- А ты кто, колобок? - вежливо поинтересовался внук Женечка- Дверь прикрой. Посетители мерзнут.
- Прохор, – спокойно произнес эскулап – вызывайте милицию и кликните Арнольда.
- Так, - грустно заключил один из кожаных сирот, принявшись собирать автографы Баронессы – Нас здесь не ждут. Нам здесь не рады.
- Факт, Жека, – подтвердила жертва кровати, рассматривая насупленного Прохора с видом, каким мясник на рынке рассматривает карту разделки туши. – Не гостеприимное место.

- Может хлорпромазину? – предложил широким жестом главврач, щурясь на листки, бережно вкладываемые в папочку. - Для поднятия настроения?

На этой фразе все хорошее закончилось и началось. Оно само по себе (хорошее) имеет циклический характер. Вроде припадков у эпилептика. Брык! – закончилось, бам! – началось. У него два положения на выключателе, без полутонов этих новомодных. Если уж включилось, то открой рот и хлебай во всю пропускную способность. Запасай запасец. Завтра или в следующую секунду такого уже не случится.

Как там перли немцы у Арденн? С «Лили Марлен» и губными гармошками. Рукава засучены, каски нахлобучены. Воняя выхлопом всех этих Майбахов и БМВ. Тигры, пантеры, элефанты – зоопарк, емана! Зрители разбегались по всем направлением, не разбирая дороги. Дранг нах. Азохен вэй и кегли полетели. Милейший Марк Моисеевич получил подарок под дых. Прохор с грохотом катился по линолеумному полу, сохраняя на лице серьезное выражение. Фиеста! Танцы! Только сегодня! Сергей Лемох и группа «Кармен». Обедню сиротам, прорывающимся на волю, чуть не испортила мстительная бабка Агаповна.

- Пушистик, – она приобняла Славика за трескающиеся ребра – Пряник хочешь?

Мысль о том, что он «Пушистик» видимо заткнула тот тонкий трубопровод, по которому у второго внука гражданки Лучниковой В.П. текли мысли, и он лишь беспомощно пискнул в ответ на заманчивое предложение.

- Говори, блядь!- неожиданно обиделась бабка. Заглянув в ее глаза тот, увидел в них себя с пряником во рту возлежащего в черном костюме и свежих тапках на деревенских дровнях, и это была ни в коем разе не свадьба. Оставив на память в цепких девичьих руках правый рукав, сироты резко эвакуировались из здания.

Интересны все - таки судьбы у людей, бывало, обижаешься на сущую ерунду. Пуговицу на ширинке, отскочившую на встрече с директором банка. Гнутый болтик, никак не влезающий в машинку ревущего сына. Голубя, пометившего белую рубашку. Да нет у этих вещей и явлений никакого желания навредить. Они просто случаются и даже не знают, что ты весь такой, при белой рубашке, ширинке и гнутом болте. Некоторые, правда, выше условностей. Им абсолютно наплевать. Как и вырвавшимся внукам. Ну что с того, что на капоте баклажанной семерки два углубления, а на лобовое нагажено? Это же жизнь, правда?



***

- Пойдем, поможешь. – кивнул мне Марк Моисеевич, подсвечивая окрестности зеленоватой гематомой под глазом – машину разгрузишь, коробки в кладовую Прохору.
«Цветные сны» - прочитал я на сияющих боках поддернутых арабской вязью – «Колор дримс». В воздухе завитал плотный аромат устрашающих Саниных кедов. Куда он пропал? – подумал я и повернулся к счастливому обладателю пакистанских поделок, намереваясь спросить, но тот прервал меня, совершенно поразительной новостью.

- А Вера Павловна сегодня выписалась, – с грустью сообщил он, - внучка за ней приехала.
- Да ну? – удивился я.- У нее же никого вроде?
- Так…Вот… Уехала, – бессвязно протянул доктор – Вы с ней дружили?
- Ну да, в принципе.
- Внучка у нее в горисполкоме работала. В жилищном отделе, – пояснил врач. – Ладно, неси последние…

Конечно, я уже рисовал себе пятьдесят рублей в благодарность за труды, но Марк Моисеевич постно вздохнув, пошебаршил в нагрудном кармане, комично скосив один глаз, и ничего не вынул. Мера его благодарности никак не соотнеслась с номиналами купюр. Гениально решив налившееся как нарыв молчание простым кивком, он побрел к крыльцу. По дороге щедрый больничный фюрер подобрал огрызок проволоки и сосредоточено вертел его, изобретая применение.

- Фельдман! Эй! Стой, сука!- вот тебе бабушка и Юрьев день, сироты! – Фирман…как тебя там? Фридман!

Марк Моисеевич заинтересовано оглянулся. Бабушкины внуки припрыгивали по разбитому асфальту дорожки, они неслись галопом, спеша поделится эмоциями.

- Я сейчас кликну Прохора, – твердо предупредил любезный эскулап. – Он вам ноги выдернет, а я пришью…на спину.
- Ты мне тут не вякай, я тебя сейчас совсем больным сделаю, – пообещал старший Женечка и потряс какой -то бумагой – Где эта марамойка? Лучникова, сука, где?
- Выписалась сегодня, – сообщил доктор. – С внучкой уехала.
- Куда уехала? – взвился тот.
- По месту регистрации, – пояснил Марк Моисеевич- ул. Ленина дом 3 квартира 27…
- Как уехала? – утомительно продолжила неприкаянная сирота, протягивая ему бумажку – Вот это видел?
- Дарственная – заключил наш главврач – И что?
- Хуярственая, – транспонировал потерпевший – Третья по порядку. Сорокет, сука! Огурчики, помидорчики!
- Капусточка, – продолжила до этого молчавшая вторая жертва.

Склеив в уме все части модели, и получив, наконец, самолет, обходительный доктор расплылся в улыбке и пожал плечами. На его круглом лице бродило счастье, и он рассматривал грустящих внуков с профессиональным интересом. Вот она – тишайшая, рафинированная Баронесса - Лучникова Вера Павловна!
Видя радость на челе недруга, Женечка схватил его за лацканы халата – «Покалечу» - читалось в его глазах.

- Прохор! – крикнул учтивый главврач.

Дальше я смотреть не стал, мне стало скучно. Все драки похожи одна на другую, видел одну, считай, видел все. А уж если не намереваешься участвовать, то лучше удалится, что я и сделал.

Сирень пахла, подслащивая воздух. Шелестела листьями, забивая крики и треск. У баклажанной семерки бродил Петя «Чемодан». Сын космонавта долго осматривал понурую машину, а потом, кряхтя, взобрался на капот и скинул штаны. Я шел мимо него, глядящего поверх деревьев, и думал о Пакистане.

Tweet