Сейчас, читая написанные мною строки, я невольно задумываюсь… дойдет ли это письмо до тех людей которые используют его по назначению. Надеюсь, читатели не сочтут этот текст плодом моей бурной фантазии, а поверят каждому слову и используют информацию по назначению.

Нулевой точкой нашего путешествия с Вовой можно считать покупкой первой банки коктейля на Ярославском вокзале. Противная химоза  вливалась в наши глотки, а Вова радостно сообщил, что это отнюдь не первая банка, которую он потребил в прошедшие 20 минут. Мне было откровенно  пофигу на  его умозаключения и я не придал значения таинственному звоночку опасности прозвучавшему в моей голове. Тем более поездка обещала быть жаркой. План мероприятия был рассчитан по часам.
Прихватив еще по баночке химической отравы, мы приобрели самые дешевые билеты, надеясь на откидные кресла, все-таки экспресс, да и ехать 4 часа. Как мы ошибались…
Вагон экспресса  ни чем не отличался от вагона пригородной электрички. Немалая часть спутников были не совсем чистыми людьми и хачами. Другая часть спутников, более приличная, жались по углам, лепили недовольные рожи  и с горестью готовили свои жопы к безрадостной поездке на твердых сиденья, где калено сидящего напротив человека, может невольно тебе отдрочить.

Поезд тронулся, мы всосали по припасенной  банке химозы, у потопали сквозь вагоны в поиске сортира. Или гальюна, как объяснил успевший, за самое короткое время, нас заебать алконавт, сидевший левее меня. Тамбур, следующий вагон и мы в ахуе: на весь вагон три человека, скорее кресла, чем сиденья, кругом маленькие телевизоры.
Синька сделала нас с Вовой борзыми и обнаружив раскинувшуюся в кресле проводницу начали доебывать ее о переносе наших  бренных тел из ада общего вагона, в этот рай долгих поездок. Благодаря нашему бурному настроению орали мы на весь вагон.
Чуть подробнее о проводнице: высокая худая баба с жгуче черными, выжженными краской волосами и ярко красной кондукторской помадой. Остроконечные линзы очков. Возраст неопределим, что то между 28 -35 лет. Данный вид в купе с строгой формой железнодорожника, делал  ее похожей как на ярую и ебнутую на все голову садо-мазо-нацисткую суку, так и на училку младших классов, так как ее показывают по телевизору, когда нужно показать строгость. На ее ногах были высокие сапоги из велюра на высоченных шпильках. Передвигаться на таких по поезду наверно целое искусство.

Когда я разговаривали с проводницей, если пьяные крики можно назвать разговором, я опять почему то  совершенно не придал значения тому факту, что глаза Вовы, непрерывно смотрящие на область пизды нацисткой суки – училки, вдруг стали стеклянными и водянистыми. Его тело  как то неестественно передергивалось, а невзначай потекшая слюнка, совершив вираж воздухе, разместилась  на ширинке его джинсов. У него стоял! Но понимание этого вылетело из моей головы, в тот же момент, как только оно там разместилось.  Меня отвлекли вонючие носки спутника соседа проводницы,  развалившего на противоположном сиденье свои разутые ноги. Я подумал, что это ее ебырь , которого она периодически пропизживает для профилактики.
По двести рублей с рыла, безумный напор мочи в туалете, курение в тамбуре у всех на глазах и вот мы уже идем за очередной порцией химозы в вагон-буфет, зная, что нас ожидают нештяковые люкс места в поезде. Неожиданно Вова сказал, что не прочь показать своей «указкой» на «дырку школьной доски» нацисткой училки. В его голосе проявились нотки нездоровой хрипотцы и он зачем то начал имитировать половой акт со стеной тамбура, какого то там по счету  вагона, при этом он несколько раз смачно уебал по той самой стенке кулаком и продолжительно, и весьма вонюче, пернул. Став свидетелем этой сцены, я про себя отметил, что у него снова встал хуй, хотя он может и не опадал…  а  его джинсы в области паха были мокрыми. Я решил, что он наверно просто плохо стряхнул мочу по пьяни, несмотря на едва ощутимый запах свежесваренных яиц,  образовавший процесс диффузии с затхлым воздухом тамбура и Вовиным пердежом.

Красители, дешевый спирт и всякая подобная дрянь баночных коктейлей сделали свое дело, и меня стало мутить. Что бы космические путешествия моего мозга не выдавили из меня завтрак космонавта, я опустил голову на столик перед нашими с креслами, и попросил Вову меня не заебывать своими пьяными речами. Вова, конечно, продолжал меня заебывать, но потом внезапно встал, и сказал, что если я такой мудила, то он пойдет попытает счастья с проводницей, что он бухой и ему все похую. И если спутник его объекта вожделения (ебанный король вонючих носков), как он его обозвал попытается что то возразить, то единственный способ, которым он потом сможет добраться до места назначения, это бег на переломанных ногах за поездом экспрессом. Я не стал поднимать голову, но когда Вова вставал я почувствовал, странный глухой удар об стол, чем то не очень мягким и в тоже время не очень твердым предметом, как будто резиновой ментовской дубинкой.

Я задремал, а когда очнулся увидел напротив довольную рожу Вована, которая сообщила что ехать осталось десять минут. Хрипотца исчезла из его голоса, и он радостно вопил о пиздатом начале поездки и, что впереди нас ждут сумасшедшие приключения. Хорошее настроение заразительно, и я опять был готов бухать и веселится. Бухать я начал сразу, благо Вова, как истинный джентльмен, начал совать чуть начатую банку химозы  мне в лицо, сообщая, что пока я спал, он потребил таких целых три. Бля, а по нему и не скажешь!
Наш новый вагон, в котором мы размещались последние часы, был крайним Немногочисленные пассажиры люкс класса толкались в противоположном тамбуре, как оказалось он был ближе к входу на вокзал. Закурив сигарету, я наблюдал через окна дверей как поезд совершал последние  потуги, и останавливался, открывая моему затуманенному алкоголю взору зашарканный вокзал и шагающих людей, которые, наверно, вылезли из  другого поезда. Я сказал Вове о том, что как то нереально воняет говном и немытыми мужскими ногами, но он только махнул рукой, что то пробубнив про сортир, что за моей спиной, который я неоднократно обоссывал, пошатываемый синькой и вибрацией поезда. Набрав в легкие воздуха, я отстоял последние мгновенья пути и вышел на перрон. Выдохнув, я ощутил непонятный металлический привкус во рту и смачно сплюнул.

Уже делая первые шаги к вокзалу и невзначай обернувшись, я увидел что то странное. В тот момент уведенное мною показалось всего лишь алкогольной мимолетной галлюцинацией, и я не придал этому ни малейшего значения: Из за приоткрытой двери сортира, торчали женские ноги по щиколотку, при чем одна из ног была в черном сапоге, вторая в таком же черном носке. Возможно, а может мне показалось, носок был не полностью черным, а с белыми  пятнами жидкости. Но как только мое сознание начало выстраивать общую картину увиденного, Вова что то сказал и я отвлекся, при этом заметив какое у него красное лицо, особенно в области рта. Вован, поймав мой взгляд, на мгновенье стал серьезным и зачем то протер лицо рукавом. Краснота  его кожи не исчезла, но цвет лица больше не был неравномерным.
На улице было тепло и подувший со стороны моего спутника легкий ветерок принес уже знакомый мне запах говнеца, и чего то металлического. Ну, мало ли срут на вокзалах?

Конец первой части.

Tweet