гл.1 http://udaff.com/read/creo/121483/
        http://udaff.com/read/creo/121484/
гл.2 http://udaff.com/read/creo/121550/
        http://udaff.com/read/creo/121551/
гл.3 http://udaff.com/read/creo/121733/
гл.4 http://udaff.com/read/creo/121823/
гл.5 http://udaff.com/read/creo/121862/
гл.6 http://udaff.com/read/creo/122028/
гл.7 http://udaff.com/read/creo/122233/
гл.8 http://udaff.com/read/creo/122382/

Кинотеатр «Киргизия», несмотря на название, вызывавшее стойкую ассоциацию с грязноватым кишлаком, в данном случае казался сказочным дворцом. Всё дело было в оправе – угрюмых девятиэтажках и плохим освещением улиц. Кроме того, в кинотеатре был единственный на всю округу банкомат.
Я смотрел на склеп культуры Новогиреево как раз из окна такой девятиэтажки, с шестого этажа.  На кухне свет я не включал, курил в темноте, стряхивая пепел в горшок какого-то растения, стоящего на подоконнике.
Врут, что табак притупляет голод. Есть хотелось.  Докурив, я потушил окурок в пепельнице. Горшок для этого не годился: не то, что бы мне было жаль растение, но торчащий из земли окурок произвёл бы двусмысленный визуальный ряд.
Не вставая с табурета, потянул дверцу холодильника.  Осмотрев содержимое, понял, что девушка бережёт фигуру. На верхней полке стояла маслёнка, две банки с непонятной субстанцией – не то аджикой, не то кабачковой икрой. Или баклажановой, я их путаю. Ниже стояла небольшая кастрюля, наверное, с супом. Ещё ниже был потенциальный компот – два крупных апельсина, два красных яблока, два киви. Сразу видно, что у Розы страсть к спариванию. В отсеке для овощей уныло пряталось несколько картофелин и огромная морковь. В принципе, всё могло уместиться на одной полке. Но хозяйка, как могла, создавала иллюзию достатка. Только полки на двери более-менее вдохновляли: начатая бутылка белого вина, три бутылки пива. Но это принёс я.
С надеждой заглянул в морозильник, вдруг там водятся пельмени? Нет.  Пакет с замороженной овощной смесью, два смёрзшихся куриных окорочка. Минимализм во всём – в размере квартиры, кухни, холодильника и его содержимого.
Я вытащил пиво.

Хищно клацнул выключатель, свет на кухне зажёгся. Вошла Роза, на ходу запахивая халат.
- Ты чего тут делаешь в потёмках?
- Играю в «саранчу», - сокрушённо вздохнул я, - вернее, пытаюсь.
- Что за игра?
- Была такая, ещё в школе. Мы звонил в дверь приятелю и все, кроме одного, прятались около двери, чтобы в глазок не было видно. А когда он открывал, - я открыл пиво, - то влетали всей толпой, неслись на кухню, открывали холодильник и хватали всё, до чего дотянемся. Потом с воем и улюлюканьем улетали.
Девушка потянулась. Так сладко, что есть расхотелось.
- А если родители у приятеля дома?
- Тогда не звонили, - сделав глоток прямо из горлышка, ответил я, - не влетали, не хватали, не уносились.
- А как вы узнавали, дома родители, или нет? – недоверчиво спросила Роза.
- Дорогая, в детстве опыт приобретается очень быстро. Особенно, если живёшь в Пролетарском районе города Москвы.
- Ты же вроде на Тульской живёшь? – доставая кастрюлю из холодильника, спросила девушка.
- На Тульской, - кивнул я и сделал глоток, - но родился и вырос  на Автозаводской. На другом берегу реки.
- Понятно.
Роза зажгла газ, поставила кастрюлю на плиту. Взяла из шкафа-сушилки одну небольшую тарелку, на два половника. Больших не было.
- А себе?
- Я после семи не ем.
Есть много пунктиков у женщин. Такие как деланно бояться киношных сцен насилия, бояться мышей (опять же, зачастую деланно), делать записи в жеже и не есть после семи. Быть нежной, поэтичной, и следить за фигурой, в попытке хоть в чём-то наебать время и генетическую предрасположенность.  А может быть, это просто попытка вытащить из мужчины комплимент.
- Милая, поверь, тебе можно есть когда угодно лет эдак до сорока. А возможно, и дольше. Ты – эктоморф.
- Что это означает? – подозрительно спросила Роза, - что-то плохое?
- Ну, в некоторых аспектах, да. Сумотори тебе никогда не стать, в сумо тебя не возьмут, сколько не откармливай. Тебе никогда не загнать в уныние пассажиров транспорта, перекрыв жопой все свободные места. Да! И тебе не выхлопотать пенсию по инвалидности, демонстрируя комиссии отдышку, гипертонию, оттёк ног и прочие сопутствующие ожирению товары. Беда, одним словом.
Девушка налила мне супу. Как я и ожидал, это был куриный бульон.
- Балабол.

Удивительная штука жизнь. Иногда закладывает интересные виражи. Если бы мне сказал днём, что в два часа ночи я буду есть бульон в Новигиреево и запивать его пивом, я бы рассмеялся бы как оперный герой. И, тем не менее, это происходило.
- Будешь ещё? – Роза с сомнением посмотрела в кастрюлю.
- Ты про секс?
- Про суп. Тут ещё где-то на два половника как раз.
- Суп буду. Секс тоже.

***
- Ну, а теперь ты меня любишь? – девушка прижалась ко мне.
- Не знаю, - задумчиво протянул я, - не распробовал.
- У меня от твоих проб попа болит, - пожаловалась она.
- Привыкнешь, - пообещал я.
Роза замерла. Я понял, что это моё «привыкнешь» для неё прозвучало не обещанием регулярной анальной близости, а близости вообще. Что ж, я щедр на авансы. Особенно, если они ничего не стоят.
- А ты часто врёшь? – спросила она.
- Очень, - признался я.

Когда мы пришли вечером домой, раздался долгожданный звонок от дядьки. Я не хотел при Розе обсуждать дела колхозные, но любопытство взяло верх.
- Лёша, поздравляю!
- С чем?
- Одиннадцатая!
- И, разумеется, от меня?
- А как же!
- Блин, я им вирус что ли? Витёк трудится, не покладая хуя, а счёт присылают мне?
- А я чего поделаю? Говорят, что от тебя.
- Ты вот что, дядь Коль. Собери всю эту компанию, и объяви им, что из Москвы я уезжаю. И вообще из страны, для верности.
- А куда?
- Ну… В Украину, к примеру.
Дядька задумался.
- Знаешь, Лёш, они из этой дыры хоть в Зимбабве улетят.
- Во-первых, одиннадцать кур ни один насест не выдержит. Во-вторых, в Зимбабве людей едят. Они будут там очень кстати – уже фаршированные.
- Ну, на Украину-то  точно поедут.
- Дядь. Знаешь что? Я за всю свою жизнь без презерватива женщине в пизду только два раза кончал. Результат, - я быстренько подсчитал в уме, - чуть больше шестидесяти одного процента.
- Это как?
- А так: один ребёнок и один выкидыш на втором месяце.
- Понятно.
- Ага. И про Украину. Они что, телевизор не смотрят? Там сплошная оранжевая революция, все женщины работают проститутками, и газа нет. Совсем. Впрочем, можно создать бригаду. Эксклюзивные девочки – беременные. Задерём ценник на два доллара для гурманов.

После этого  разговора Роза посмотрела на меня с испугом.
- А ты жестокий…
- Жестокость – шантажировать  беременностью.
Презервативов у нас не было.  Зато в доме нашёлся крем для рук «Чебурашка».

- А что заставляет тебя врать?
- У меня нет ответа на этот вопрос.
- А всё же? - в настойчивости подруге не откажешь.
Я вздохнул.
- Работа, обстоятельства, желания и нежелание, короче всё то, что мы называем коротеньким словом «жизнь».
- «Не мы такие, а жизнь такая». Так что ли?
- Почти. Под эту твою формулировку можно подогнать всё, что угодно. От продажи ворованных электросчётчиков у хозяйственного магазина, до детской проституции. Я же говорю только о своём вранье. Смотри сама: у нас работает достаточно народу, и все они получают деньги. Эти деньги нам неоткуда взять, кроме как от клиентов. Но для того, чтобы он денег нам дал, я должен дать ему десять тонн счастья. Счастья того, что он работает с нами. А то, что я ему даю, не счастье, а напряг.
- Почему это?
- Ну, сама посуди: какое счастье от того, что он в базу один эс заносит тысячу новых артикулов? А ведь по итогам месяца он всё равно получит всё те же небольшие деньги плюс-минус ящик пива. Обман? Несомненно…
Роза приподнялась и легонько поцеловала меня.
- А счастье вообще существует? Как думаешь?
- Солнц, ты забыла – я вообще не думаю. Я только соображаю. Про счастье я вычитал только одну формулировку, и,  к сожалению, не очень гигиеничную.
- Это какую? – она погладила меня по груди, животу, и схватил за мошонку.
Рассуждать с женщиной о счастье, когда она держит тебя за яйца – очень рискованно. Но я продолжил.
- У Марка Твена есть такой персонаж – Гекльберри Финн. Так этот персонаж говорил «счастье – почесаться там, где чешется».  На мой взгляд, более точного определения нет.
Девушка молчала. Я продолжил:
- Мы все чего-то хотим, и к чему-то стремимся. Но всё это простая возня перед тем, как заколотят твой гроб. Счастья можно достичь лишь единоразово на коротком промежутке времени.  Почесаться. Посмаковать красивый гол в ворота соперника. Впервые раздеть женщину…
- А потом что, не интересно?
- Интересно. Но это уже телевизионный повтор забитого гола. Радует, но без эйфории.
- А я считаю, что счастье есть.  И его можно испытывать долго.
- И что это для тебя?
- Ничего особенного. Вот так лежать, прижавшись к тебе, и просто слушать.
- Если ты считаешь, что мои яйца – ничего особенного, то ты меня уничтожаешь как личность.
Роза усмехнулась.
- Я не про это, дурачок.  Мне надоело быть одинокой.
Да что ж такое, а? Лена - красивая девочка, и ей одиноко. Розу тоже Бог не обидел, а та же история. Действительно мужиков гораздо меньше, чем женщин? Или урбанизация так отсекла личные контакты, что проще найти партнёра на работе? Ведь и Лена, если подумать, познакомилась со мной по работе.
- Жене чего сказал?
- Сказал, на мальчишнике. Буду поздно или заночую у товарища.
- Если бы мне муж сказал, что идёт на мальчишник, да ещё с ночёвкой,  я бы ему глаза выцарапала.
- Зачем?
- Я ревнивая, - при этом девушка слегка сдавила мошонку.
- Вот как? То есть ты к жене меня не ревнуешь?
- Не-а. Какой смысл, она уже есть.
Хорошая логика. Не подкопаешься.
- А причём тут тогда мальчишник? Там к кому ревновать?
- Ну как же, видела в кино. Накупят спиртного и проституток вызовут.
- А, в этом плане можешь быть спокойна – для того, чтобы вызывать проституток, я слишком жадный. Во всяком случае, Полина это знает.
Роза напряглась. Впервые при ней я назвал жену по имени. Одно дело – абстрактная женщина, и совсем другое – персонифицированная.
Я обнял девушку.
- И чего ты во мне нашла? – прошептал ей в ухо.
- Ну как чего? Приличный человек…
- Я приличный мерзавец, как ты знаешь. Пьесы пишу. Один акт для жены, второй акт для дяди, третий для тебя – половой. Но если ты любительница таких психотипов, то могла найти кого похлеще. Вон, Якова Михайловича. А чего, мужику и полтинника нет.
Розка подскочила на кровати.
- Смертин, ты опять меня сватаешь? Избавиться хочешь? Это мне начинает надоедать. Да и с Ямом – мимо. Он мой дядя.
Теперь я чуть не подпрыгнул.
- Вы чего, сговорились? – брякнул я, не подумав.
- Кто – мы?
- Да так, проехали, - и, пока Роза не начала допрос с пристрастием, я привлёк её голову к своему паху.
Всё-таки, оральный секс – отличное изобретение. Помимо физического удовольствия, приносит ещё и вербальное освобождение – тишину.

Ведь я действительно когда-то был «приличным человеком». Занимался шахматами и дзю-до, ходил в походы на байдарках. Единственно, что на скрипке не играл. И потом это всё куда-то делось. Дзю-до я забросил на втором курсе, так как оказалось, что портвейн и студентки гораздо интереснее травм и ссадин. Шахматы ещё раньше, так как секцию в «Торпедо» закрыли, и нас перевели в «Трудовые резервы», на Первомайскую. А час в метро с ватной головой меня не радовал. Походы на байдарках сменились пикниками на берегу, так как портвейн и студентки не любят ледяной воды. Но зато любят деньги. И их надо было доставать.
На тот момент очень удачно подвернулся целый склад, забитый холодильниками. В стране, в которой ни хрена нет, кроме бастующих шахтёров, это было манной небесной. Хозяин партии не знал, куда девать товар, а люди не знали, где раздобыть холодильник. Начали мы с преподавателей института. Что самое смешное, я эти холодильники в глаза не видел. Просто передавал деньги, откладывая свою долю, и говорил, куда привезти. Все были довольны, пока не закончились холодильники. Но тут появилась партия видеоплееров «Gold Star» по сливной цене. Компания переименовывалась в «LG», и старый бренд надо было быстро растворить в эфире людской жадности. Если учесть, что границы с бывшими союзными республиками просто не было, через Казахстан пошли караваны. Каждый плеер обходился долларов в двадцать. Продавали по пятьдесят.  На московских вокзалах даже появилось что-то вроде таможни – у людей, вывозивших технику, спрашивали товарный чек. А какой, к чертям, чек, если даже в магазинах ценники  в долларах?
Это позже я узнал, что такая деятельность называется «малти-левел-маркетинг» - горизонтальный MLM. А тогда это называлось спекуляцией в условиях тотального дефицита.
Как там у Гоголя? «Так как же мы назовём нашего героя? Подлецом? Ну зачем так строгу быть к другим? Приобретатель. Приобретения всему виной».

Да. А с девушкой надо было как можно чаще дружить.

***
- С Ленкой был? – Полина отрезала кусок хлеба, положила на него кусок колбасы.
Приятно было, что в меню появилось разнообразие.
- Нет.
- А с кем?
- С пивом и водкой, радость.
-Лёш, мне-то не ври, а? – жена села напротив меня, - от тебя же бабой пахнет.
Странно. Перед уходом я принял душ.
- Поясни, пожалуйста. Это что-то вроде сексуального перегара что ли?
- Вроде того, - кивнула она.
- Как интересно. Никогда бы не подумал.
Я откусил бутерброд и запил соком.
- Так с кем ты был?
Я вздохнул.
- Дорогая, ты не представляешь, как я умотался. Сначала Оксана Фёдорова. Потом подъехали Жанна Фриске с Полиной Йодис. Вместе, по старой блестящей памяти. Потом ещё какая-то кукла моргучая, я её не знаю, назвалась Олей. Лены не было. Короче, загоняли  меня, как золотую рыбку  со своими желаниями. На квартал вперёд натрахался, так что можешь даже не приставать с этим делом. Считай, что я повесил табличку «технический перерыв».
Полина помолчала. Встала, ушла в комнату.  Минуты через две вернулась.
- Знаешь, Лёш, тебе всё-таки лучше уйти.
И зевнула, прикрывая рот ладонью.
Четвёртый акт пьесы не показался мне трагическим. Я даже представить не мог, что это будет так просто.
- Завтра съеду.

***
- Чего это ты водки решил так рано выпить? – Лена смотрела на меня удивлённо.
- Запах заглушаю, - ответил я, наливая из графинчика себе очередные пятьдесят грамм.
- Какой?
- Трудно объяснить, малыш. Скажем так: запах некой иллюзии.
- Разве она пахнет?
- Ещё как. Иллюзия свободы.
- То есть?
- Жена выгнала.
Девушка потупилась.
- Из-за…меня?
- Нет, что ты! Ты ей нравишься.
- В каком смысле?
Я немного подумал, выпил рюмку и ответил, выдыхая:
- Кажется, во всех смыслах.
Лена покраснела. Ей шёл румянец.
- Так она у тебя… это самое… с женщинами…тоже?
- Не знаю. Вернее, раньше не знал, а теперь мне похую.
- А за что, всё-таки?
- Да так, пьесу написал, а ей не понравилось. Плюнь. Лучше скажи, какие у тебя планы на сегодня?
- Да вобщем, никаких. А до какого часу?
- До утра, - сказал я, доставая телефон.
- А где? – улыбнулась девушка.
- Сейчас узнаем.
- Я набил в поисковике «Москва квартиры на сутки». Удивился количеству страниц по теме. Такое ощущение, что ходить налево – любимый вид спорта горожан. Зашёл по первой ссылке. Биберево, Марьино, Печатники, Площадь Ильича.
- Как ты относишься к Ленину?
- Что, в мавзолее? – округлила глаза Лена Серёжевна.
- Ха-ха. Мне нравится ход твоих мыслей. Чувствуется врождённая эстетика. Да и старик, думаю, не обиделся бы. Всё-таки вы почти тёзки. А как красиво бы звучало «я любил Лену у Ленина». Но нет. Нас народ не поймёт и история осудит. Будем это делать в простой квартире.