Закат на Говерле

Рад приветствовать всех втыкатилей. Сегодня я публикую чужой материал в преддверьи выпуска баивова листка про СМИ фуфлота. Данный текст посвищон уССатому дрочеру на Йулю ОрМанд (аранживая мандавошко, если кто ни ф курси)
Игору васыловычу лосиву.

В старом бандеровском схроне, что расположен на западном склоне Говерлы, уже который год подряд, согнувшись в три погибели, сидел голодный, немытый, небритый и нестриженый экс-доцент Киево-Могилянской Академии, некогда один из наиболее значимых философов, историков, культурологов и публицистов Временного Географического Недоразумения «У». Перед ним на столе лежала покрытая плевками старческой сперы священная книга «Кобзар», на стенах схрона висели, также загаженные плевками спермы, портреты его идеологических кумиров – старца – русофоба с отвисшими усами и чудаковатой женщины с косой, некогда запалившей киевский майдан....

Украшенная нестриженными и обломанными жёлтыми ногтями рука лося постоянно поглаживала то, что осталось от его «пеника». Иногда случалось неожиданное, и, с криком: «Юля!!! Моя Юля!!!», лось капал остатками былой роскоши на Украинское Священное Писание... Перед мутным взором лося, как на экране, проносились страшные картины прошлого, слившиеся в одну многосерийную киноленту об измене... Измене Родине, долгу, чести, порядочности.... В одну кошмарную киноленту под названием «Тернистый путь греха»... В непрекращающийся фильм ужасов о предательстве, подлости, трусости, жадности и никчемности....

... В семью бравого черноморского главстаршины сверхсрочной службы в отставке Василия Лосева прибыло молодое пополнение. На белый свет появился долгожданный мальчик, которого нарекли Игорьком в честь Великого Князя Игоря. Мальчонка удался на славу... Днем Игорёк, откормленный борщом с пампушками и свежим салом, с истошными воплями «За Родину! За Сталина!!!» бегал по улицам Вороньей Слободки, где поселился уволенный с почестями с флота Василий Лосев, с боями прошедший на своём бронекатере по Дунаю от низовьев и до самого Берлина. А дивными севастопольскими вечерами, Игорек, наморщив от усердия жирные розовые щечки, читал вслух непонятно откуда свалившееся в его мозг стихотворение: «Поховайте да вставайте! Цепи разорвите!!!».

Ничто не предвещало беды.... Но, однажды, бывший флотский старшина чуть не потерял дар речи, увидев как его чадо запойно предавалось греху мастурбации, стоя коленопреклонённым перед портретом плешивого и картавого импотента, помешанного на убийствах священников и детей... Взвился к потолку украшенный медной бляхой кожаный ремень главстаршины Василия Лосева... Игорек извивался по полу, нежные сопли и слюни смешивались со слезами.... С тех самых пор стали ему ненавистны медаль «За победу над Германией», голубой форменный воротник с тремя белыми полосками, олицетворяющими три громкие победы Флота Российского, и бескозырка с надписью «Черноморский флот».

С возрастом Игорек стал более осторожным –придя из школы, он уединялся в гальюне, ослаблял узел пионерского галстука, прикреплял жевательной резинкой к переборке портрет своего нового секс-символа - колоритного мужчины с отвисшими усами и безумным взглядом глубоко посаженных глаз, ... и фантазии едва успевали сменять одна другую...

Ржавые ходики уверенно стучали, время шло... Ломающимся юношеским дискантом днём Игорек пел в хоре сверстников : «С чего начинается Родина? Со стука вагонных колес и с клятвы, которую в юности ты ей в своём сердце принёс....», высоким художественным слогом писал сочинения на тему «Ты на подвиг зовёшь, комсомольский билет», собирал металлолом и боролся с крымской филоксерой. А вечерами, глубоко вдыхая зловонные миазмы фекального сортира, он безудержно фантазировал, глядя на портрет свинорыло-чубатого русофоба, написавшего отвратительный паскивль «Катерина».

Как ненавидел Игорёк эту надменную немку Екатерину, основавшую на брегах Тавриды Город Русской Морской Славы.... Да и к самой этой славе наш герой испытывал всё более и более стойкое отвращение, ибо связана она была с той самой медалью, с тем самым форменным воротником и с той самой черноморской бескозыркой... Эта самая имперская слава мешала Игорю Лосеву сосредоточиваться на мантрах его духовных наставников - Великого Кобзара и Педерастического Каменяра....
Канули в лету курсантские годы... Да и вспоминать не хотелось «бескозырку белую, в полоску воротник», которые ему пришлось надеть по комсомольской путёвке... Стойкое отвращение вызывали и воспоминания о службе на флоте... Не любили там идеологического работника Игоря Лосева.

Луч надежды забрезжил лишь в начале 92 – го вместе с развернувшимися по ветру перемен желто-голубыми тряпками, которые были подняты у ноков рей исповедниками веры в «тысячелетний флот Украины»... Вот тогда Игорек и познакомился со свидомым укром Мирославом Мамчаком и просветительницей Богданой Проссак, которые, взяв Игорька за руку, повёли его сквозь дебри истории 140 000-летнего укрорейха.... Образы новых героев, убивавших учителей и священников, вспарываших животы беременным женщинам, привязывавших «колючкой» трупики малых детей к деревьям и столбам освещения, раскрывались во всей красе своей цветовой палитры... Игорек отрастил идеологически выдержанные усы «а ля Кобзар» и купил в комиссионном магазине новую вилку с тремя зубцами –теперь, только при помощи этого предмета своего вожделенного фетиша, он отправлял в свои ненасытные пучины килограммы свинячьего сала....

А жить в Севастополе становилось всё более и более сложно – бывшие однокурсники и сослуживцы, встречая Игорька, всё чаще и чаще плевали ему в лицо, ручки дверей, ведущих в его логово, были постоянно измазаны кошачьим дерьмом... Не оценили.... И Игорек отправился в Киев, где, на гребнях дремуче - мутных волн свидомого национализма, его единогласно избрали вне конкурса на должность доцента Могилянки....

Времени было много, и Игорек начал ваять выношенный под сердцем эпохальный труд всей якобы сознательной своей жизни – лирическое эссе под названием «Феномен бандерофобии»... Это были запойные месяцы творчества!!! Прямо из-за письменного стола Игорёк, откинув в сторону импортный «Паркер», пулей бежал в гальюн, где замирал в сладострастном ступоре перед портретом Великого и Ужасного Кобзара... Эти минуты наслаждения подпитывали его новыми зарядами неукротимой ненависти ко всему русскому, к Надменной Немке, к форменным воротникам, поясным ремням с бляхой и бескозыркам...

Как хотелось славы!!! Истинной славы Великого Философа и Блестящего Публициста, ибо трудно, ох как было трудно, добраться до сияющих высот УкроКультурологии, этой уродливой надстройки, покоящейся на битых черепках и резных порогах, рушниках и обтруханных вышиванках, антикварных деревянных корытах для кормления свиней.... Несповедимы пути Господни, и Игорёк послал свой эпохальный труд в редакцию подмётной газетёнки «Гальюн Таймс».

Потом был триумф!!! Игорька встречали в редакции под победный вой трембит, а старый «сундук», поставленный охранять вход в редакцию, всегда, только завидев Публициста, принимал положение строевой стойки согласно ст. 26 Строевого Устава Вооружённых Сил СССР и «тянул лапу к уху»....

Осенью 2004 года он увидел на майдаунских баррикадах её... Его Юлю!!! Она стояла левым бортом к Жопомордому Хедлайнеру Анального Мейнстрима. Единственная и неповторимая в своём безумии Богиня Оранжевого Ахтунга!!! С каким трепетом внимал Игорёк её сбивчивым речам... Он верил ей – своей Юле!!! Он ценил её вороватый ум и красоту, красоту безудержно стареющей самки. Гальюнная галерея пополнилась ещё одним знаковым портретом...

И тут все начало рушиться! Все то, к чему последние годы изо всех сил карабкался Новоявленный Доцент.... По ночам во снах к нему стал являться Черноморский Буревестник в надраенных до нестерпимого блеска прогарах, в застиранной и отглаженной до безумия робе и в бескозырке с надписью «Черноморский флот». Он преследовал Игорька на каждом шагу, сжимал ему горло своею рукой и гневно кричал: «Покайся пока не поздно, о презренный лось, о мерзопакостный гондон с усиками!!!»... Известность стала оборачиваться для лося обратной стороной, даже малые дети, завидев лося, показывали на него пальцами, кричали: «Это он - то самое заштопанное средство противозачаточной обороны...» и плевали ему в след....

А потом рухнул и сам 140 000 летний укрорейх.... Поздней ночью, в одних обтруханных желто-голубых кальсонах, со связкой своих научных трудов и портретами своих кумиров под мышкой, лось огородами устремился на Говерлу... Навеки прощай Севастополь – город несбывшихся надежд... Город, в котором он так и не обосновал «филию» Могилянки. «Прощай, город камней, бля...{BEEP!!!}...дей и ненавистных бескозырок...» - хрипло дыша шептал с ненавистью лось. ТАК!!!(тм) лось простился с городом, который, по непонятным для лося причинам, все Люди Доброй Воли называли Городом Русской Морской Славы.... И Город забыл лося! Забыл его навсегда!!!

Жизнь в схроне на Говерле тоже не заладилась... Попытки читать лекции трипольским бабам о 140000 истории укрорейха успеха не возымели... Апостериорные заклинания о «феномене бандерофобии» провалились при первом же скачке.... Не возыимели успеха и кассового сбора и сольные выступления с исполнением когда-то популярного шляггера «Ще не вмерли Украины ни слава, ни воля! Пусть нам, браття украинци, усмехнэться доля.......». Хорошо, что хоть старый укрофлотский кореш Мирослав подкидывал иногда лосю свёклу, выращенную на своих грядках... Да старушка Богдана изредка заходила в схрон вытереть рушником неизвестно откуда выросшие на подбородке у лося яйца.....

Единственным утешением лося было многочасовая мастурбация в позе кающегося грешника на «лики святых» - сурового усатого украинского Терминатора и бесшабашной Мадам Грегян...
Так и сидел он уже несколько последних лет в схроне, скаля в идиотской улыбке слюнявый рот, украшенный обломками редких жёлтых зубов; из поросших волосами ноздрей на некогда щирые, идеологически выдержанные усы лося постоянно стекали две струйки густых зелёных соплей... Рот лося постоянно источал зловонное дыхание; от этого патологоанатомического запаха всё живое в округе переставало цвести, замолкало козлиное блеяние канализационных стояков - трембит в ближайших сёлах, у самцов-гуцулов напрочь исчезали остатки эрекции, у гуцульских самок сбивалась регулярность месячных циклов, затихали в дубравах птицы, переставали размножаться дикие звери.... Запах давно немытого лосиного туловища можно было сравнить разве что с остаточным радиационным излучением Чернобыля... Даже бывшие дружбаны лося – процветающий бизнесмен - свекловод Мирослав Мамчак и вдребезги разбитая климаксом бывшая севастопольская просветительница Богдана Проссак перестали заходить в схрон, чтобы не видеть этого заживо гниющего получеловека....

В старом бандеровском схроне, что расположен на западном склоне Говерлы, согнувшись в три погибели в ожидании последнего чуда сидел голодный, немытый, небритый и нестриженый экс-доцент Киево-Могилянской Академии.... Лось вздохнул и последний раз посмотрел на криво прибитый к стене портрет уже немолодой женщины с жабьим ртом и жидкой косой вокруг её некогда буйной головы... Правая рука лося из последних сил сжала сморщенный рудиментарный отросток, превратившийся со временем в простой водопроводный кран..... Сердце лося неровно забилось, хриплое дыхание участилось, покрытая редкими седыми волосами мошонка начала нервно пульсировать.... На загаженный пол схрона капнула последняя мутная капля дохлой спермы.... На склоны Говерлы опускалась ночь.... Последняя ночь лося.
(с) Божья Искра 15.03.2007.

Tweet