Поэма из недавнего времени.

Перед тем, как проглотить бабочку, надо оторвать у нее крылья.
В мире животных.

Никогда не надо думать о том, что ешь и кого любишь.
                Доктор фон Рюль.

Друзья! Сюрпризом, без сомненья,
Вам будет исповедь моя.
Так извините мне волненье,
И не сердитесь на меня.
Я школьным классикам вослед
Иду неверными стопами.
А этих опусов предмет
Вот-вот предстанет перед Вами
Кто он? покуда умолчу.
Тут тайны нет, — я так хочу.

    I

Я, в силу прирожденной лени,
Особо формы не блюду,
Но вы не ждите извинений:
Ведь в пиитическом ряду
Я крайний слева по ранжиру,
Так согласитесь, каждый жить
Как хочет, волен, и любить,
И истязать несчастну лиру.
И пусть мне скажут - все вторично,
Мне это, право, безразлично.

II

Играл ветвями ветер шалый,
Вступая с пылью в шумный спор,
Дождь начинался; я, усталый,
Свернул на постоялый двор.
Хозяйка, добрая старуха,
Поесть внесла, я сел и ел...
Напев, приятнейший для слуха,
Вдруг с антресолей долетел,
Вмиг в моем сердце воскресив 
Равеля праздничный мотив.

III

Я, к сожаленью моему,
Воспитан был не в лучшей школе;
Там получал я — поневоле —
Лишь упражнение уму;
Лишь факты там преподавали,
Смесь цифр и букв излить спеша.
И в запустеньи пребывали
Мои и сердце, и душа.
Как сад, где рядом – так и сяк –
Растут и розы и сорняк.


IV
Поэзии я не любил,
Был равнодушен к рифмы пенью.
Хотя порой и находил
Забаву в строчек повтореньи.
Читал же много — что попало,
Без рассужденья, без систем,
Запоминал, однако, мало...
Но научился, между тем,
Довольно складно строить речь
И пользу из того извлечь.

IV

Цветную музыки струю
Не знал, и сторонился злобно
Напоминая ту свинью,
Что небо видеть неспособна.
Однако годы шли, и книг
Смысл до души моей достиг,
И некую сместил преграду,
Я обратился снова к саду,
Стал свой возделывать цветник,
В гармонии найдя отраду.

VII

Обрел я Гайдна торжество,
Затейливый изгиб Бизе,
И венских вальсов маркизет,
И много разного всего,
Что гений в этот мир принес;
Но чуждо мой Равель звучал
В стране, где больше слёз, чем грёз.
Я тщетно в жизни суть искал,
И беглый взгляд мой отражал
Кругом бессмысленный развал.

VIII

Я думал: как же скучно жить!
Вертится колесо Фортуны,
И так же тянут парки нить,
Взирая вниз на мир подлунный.
Я не потомок Чингисхана,
Да кто их видел, тех татар!
На дне разбитого стакана
Собрало солнце весь свой жар.
И отдает нам по чуть-чуть
Напрасный освещая путь.

IХ

Все это вспомнил я, когда
Услышал голос с антресолей
Огонь, рожденный изо льда,
Святой и сладкой полный боли.
“Кто там, хозяйка? Расскажи,
Чей это голос вдохновенный
На этой мызе сокровенной
Среди заброшенной глуши?”
— Ах, парень, тут беда такая.
История то не простая.

Х

“Так кто?” — Племянница моя.
В консерватории училась
Она в Москве. Её семья
Её успехами хвалилась.
Но жизнь в столице — ад, содом,
Гулянки. Водка и постели.
Наркотики. Затем с панели
Нам удалось её с трудом
Забрать. Теперь живет со мной.
У ней неладно с головой.

ХI

Она заплакала. Я встал.
“Как жаль” — Да все по воле Бога...
“Я поживу у Вас немного...”
Как бы магический кристалл,
Вдруг, в голове моей, сияя,
Вращаясь, осветил кругом
Благословенный этот дом,
Где сумасшедшая младая —
Столице бешеной упрёк —
Тянула призрачный свой срок.

ХII

Когда проснулся я, светало,
...Еще метались по стене,
Как бы в колодезе на дне,
Ночные тени; было мало
Так звуков в воздухе пустом,
Что весь, казалось, вымер дом.
Оделся я и вышел в сени,
Чтобы отдать природе долг.
Ты, мой читатель, без сомнений,
Сам понимаешь в этом толк.

XIII
Уже застегивая зиппер
Своих дорожных старых брюк,
Я увидал её. За липой
Она стояла молча. Вдруг
Она шагнула на тропинку
Я был смущен — не без причин –
Но все же справился с ширинкой.
И, по обычаю мужчин,
Я рассмотрел её вполне
В колеблющейся тишине.

XIV
Невысока. Тонка, как ласка.
На тонких ножках черный стрейч,
И черная же водолазка;
Прямые волосы до плеч,
Блестящие, прямой пробор.
Котурны на большой платформе.
Стандартный девичий набор.
Теперь все в этой униформе.
Огромные из-за ресниц
Глаза; а взгляд то вверх, то вниз.

ХV
Тот взгляд ловил я увлечённо,
Но так ни разу не поймал.
А бледного лица овал,
И подбородок заострённый,
Все время мне напоминал
Актрис из фильмов Тарантино.
Они мне нравились сперва,
Но в них одни и те ж слова,
Одна особая рутина.
И мне теперь уже не люб
Болезненный кармин их губ.

ХVI

“—Привет”. Она не отвечала,
Стояла, голову склонив
Чуть набок, губку закусив,
“—Возможно, с Вами мы встречались
В Москве? Знакомо мне лицо,
Мне кажется, я помню даже,
Вас в ЦДХ, на вернисаже,
Да, я Вас видел — с молодцом
Каким-то...” — нес я всякий вздор,
Начать пытаясь разговор.

ХVII
Ах, эта вечная задача,
Как их подвигнуть на контакт,
Чтобы два сердца бились в такт;
Мы это делали иначе...
А ныне молодые волки
Живут в больном полубреду,
И с русской речью не в ладу:
Безумных шёпотов восторги,
Признаний тайных милый лад
Им заменил видеоряд.

ХVIII
Но нет, галантному искусству
Знать, умереть не суждено,—
Повеет в воздухе весной,
И романтическое чувство
Опять зовет, опять пьянит...
И молодость к тому влекома,
Что гонит вечером из дома,
Чем полнятся девичьи сны,
О чем теперь поет порой
Убогий Ляпис Трубецкой.

ХIХ
Девице я болтал о разном
Ещё с лишкОм минуты две
Смотрел в лицо ей томно, страстно,
Одно молчание в ответ.
На выручку пришла мне тётка:
“Мария, отправляйся в дом”.
Мария улыбнулась кротко,
И нас оставила вдвоём.
Есть не хотелось; тёткин вид
Отшиб мне напрочь аппетит.

ХХ

Однако ж завтрак был превкусный,
Ему я должное воздал;
Скитаясь в этой жизни грустной,
Я никогда не понимал:
Почто всегда позывы плоти
Над духом нашим верх берут?
Почувствовав в желудке зуд —
Мы забываем о работе,
А долг и честь важны не столь,
Когда томит зубная боль.

    ХХI

В подобном духе размышляя,
Я закурил Парламент свой.
Хозяйка бегала. Лесная
Шумела даль передо мной;
За полем по шоссе со свистом
Летели бойкие авто;
Над речкою, как странный торт,
Белела церковь; серебристо
Блестела быстрая вода
И убегала в никуда.

    ХХII

“—Скажите, Клавдия Петровна,
Зачем не вижу Машу здесь?
Её упрятали Вы, словно
Какая-то угроза есть,
Коль она будет вместе с нами?
И не услышу я, — как жаль!
Как её голос льется вдаль
Над сопредельными полями,
Как дополненье к чуду дня?
За что же кара для меня?

    XXIII
“—Вот, кстати, к случаю, я вспомнил,—
Вы тут потратились слегка...”
Я потянул, вопрос дополня,
Купюры край из кошелька,
Кладу сто грин на край стола.
Старуха тут же их взяла.
“—Спускайся, Машенька, к нам вниз!
Да спой нам, радость, потрудись!”
Я же наполнил вновь бокал
Продуктом фабрики Кристалл.

    ХХIV
Читатель, видимо, считает,
Что дело в роковых страстях,
Что тут история простая...
На самом деле, все не так.
Я не какой-нибудь чудак
Чтобы влюбляться в первых встречных
И тратить сердца жар беспечно.
(Тем более, законный брак...)
Не увлеченный красотой,
Имел я свой расчет иной.

    ХХV

На этом месте, друг-приятель,
Позволь отвлечься, отойти
За пивом, дух перевести.
Поэт, а так же и писатель,
Порою может в кресло сесть,
Написанное перечесть,
Грядущую смакуя славу.
За тем и я — имею право —
Повествование прерву,
Закончив первую главу.

Tweet