Однажды я родился. А наш дорогой Леонид Ильич умер. В этот же год. Я здесь не виноват. Ни в том, что родился я, ни в том, что генсек откинулся. Взрыв, говорят, был. Демографический. И завязывайте этот пиздеж про реинкарнацию – хуйня все это.

После рождения, как мне рассказывали, я начал орать, просить сиську, гадить,  где попало, болеть, выздоравливать, расти, слушать, смотреть, говорить, ходить, читать, писать и попал за все это в школу.

В школе. …Да ну ее на хуй. Не о том речь.

А о том речь, что пиздил я у отца в 9 лет папиросы Беломор, строил землянки в ближайшем лесу, вырезал мечи и луки из уральских деревьев, подбрасывал в соседские подъезды дымовые шашки, жег селитру, взрывал строительные патроны в костре, плавил на стройке свинец из использованных аккумуляторов, стрелял по воробьям из рогатки охотничьей дробью, разбивал свою башку об выступающие неожиданно, откуда то дверные школьные косяки, разбивал свой нос, давал разбить свой нос, разбивал сам кому-то, если был подходящий момент, разбивал даже несколько раз, когда момент был нихуя не подходящий, ползал по деревьям, по крышам, по земле… И как-то раз, в перерывах между всем этим, сжег лес.

Сидя в очередной раз в своей землянке,  изображая каких-то сраных чингачкуков со своими корешами – одноклассниками, забивая сухой папоротник в самокрутки из газеты “Пятница” (спиздить Беломор на этот раз нихуя не получилось) я, под впечатлением очередного рассказа дяди Юры Сенкевича, решил, во что бы то ни стало вызвать мать их индейских духов. Для такого хитро выебанного ритуала нужен был, конечно, огонь. Это сейчас я знаю, что духов бубном вызывают, а тогда данные по этому вопросу у меня были неполными. Да плюс ко всему еще моя патологическая потребность сжигать все нахуй. Говорят, я в детстве, когда от меня прятали спички,  даже водой горячей мог поджечь бумажный самолет и запустить его к соседу долбоебу на балкон. Я такой хуйни конечно не помню, и не потому, что это пиздешь, а потому, что давно это было.

Замутилась вобщем быстренько консервная пустая банка из под болгарского компота, пацаны настругали бересты, тряпок каких- то (хуй знает, откуда они их взяли в лесу). Туда же в ход пошли сухие сосновые ветки. Вся эта помойка в банке обильно была полита бензином, который мы перед этим откачали из мотоцикла соседского дворника. Дворник был жирный, лысый, злой и ненавидел всех. Поговаривали, что он любит только свой мотоцикл, потому что тот напоминал ему о безвременно ушедшей жене. Каким местом Урал с коляской может  вызывать ассоциации о жирной бабе,  мы даже боялись представить. Но бензин пиздить нам это не мешало.
Вот с таким доморощенным факелом можно было уже приступать к ритуалу. Что говорить во время поджигания этой помойки никто не знал, поэтому решили тупо пустить самокрутку из папоротника по кругу, дымить и ждать, что произойдет.

То, что произошло после ритуального воспламенения,  нихуя не вписывалось в наши оккультные планы. Все гавно в банке вспыхнуло как новогодняя елка, а вонь поднялась как на местном военном аэродроме. Пламя  моментально добралось  до потолка землянки – а хули там добираться то было! – сантиметров восемьдесят от пола до потолка. Потолок из березовых бревнышек горел весь полностью секунд через десять.

…И тут начал действовать папоротник. Причем действовать он начал, когда мы этого нихуя не ждали. Мы от него вообще ничего не ждали. Мы даже не знали, что он действует. Даже предположить не могли. Предполагали, что он просто растение, а он действует. Потолок горел уже минуты две, а я все сидел с  самокруткой размером с член молодого бычка в  руке и смотрел с огромным любопытством на этот импрессионизм на потолке. А потом я сгорел… Бугага. Хуй вам, сгорел не я, а лес.

Короче хуй его знает сколько бы я там еще просидел, если бы не получил качественную подачу в тыкву слева. Все кто были внутри ломанулись к выходу, ебоша друг друга локтями и коленями. Я даже успел подумать, глядя на полыхающую банку, что яблоки в болгарском компоте могли бы себя так же неуютно чувствовать, когда их наливают изнутри…А может мы и есть яблоки в этой банке, вылезем наружу, а нас сожрут на хуй…Папоротник…Бля…Бегом от сюда …

Горело все метров на десять вокруг. А в метрах ста от нас, там, где лес заканчивался, и начиналось поле, прокладывали высоковольтную линию.

В любом коллективе, скажу вам, есть ссыкло. Такой паникер хуевенький, у которого с определенной периодичностью играет очко – по поводу и без. Повод, конечно, был на этот раз – и вот это наше ссыкло предложило сдаться нахуй высоковольтным работничкам с чистосердечным, и пусть они нам помогут тут все потушить, и мы им, конечно, скажем, что все это случайность и прочее бла бла бла… Причем это ссыкло попыталось упрекнуть нас в том, что ссыкло – это мы. Мы же хотели просто в очередной раз наебать всех, и выйти чистыми даже из такой крайне хуевой ситуации. Короче, сдаваться совсем желания не было. Да еще и высоковольтным работничкам. Поговаривали, что когда они долго в полях и лесах, то не прочь попользовать разных зверюшек – овец, коров…А тут мы…Да ну его на хуй…  Мы пару минут слушали его нелепые жалобы, стоны, мольбы. И чем дольше оно стонало, тем четче я осознавал, что хочу съебаться от сюда.

Запомните, лучший способ объяснить ссыклу, что оно не право – дать ему пизды. Дали. Горело уже  все вокруг…Ссыкло подняли с земли, и начался самый долгий марафон в моей жизни.

Бежали долго. Бежали кругами и петлями. Бежали через мост и обратно. Бежали по полю. Съебывали так, как будто нас преследуют китайские пограничники со своими плоскомордыми мухтарами, а вместе с ними ливийские снайперы пытаются все время поймать нас на мушку. Казалось, что нас преследуют, что если мы остановимся, то нас сразу догонят, что руки уже тянутся, что нам не уйти.…От этого бежали еще быстрее. Папоротник….Бля….Решили разделиться и запутать следы окончательно. Встретиться порешили через неделю, до этого не созваниваться, не видится, и делать вид, что мы друг друга нихуя не знаем. Это притом, что жили, сука, в одном подъезде. Вот какие были предусмотрительные.

А лес сгорел….Тогда я еще не знал, что такое гектар, если бы знал, то охуел бы совсем от такого развития событий. В злоебучей местной газетенке “Пятница”, названной в честь того дня, когда выходила в свет, и из которой крутились те самые самокрутки, произошедшее событие вынесено было на той же неделе на первую страницу. Мама, помню,  долго охала и недоумевала – сжечь лес! Изверги, молодые подонки! Кто же это такие!? Слово подонки я хорошо запомнил. И еще запомнил, что по следам нашим так никто и не пошел. И еще вспомнил огонь. Много огня. Я вам рассказывал, что я в детстве, говорят, мог даже горячей водой поджечь бумажный самолет?
Просто мне нравиться жечь. И этот папоротник….Бля…. Вот и сейчас дописываю эти строки и смотрю на очередной полыхающий импрессионизм на потолке…Красиво….Жаль хозяева этого дома его не увидят….Они  хуй что либо вообще увидят….Но я должен кем то жертвовать ради искусства…. надо бежать…

Tweet