Он сидел за стойкой бара второй час. От красной морды бармена уже тошнило, но он не мог уйти. Он ждал её появления третий день, и к концу третьего дня все его внутреннее существо, все чувства, мысли, тело было охвачено такой злобой, что иногда он только усилием воли заставлял себя делать вид праздно скучающего богатого человека.
    Бармен, вытирая стаканы, искоса поглядывал на него. Ему не нравился этот человек, хотя и внешне и своим поведением тот не давал никаких поводов для беспокойства, разве что взгляд его был очень неприятным. Тем более что это продолжалось не первый вечер.
    Он опять и опять вспоминал, с замирающим сердцем ожидая ее появления, кулаки его крепко сжимались, глаза загорались недобрым огнем, а ноздри трепетно раздувались от ярости. Память   жестокое и оголтелое существо, опять и снова прокручивала перед ним унизительную картину из его детства. Был обычный день, утром как всегда заспанные родители нервно переругивающиеся на кухне, дежурная яичница с гренками, запоздалая просьба-угроза отца   Ты там в школе не девкам под юбки заглядывай, а учись лучше, остолоп! Ему очень хотелось провалиться куда-нибудь, хоть к ёбаной матери, хоть в пизду   до того ему опротивели и родители, и школа и тесная двухкомнатная распашонка в которой он жил, но чудес не бывает, и поэтому он только угукнул на замечание отца и помахал рукой уже уходившей на работу матери.
   Выйдя на улицу он вдруг понял, что в школу сегодня не пойдет. Постояв задумчиво возле подъезда, он решительно направился в парк. Там обычно собирались во время душевных мук и страданий так называемые неблагополучные подростки и проводили свое время в непрерывном сплевывании себе под ноги и тупых разговорах про деньги и женщин.
- Привет!   кивнул он двум пацанам из соседнего дома.
- Привет, ты тоже со школы съебал?   ответил один из них.
- Да, - неопределенно протянул он.
- Слушай, а у тебя бабло есть?  обратился к нему другой, - чуть  чутьна пузырь не хватает.
Он пошарил в карманах и достал смятую купюру.
- О, заебись, я мигом   и один из парней быстрым шагом пошел к выходу из парка, где сиротливо приткнулся ларек   круглосуточно выручавший всех местных ханыг, алкашей и безденежных подростков паленым, но зато очень дешевым бухлом.
 Через несколько минут он с радостной улыбкой вернулся, издали показывая бутылку в одной руке и пластиковые стаканы в другой. После первой все трое по взрослому закряхтели, задышали, занюхали рукава своих свитеров и джинсовых курток.
- Так, а что тут за еб твою мать, а?   как громом ударил вопрос. Перед ними стояли, ухмыляясь два мента.
- Водочку значит пьем, родители вкалывают, а мы балдеем?   вопросительно произнес один из ментов.
- Заканчивай, пошли, - один их ментов обошел пацанов сзади и отвесил ему пинка.
- Товарищ сержант, - заскулил было он, но следующий, более сильный заставил его замолчать.
  Их посадили в машину и повезли в отделении. В отделении как раз оказалась на месте инспектор по делам несовершеннолетних, капитанша лет тридцати пяти, ей то их всех и сдали. Сидя в коридоре и ожидая вызова в кабинет, у него возникло нехорошее чувство надвигающейся беды. Дверь открылась, ментовка посмотрев на него безразличным взглядом, кивнула головой заходи. Зайдя,он услышал, как позади него в двери повернулся ключ. Тревога усилилась, но ведь она баба, не должна бить вроде бы с сомнением подумал он, как тут же получив мощный подзатыльник, отлетел
к стене.
- Ты у меня еше вроде бы не был, да, зайчик? - прищурившись, спросила она.
- Нет, не был.
- Ну, тогда нам с тобой надо познакомиться, - широко улыбнулась она и протянула ему руку.
   Он в ответ протянул было свою, но не успел - ментовка своей протянутой рукой ухватила его за нижнюю губу и резко дернула вниз. От дикой боли у него выступили слезы на глазах.
- Так ты у нас еще и плачешь еще, маленький значит, - пропела она и ударила его ногой в промежность.
- За что бъете?   уже плача, не столько от боли, сколько от стыда и унижения закричал он.
- А за то что ты здесь, не хуй сюда попадать, подонок!   вдруг яростно ответила ментовка и подтянув юбку форменная, узкая, не дает ноге размахнуться до самого пояса, наступила ему ногой на грудь.
   От неожиданности и от увиденного он покраснел - на ментовке не было трусов, он видел белые волосы на лобке, ему казалось,что пизда хищно шевелится, а клитор изготовился к прыжку.
- Что уставился, гаденыш?   она пнула ногой ему по лицу.
Из разбитого носа потекла кровь, он хотел закрыть глаза и не мог   жаркий пиздячий зев притягивал его взгляд словно магнитом.
-Куда смотришь, еще волоса на хую не выросли, - прорычала ментовка и стала наносить ему удары ногами по всему тел
   Он катался по полу, пытаясь увернуться от острых и болезненных ударов и при этом смотрел и смотрел пизда словно танцевала перед ним, выделывая причудливые па, губы шевелились как жирные гусеницы и он представлял, как эти гусеницы заглатывают его целиком и пизда утаскивает его в свою сладкую тьму.
-А я не поняла, это что такое?   ментовка резко дернула его за пояс брюк, пуговицы с треском отлетели, она сорвала с него трусы его - подростковый хуй стоял столбняком, - ах ты сука, - взревев как зверь, ментовка кинулась к вешалке, на которой висела обычная резиновая дубинка и он провалился в какую-то дыру боли и ужаса. Дыра напоминала большую красную пиздень, поросшую белыми волосами.
   Он пришел в себя на третий день, в больничной палате. Рядом сидела с выплаканными глазами его мать.
- Ну, как ты?   радостно спросила она.
   Он не ответив улыбнулся и закрыл глаза.

   Посмотрев в зеркало, вмонтированное в витринную стойку, Штирлиц вздрогнул - за дальним столиком он увидел ее, ту которую он ждал уже
третий день и бомбардировал центр вопросами ну когда же? Центр находился в недоумении - за последний месяц пропало уже три радистки, причем
весьма трудно было найти сразу и радистку и блондинку в одном лице.

- Мы закрываемся - негромко обратился бармен к Штирлицу.
- Да, мы закрываемся - подтвердил тот.
      Штирлиц огляделся - в баре давно никого уже не было, остались только он, бармен и терпеливо ждущая чего-то девушка. Штирлиц достал из внутреннего кармана шифровальную книгу -это были "Сердца четырех" Сорокина и открыл ее. В вырезанном углублении лежали острые хирургические ножницы.
   Через несколько минут, осторожно перекатывая во рту только что отрезанную у бармена головку хуя, он вырезал из нежной девичьей пизды, пачкая кровью шелковые белые волосы, красные, еще дрожашие предсмертной дрожью губы и приговаривал - ну что ж, осталось дело за жидкой матерью.

   Фрау Заурих сладко почмокала во сне губами и повернулась на другой бок. Завтра она и герр Штирлиц собирались побродить по весеннему лесу+..

Tweet