Короче, значит, выросла в лесу трава. Офигенная трава. Выше самых деревьев, вот такая трава! А в лесу жили всякие звери, и вот они дружно собрались и стали траву курить. И сразу поняли, что это реальная тема.

И вот они стоят кружком и улыбаются, хихикают, пританцовуют, беседы всякие ведут чужому уху непонятные… А трава-то всё накручивает, заворачивает, нахлобучивает, и уже заметно, что и лес не просто так шумит, и листья со смыслом шевелятся, и лучик солнечный поёт как соловей. И вдруг откуда ни возьмись всовывается в тесный кружок пернатая башка со стрёмным клювом и громко спрашивает: а что это вы тут делаете?

А это был местный орёл, который на небе летает. Летал он, значит, летал, дым увидел и приземлился. И сразу лезет с вопросами, а звери, не долго думая, берут и задувают ему паравоз. Орёл прокашлялся, задумался, на жопу сел, клювом щелкнул и говорит: Да… Есть на свете две клёвые вещи: небо и трава… Но небо круче, базара нет! А травы бы я ещё покурил.

Зверям травы не жалко, они орлу сразу целый косой. А он его в два напаса выкуривает и начинает за небо тереть. Как на небе весело и стрёмно, какое оно высокое бескрайнее, и воздух чистый разреженный, и облака, и тучи, и громы-молнии, и ветер сука штормовой, так и вертит, так и крутит, крылья ломает, мотор глушит, шурман кричит: не долетим! а я ему спокойно так: не ссы, чувак, долетим! и мы таки долетаем! И под эти военные темы как-то незаметно скуривает орёл всё, что на газете лежало, а потом говорит: ну, пока, и взмывает в облака. Вот такой вот, значит, орёл.

На другой день собираются звери траву курить. Только забили, а орёл уже тут как тут. Всовывает свою пернатую башку со стрёмным клювом и громко спрашивает: есть что-нибудь? И снова целый косой за два напаса, и снова говорит, что небо круче, и начинает свои небесные темы толкать, а сам дымит как фумигатор, пока не скуривает всё, что на газете. Вот такой вот, блин. Орёл.

На третий день собираются звери, а орёл уже тут как тут. И на четвертый, и на пятый, и на шестой - в общем, недели через две начали звери уже от орла ныкаться. Но куда ж от него сныкаешься, когда он по небу летает, и зрение у него орлиное, и на хутор бабочек ловить его прямиком не отправишь, потому что птица серьёзная с клювом суровым, почти государственный символ какой-то. Прилетает, зараза, говорит, что небо круче, плотно на уши садится, кайф ломает, намеков не понимает, и пока всю траву не скурит, не улетает. Вот такой вот, такой бля на хуй, прямо не орёл, а ёб твою мать!

Короче говоря, в начале января решили звери вообще не курить, чтобы орёл попустился и отстал. Прилетает орёл и спрашивает: есть что-нибудь? - а они ему: ничего нету, мы тут просто пиво пьём. А орёл им недоверчиво так: пиво, говорите? Ну, смотрите у меня! И поднимается в воздух и целый вечер над лесом круги нарезает, и вид у него грозный и зловещий, прямо дракон, только что огнём не плюётся. Звери по такому раскладу даже тусоваться обломались, допили пиво и по норкам разбежались, и каждый вечер на небо смотрят: не летает ли там орёл?

А орёл всё летает и летает, неделю летает, две летает, три летает, а иногда и в гости к кому-нибудь залетит и сразу спрашивает: есть что-нибудь? Но нет, нигде ничего нету, нигде ни дымочка, нигде ничем не пахнет, нигде в кружок не собираются. И вот орёл уже думает: не может такого быть, чтобы нигде ничего не было, это они, сволочи, от меня траву попрятали, надо завтра всех их взять и раскулачить.

И с такими злыми мыслями засыпает орёл в своём гнезде, а просыпается от знакомого запаха палёных тряпок и сразу видит на краю леса высокий такой столб жирного дыма, как будто маленький передвижной крематорий приехал. А это, на самом деле, приехал городской бобёр, привёз мешок всякой всячины и зверей угощает.

Орёл сразу туда пикирует, голову всовывает и спрашивает: есть что-нибудь? А бобёр отвечает: есть разное, тебе какого? Рабочего, втыкательного, смешного, умнякового, движнякового, глючного, космического или термоядерного? Орёл говорит: самого крутого, и побольше!

Тогда бобёр говорит: крутого много не надо, крутое и с пол-напаса вопрёт. Достаёт такую махонькую городскую трубочку, кладёт в неё малюсенький кропалик, раскуривает и задувает орлу паравоз. И от этого паровоза орёл мгновенно катапультируется куда-то за облака, потом обратно падает на землю, говорит: небо… и замолкает. Первый раз в жизни на пять минут замолчал.

Потом он, конечно, клюв открыл. И сразу спросил: а есть ещё? Бобёр говорит: чувак, осторожнее! Со второй хапки тебя реально расплющит. Орёл говорит: пусть плющит! Давай!

Делает ему бобёр ещё одну плюшку, задувает ещё один паровоз, и тут орла таки реально расплющивает. Как цыплёнка табака. Даже клюв расплющило, нижняя половина направо, верхняя налево - но орёл совершает героическое усилие, собирает клюв до кучи, и как только собрал, как только клювом щелкнуть смог, так сразу и спрашивает: а есть ещё?

Бобёр говорит: чувак, ты вобще куда торопишься? Это ж тебе не местная шала, это фирменный королевский непал, тебя с него ещё три дня плющить будет. А с третьей хапки может и разорвать. Орёл говорит: херня, херня! Орлов не разрывает! А ну, давай ещё.

Тогда бобёр говорит: ну, чувак, сам напросился. Делает ещё одну плюшку, задувает ещё один паравоз, и тут орла конкретно разрывает.

В натуре! Перья в воздухе летают, руки-ноги по поляне разметало, кишки на проводах висят. И стоят все звери как хирурги, кровищей заляпанные, но никто ни фига не высаживается, все улыбаются, а некоторые даже громко ржут, аж кашлем заходятся, и никому того орла не жалко. А хули его жалеть, орла такого? Такие орлы нам на хуй не нужны!

Tweet