Да когда же сдохнут, блять, эти старые совки? Старые, вонючие обсосы в трикотажных спортивных "бруках", с авоськами в руках и вечным запахом скверного пива из беззубого рта? И с потёками этого же пива на небритых подбородках? И с бесцветным гноем, сочащимся из подслеповатых глаз и бесформенных ушей в жёстких, седых волосьях? Я могу долго продолжать задавать такие вопросы, а они могут не дохнуть ещё дольше.

    Ёпта, до Нового Года – неделя. Граждане забили на работу и семью, гуляют и веселятся. Даже позорные мусора не винтят граждан в эту неделю, чтобы праздник не омрачить. Даже мокрый снег не шлёпает противно "паибалу на!", а ласково тает на розовых (от хорошего коньяка) щёках добрых граждан. Да гражданам, в общем-то, без разницы, гражданам главное – чтобы эти старые совки с авоськами (ну на недельку, блять!) притырились куда-нибудь нахуй, в свои затхлые комуналки, в свои домики в деревне, блять, в люки теплоцентрали, наконец (там сухо и тепло, чего ж вам, скотам, здесь надо?). 

    Я, как добрый гражданин, у Господа большего и не прошу. Вот зашёл в "Маленький Париж" пару пива выпить и кофе – и не прошу больше ничего. Ан нет. Вот он, сука. Старый, позорный дед. Сразу за мной впёрся в кафе, нелепо озирается, часто моргает, сгоняя старческую слезу. Авоська, треники с пузырями на коленях, - всё при нём. Официантка ему: - Деда, самое дешёвое пиво стоит восемьдесят рублей. Деда, понятно, чуть на жопу не сел. Однако не стушевался, старый мудак, вынул из района мошонки "портмонэ" из дермантина и силумина, порывшись, извлёк – ой, мама! – сложенную в восемь раз -  тыщщу! - Тьфу, бля! – подумала официантка и открыла кран с "баварией".  - Тьфу, бля, пиздец! – подумал я и пересел в угол, подальше от бара.

    Ну даже не смотрел же в его сторону! Блять! Нашёл как-то, сука. Я один посетитель в это утро в кафе, четырнадцать столиков (четырнадцать!!!) свободных, что ж ты ко мне тулишься, патриарх вонючий?
-    Я присяду? – спрашивает.
-    Не присядешь. Здесь – НЕ ПРИСЯДЕШЬ, - отвечаю почти без нервов, вспоминая рождественские фильмы с Лесли Нильсеном и Олегом Меньшиковым, чтобы добрее быть, чтобы не въебать деду в табло невзначай. 
-    Не, хуле, я так, присяду на минутку, - не понимает старпёр.
-    Деда, Христом прошу, уйди от греха, я размышлять буду, а ты при этом нахуй тут не впился, - вроде без хамства и вежливо так всё объяснил овощу этому.
-    Ну извини, я тута тогда, не возражаешь? – сел за соседний столик.
-    Не возражаю, вот и слава Богу, только меня не трожь, лады?
Лады. Сел, сопатку фиолетовую в кружку засунул, засмоктал хоботом, животное. Вот в Москве, допустим, фейс-контроль. А в Новочеркасске почему нету? Ну да ладно, Джо Дассен из хороших динамиков поёт, хургаден в толстостенном бокале почти настоящий, аквариум с непростыми рыбками перед мордой, - сижу, наслаждаюсь.

Вот зачем, спрашивается, покойный Джо Дассен вдруг запел "Si tu t'appelles melancolie"? У деда взыграло ретивое и он вскочил, пытаясь зацепить за жопу официантку (та увернулась). Не беда, старый пустился отплясывать камаринского, помахивая пустой авоськой в двух метрах передо мной, блять. То ещё зрелище.

Наплясался дед. А я насмотрелся. Два часа убить надо было, не покидать же заведение общепита из-за замшелого мудака? Тем паче – за хургаден деньги плочены немалые. Так вот, наплясался дед, кружку свою со стола сгрёб и у стойки сел, официанткам мозг ебать. И они смотрят на меня – типа: вот засада… И я на них смотрю – типа: а не моё дело, сами ему налили – сами парьтесь. Трёт дед девчонкам про молодость свою, лапшу вешает, пургой заметает. Слышу вдруг: - угол сноса более десяти…
-    Ты чего пиздишь, старый, - не сдержался я, старший лейтенант запаса дальней бомбардировочной авиации, - при таком угле ёбнешься сразу, как Ту-154 под Донецком, - говорю.
Это я чтобы перед барными девками выпендриться, хотя они и так себе, хотя и я им тоже так себе, но пиво-то на коньяк, я же тоже человек живой…
-    Ой, сынок, ты тоже летал? – обрадовался старый.
-    Что значит – "тоже"? Ты с кем, крестьянин, ровняешься? – спрашиваю.
Тут дед присел опять за соседний столик (уже за другой, ко мне поближе), и ответил…

Долго расписывать не буду, но оказалось (с предъявлением побитых молью и нафталином документов, извлечённых из того же "портмонэ"), что дед, конечно в Великую Отечественную не летал (молод был). Но в 1947 году вступил в планерный клуб ОСОАВИАХИМ или уже ДОСААФ, хуй проссышь, неважно, города Новочеркасска,  налетал мильён часов между Шахтами и Горной (там восходящих потоков много, оказывается), установил при этом два военных рекорда СССР, один по скороподъёмности, другой - по средней скорости полёта (оба выше официальных гражданско-спортивных), меж рекордами как-то успел жениться и зачать двух сынов. Первый стал лётчиком-штурмовиком, воевал в Афгане, герой СССР (фотография в парадке, со звездой, в обнимку с дедом, - предъявлена). Второй сын в Афгане не воевал, а наоборот, стал лётчиком-испытателем на истребителях типа МиГ и Су, герой России (аналогичная фотография - предъявлена). Сам дедок, как-то сочетая с планеризмом, отпахал всю жизнь на заводе им. Никольского, и был там не последним фрезеровщиком, судя по вытащенному из замшевой тряпочки ордену Трудового Красного Знамени…

Да когда же сдохнут, блять, эти старые совки? Старые, вонючие обсосы в трикотажных спортивных "бруках", с авоськами в руках и вечным запахом скверного пива из беззубого рта?
Пока они живы – каким-то говном себя ощущаешь…

 
    Мочканём!                                                                                    16.12.2009.

Tweet